пятницы. Он мог быть обаятельным, когда хотел этого, так что вскоре Ханс уже смеялся над его шутками и с удовлетворением наблюдал за тем, как он оживляет вечер. Я старалась не обращать внимания на то, как сильно нервничала, сидя рядом с ним и зная, что не испытываю к нему никакой симпатии, хотя и не могла его винить.
– Ты сегодня очень тихая, Лея. Что-то случилось? – Скарлетт посмотрела на меня тем неподвижным, прямым взглядом, который заставил меня немного понервничать. – Ты не читал статью в том журнале… как он называется, Уильям? – спросила она мужа. – То английское издание, ты дал ему аккредитацию.
– Точно, я поговорю с ними. – Он побарабанил пальцами по столу.
– Мы с Хансом обсуждали это несколько дней назад; это было неоправданно жестоко. Но, говоря о хорошем, мы кое-что придумали. Ханс, расскажи.
Я почувствовала, как рука Акселя коснулась моей под столом, и этот маленький жест успокоил меня в тот напряженный момент, потому что я ненавидела быть в центре внимания, ненавидела еду, бурлившую в моем желудке, и тишину, которая предваряла слова Ханса.
– Мы подумали, что для твоей карьеры было бы интересно переориентировать некоторые вещи.
– Например? – перебил Аксель.
– Ее работы очень разрозненны, – уточнила Скарлетт. – Она хороша и может создать большое произведение, но сейчас рынок требует очень специфического искусства. Чего-то более современного, более смелого. Мы могли бы заключить соглашение на определенную серию работ, включая что-то крупноформатное.
– Серия работ? Мы уезжаем через две недели, – нахмурился Аксель.
– Нет, если подумаешь над моим предложением, – посмотрела на меня Скарлетт.
И как только Аксель понял, что это значит, он вдруг отпустил мою руку. Я все еще не произнесла ни слова, казалось, в горле что-то застряло, и я не находила в себе сил для ответа. Я понимала, что поступила неправильно, что он не должен был узнать о чем-то подобном от кого-то другого. Мне удалось взять себя в руки посреди моря сомнений и чувства вины, захлестнувшего меня.
– Может, поговорим об этом в другой раз? – попросила я.
– Конечно, давайте наслаждаться ужином. – Ханс посмотрел на Акселя. – Что ты думаешь о вишисуазе?
– Вкусно, – резко ответил он, и, думаю, не только я заметила жесткие нотки в его голосе, но остальные гости решили не обращать на это внимания.
Остаток вечера был сплошной чередой любопытных историй, а я молчала, кивая и пытаясь выглядеть воодушевленной. Когда пришло время уходить и мы встали, я отлучилась в туалет, прежде чем забрать свое пальто. Я немного задержалась, чтобы вымыть руки и посмотреть на себя в овальное зеркало, стоившее, должно быть, целое состояние; я размышляла о том, кто эта девушка в отражении, а в голове крутились слова Скарлетт: «Она хороша и может создать большое произведение…» Это был комплимент и одновременно небольшой укол, горько-сладкий.
Я еще не успела попрощаться со всеми, как Аксель уже вошел в лифт. Он придержал дверь и нажал на кнопку первого этажа, даже не взглянув на меня. Я хотела что-то сказать, хотела, чтобы он меня понял, но не знала что: я сама не понимала, о чем думаю.
Мы шли молча. Было холодно.
– Прости, что не сказала раньше, – проговорила я, набравшись смелости. – Но я просто не знала… не нашла подходящего момента…
– «Подходящего момента»? Черт, Лея, мы живем вместе.
Аксель остановился посреди какой-то улицы и приложил руку к шее, нервно фыркнув. Я видела, как он задержал дыхание, перед тем как посмотреть на меня.
– Расскажи сейчас. Расскажи мне, что она сказала.
Я сглотнула и неловко облизнула губы.
– Что мне не нужно уезжать по окончании гранта. Она предложила остаться еще на некоторое время, если я захочу и дальше работать с ними, потому что могла бы прославиться.
– И ты этого хочешь?
Это был последний вопрос, который мне хотелось от него услышать, и в то же время самый необходимый, такой, который был важнее всего и на который я все еще не знала ответа.
