с нами. — Она помолчала. — Отец был врачом. Мой брат Оррин тоже собирался стать хирургом, но, проучась два года в медицинском колледже, решил пойти в инженеры. Потом, год назад, уехал в Бэй-Сити работать в компании «Кал-Вестерн Эркрафт». Не знаю почему. У него была очень хорошая работа в Уичите. Наверное, ему захотелось пожить в Калифорнии. Этого хочется, почитай, всем. 
— Почти всем, — заметил я. — Раз уж вы носите очки без оправы, то старайтесь говорить правильно.
 Орфамэй хихикнула и, потупясь, провела по столу кончиком пальца.
 — Вы, наверное, имели в виду раскосые очки, те, в которых становишься похожей на азиатку?
 — Угу. Теперь об Оррине. Он приехал в Калифорнию, в Бэй-Сити. Ну и что же?
 Она задумчиво нахмурилась. Принялась изучать мое лицо, словно никак не могла решиться. Потом слова хлынули из нее потоком:
 — Мы думали, что Оррин будет регулярно писать нам. Но за полгода он прислал всего два письма матери и три мне. Последнее из них пришло несколько месяцев назад. Мы с матерью забеспокоились. Поэтому я взяла отпуск и приехала повидать его. До этого он никогда не выезжал из Канзаса.
 Орфамэй умолкла. Потом спросила:
 — Вы не будете делать никаких записей?
 Я хмыкнул.
 — Мне казалось, что детективы всегда записывают полученные ими сведения в маленькие блокноты.
 — Пометки сделаю, — сказал я. — Рассказывайте дальше. Вы взяли отпуск и приехали. Что потом?
 — Я написала Оррину, что приезжаю, но ответа не получила. Тогда я послала ему телеграмму из Солт-Лейк-Сити, но он и на нее не ответил. Так что мне осталось только отправиться туда, где он жил. Путь очень далекий.
 Я ехала автобусом. Это в Бэй-Сити, Айдахо-стрит, четыреста сорок девять.
 Она снова умолкла, потом повторила адрес, и я опять не записал его. Я сидел, глядя на ее очки, прилизанные каштановые волосы и нелепую шляпку, на бесцветные ногти, губы без помады и то и дело высовывающийся изо рта кончик языка.
 — Может, вы не знаете Бэй-Сити, мистер Марлоу?
 — Ха, — ответил я. — О Бэй-Сити я знаю только то, что после каждой поездки туда мне нужно покупать новую голову. Хотите, я сам доскажу вашу историю?
 — Что-о?
 Глаза Орфамэй раскрылись так широко, что сквозь стекла очков казались выпученными, как у выловленной глубоководной рыбы.
 — Он переехал, — сказал я. — Неизвестно куда. И вы опасаетесь, что он ведет греховную жизнь в особняке на крыше небоскреба Ридженси-Тауэрс с кем-то, облаченным в длинное норковое манто и окутанным ароматом терпких духов.
 — О господи, перестаньте!
 — Неужели я выражаюсь грубо?
 — Прошу вас, мистер Марлоу, — сказала, наконец, Орфамэй. — Об Оррине я не думаю ничего подобного. И если б Оррин услышал вас, вы пожалели бы о своих словах. Иногда он бывает очень зловредным. Но с ним явно что-то стряслось. Этот дом с дешевыми меблирашками очень мне не понравился. Управляющий — отвратительный тип. Сказал, что Оррин недели две назад съехал, куда — он не знает и знать не хочет, после чего изъявил желание пропустить хорошую дозу джина. Не представляю, почему Оррин стал жить в таком месте.
 — Вы сказали — дозу джина? — переспросил я.
 Орфамэй покраснела.
 — Это управляющий. Я только передаю его слова.
 — Ладно. Давайте дальше.
 — Потом я позвонила туда, где Оррин работал. В компанию «Кал-Вестерн».
 Мне сказали, что он уволен, как и многие другие, и больше о нем ничего не известно. Тогда я пошла в почтовое отделение и спросила, не оставлял ли Оррин нового адреса. Мне ответили, что они не вправе давать никаких сведений. Я объяснила в чем дело, и тот человек сказал, что, раз я его сестра, он пойдет проверит. Пошел, проверил и сказал, что нового адреса Оррин не оставил. Тут мне стало страшновато. Мало ли что могло случиться.
 — Вам не пришло на ум справиться о нем в полиции?
 — Я не посмела обращаться в полицию. Оррин никогда не простил бы мне. Он даже в лучшие минуты тяжелый человек. Наша семья… — Орфамэй замялась, в глазах ее что-то мелькнуло. — Наша семья не из тех…
 — Послушайте, — устало сказал я. — Я вовсе не думаю, что он украл бумажник. Возможно, его сшибла машина, и он потерял память или же слишком плох и не в состоянии говорить.
 Орфамэй спокойно посмотрела на меня.
 — Случись с ним такое, мы бы узнали. У каждого в кармане есть что-то, по чему можно установить личность.
 — Иногда остаются только пустые карманы.
 — Вы хотите напугать меня, мистер Марлоу?
 — Если и так, то получается это у меня плохо. Так что же, по-вашему, с ним могло случиться?
 Орфамэй поднесла тонкий указательный палец к губам и осторожно коснулась его кончиком языка.
 — Если б я знала, что думать, то, наверное, не пришла бы к вам. Сколько вы запросите, чтобы отыскать его?
 Я ответил не сразу:
 — Имеется в виду, что я должен отыскать его, ничего никому не говоря?
 — Да. Ничего никому не говоря.
 — Угу. Трудно сказать. Я назвал вам свои расценки.
 Она сложила руки на краю стола и крепко стиснула их. Таких бессмысленных жестов, как у нее, мне почти никогда еще не приходилось видеть.
 — Я думаю, раз вы детектив, то сможете найти его сразу же, — сказала она. — Самое большее, что я смогу израсходовать — это двадцать долларов. Мне нужно питаться, платить за номер в отеле, покупать обратный билет на поезд, а в отелях, сами знаете, цены жутко высокие, и питаться в поезде…
 — В каком отеле вы остановились?
 — Я… я не хотела бы говорить этого, если можно.
 — Почему?
 — Не хотела бы, и все. Жутко боюсь вспыльчивости Оррина. И к тому же я всегда могу позвонить вам сама, разве не так?
 — Угу. Ну а чего вы боитесь, кроме вспыльчивости Оррина, мисс Квест?
 Трубка у меня погасла. Я зажег спичку и поднес к чашечке, не сводя глаз с клиентки.
 — А курение не очень скверная привычка? — спросила она.
 — Может быть, — ответил я. — Но за двадцать долларов я не стану от нее отказываться. И не уклоняйтесь от ответов на мои вопросы.
 — Не смейте так разговаривать со мной, — вскипела Орфамэй. — Курение — скверная привычка. Мать никогда не позволяла отцу курить в доме, даже последние два года, после того, как с ним случился удар. Иногда он сидел с пустой трубкой во рту. Матери это очень не нравилось. У нас были большие долги, и мать говорила, что не может давать ему деньги на такую бессмысленную вещь, как табак. Церковь нуждалась в этих деньгах гораздо больше, чем он.
 — Кажется, начинаю понимать, — протянул я. — В такой семье, как ваша, кто-то непременно