– Я не знаю… – прошептала я.
Аксель потер лицо, ошеломленный.
– Ну, сообщи мне, когда узнаешь, потому что, черт возьми, мы должны были быть в этом вместе. И я здесь, Лея, на другом краю света с тобой. Я заслуживаю знать.
Он начал идти, но мои слова остановили его.
– Я не хотела просить тебя жертвовать собой ради меня!
– Ты шутишь? Я не уеду отсюда без тебя.
Моя нижняя губа задрожала, и я обняла его, обняла эти слова и все, что они заключали в себе, надеясь, что Аксель не отшатнется. И он не отшатнулся. Его руки обхватили меня, укрывая от холода, а потом я затихла, почувствовав его губы на своем виске, мягкие и знакомые.
101. Аксель
Пару дней я много курил и думал, и это совсем не помогало от головной боли. Как и нервы. И как бы она ни пыталась притвориться, что это не так, я знал, что ситуация неправильная. Что для Леи ненормально запираться в студии на долгие часы, чтобы писать картины, которые, на мой взгляд, даже не были похожи на ее. Что у нее осталось мало времени на принятие решения. И что меня расстраивало, так это то, что я не понимал ее.
Но я не мог сказать ей, что думаю на самом деле, не хотел спорить и боялся, что подобное вобьет клин между нами. И в каком-то странном смысле я снова был трусом, только уже наоборот: не потому, что хотел отдалить ее от себя, а потому, что не хотел потерять.
Я закурил очередную сигарету как раз в тот момент, когда она вышла из студии. Я наблюдал, как она с отрешенным выражением лица спускается по лестнице, и думал, что должен что-то сделать, что-то изменить.
– Одевайся, пойдем прогуляемся.
– Сейчас? Я устала, – простонала она.
– Пойдем, ты упускаешь город.
Лея сомневалась, но знала, что я прав, так что через десять минут она была готова и мы вместе вышли из квартиры. Уже стемнело. Мы поехали на метро, и вскоре она, похоже, забыла о демонах, которых оставила в студии, и снова улыбалась любой глупости, произнесенной нами, или, слыша, как люди общаются по-французски, пыталась угадать, что же они говорят друг другу.
– Я спрятал тело в морозильной камере в подвале, – сказал я, воспроизводя диалог между мужчиной, который сидел напротив, и женщиной рядом с ним.
– К гороху и индейке? Отлично, ты испортил рождественский ужин, – подхватила Лея, сдерживая смех, в то время как женщина, которую она имитировала, нахмурилась, словно была искренне раздосадована, обнаружив труп рядом с едой.
– Вот дерьмо, это же наша остановка! – Я подскочил и потянул ее за собой, чтобы успеть выбежать как раз перед закрытием дверей.
Мы расслабились, выбравшись на улицу. Эйфелева башня ярко сияла под темным небом, и мы молча приближались к ней, наслаждаясь прогулкой. Остановившись возле маленькой карусели под башней, я наклонился, чтобы медленно поцеловать Лею и заправить тонкий шарф, который она носила вечерами, когда холодало.
Лея уставилась на меня так пристально, что мне стало не по себе.
– Что такое, о чем ты думаешь?
– О том, что, когда я с тобой, все хорошо.
– А когда мы не вместе? – спросил я.
– Тогда я не уверена.
Я глубоко вздохнул, потому что не знал, что ей ответить, но мне это не нравилось: это означало, что что-то не в порядке. Вокруг было мало людей, когда я взял ее за руку и повел на карусель, которая в этот час уже не работала. Лея села на одну из маленьких лошадок и улыбнулась мне так, что у меня перехватило дыхание. Она прижалась щекой к голове животного, и я зарылся пальцами в ее короткие волосы.
– Я хочу, чтобы ты поговорила со мной. Чтобы объяснила, что не так, и я смог бы тебе помочь. Это то, ради чего все это затевалось, Лея, пройти через все вместе…
– Это одна из проблем, – призналась она шепотом.
– Какая? – Я заправил прядь волос ей за ухо.
– То, что у меня много сомнений, я не знаю, что я