Читать интересную книгу Иван Кондарев - Эмилиян Станев

Христакиев поднялся из-за стола.

— Господин Кондарев, вы слышали, что сказал ваш товарищ?

— У меня не было товарища! — отрезал Кондарев.

Христакиев развел руками.

— Он отрицает, что вы были с ним. Сами видите, сударь, — произнес он свойственным ему любезным и сдержанным тоном. — Вы приходите сюда, чтобы установить алиби арестованного, но, поскольку тот отказывается от вашего свидетельства, я вынужден задержать также и вас.

Но прежде позвольте вам заметить, что у меня нет своей полиции. Это полиция болгарского государства, которому вы тоже служили, будучи офицером, насколько я знаю. Пристав, увести его и обыскать!

Пристав, который все это время стоял у дверей и слушал объяснения Корфонозова, шагнул к столу.

— Господин Корфонозов, как вы… что делали вы с этим?..

Но Корфонозов словно не слышал вопроса. Он продолжал стоять посреди комнаты, не отрывая взгляда от Христакиева. Спокойный голос следователя, его холодная любезность и его взгляд убедили Корфонозова, что перед ним совсем не тот человек, каким он его считал. Этот франт позволил себе намекнуть на его офицерскую службу! Вознамерился таскать его по судам и следствиям на потеху местным обывателям! Вот, значит, как все обернулось! Ненависть к классу, от которого он оторвался, вспыхнула в его душе с неожиданной силой.

— Нов чем вы меня обвиняете? — воскликнул он. — Этому государству, милостивый государь, я служил десять лет, защищая его на фронтах. Я сражался не для того, чтобы ваши полицейские стреляли в меня, как в зайца, и пятнали мою честь. Да, ваши полицейские, не мои! Вы не имеете права учить меня гражданскому сознанию, — задыхаясь от гнева, продолжал Корфонозов, и близорукие глаза его заблестели.

Христакиев хладнокровно выдержал его взгляд.

— Вы забываете, где находитесь, — медленно сказал он с презрительной гримасой. — О вашей чести сейчас не может быть и речи. Я обвиняю вас как соучастника этого человека в убийстве доктора Янакиева. А о ваших заслугах перед Болгарией у нас еще будет время поговорить.

Корфонозову захотелось ударить следователя по его красивому лицу, размозжить эту кудрявую голову с шапкой густых волос.

— Вы не имеете права говорить о моих заслугах! Я вам запрещаю! Майор Корфонозов не может быть убийцей! Негодяй! — прошептал он и, резко повернувшись, дернул дверь и зашагал по коридору к лестнице.

Пристав побежал за ним.

— Господин Корфонозов!.. Нельзя так! Господин Корфонозов, вы должны подчиниться закону… — увещевал Пармаков, пытаясь догнать и задержать его. Но длинноногий Корфонозов продолжал быстро шагать к лестнице.

Пристав нерешительно схватил его за руку и загородил дорогу. На его лице было написано страдание.

— Вернитесь, вернитесь, прошу вас… Я сам вас освобожу, пусть только вас допросят, господин капитан, — зашептал он растерянно и пристыженно.

В коридор уже выглядывали полицейские.

— Войдите сюда, ненадолго… Ненадолго, господин капитан… Ах, какая история! Не надо, прошу вас, не надо… Я ведь погорю на этом, погорю, господин капитан! — чуть не плача воскликнул пристав и ударил себя в грудь.

Корфонозов остановился. Мысль, что пристав из-за него может быть уволен, заставила его вернуться и войти в указанную Пармаковым комнату.

— Господин капитан… Как же это так, что вы с ним… с этим, который во время стачки вел толпу и бунтовал? Но раз уж вы говорите, будьте спокойны, все прояснится. И если у вас есть оружие, отдайте его мне, господин капитан, — говорил пристав, подавая Корфонозову стул и не решаясь оставить его одного.

Корфонозов уселся на стул и облокотился на стол. В комнате, видимо, находился архив, пахло старой бумагой и табаком. Здесь царил полумрак, но Корфонозов не замечал этого, как не заметил и того, что пристав выскользнул из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Вся путаница этой ночи казалась ему сном. Левая нога у него дергалась, руки дрожали. Он закурил, осмотрел своими близорукими глазами полки с бумагами, узкое высокое окно, сквозь которое цедился мутный свет, и только теперь понял, что уже рассветает. В душе снова поднялись гнев и тоска, с новой силой вспыхнула обида. «Негодяй, вот негодяй! — повторял он про себя. — И почему я прямо не сказал ему обо всем? Ходили посмотреть на склад из любопытства, я прятал оружие… Какое преступление мы совершили?..» — «Но почему вы стреляли, почему побежали, когда полиция вас окликнула?» — «В этом-то и ошибка. Совершил ее Кондарев. Что он там наболтал? Отрицает, что был со мной, боясь раскрыть тайну? Есть ли смысл скрывать? Все это глупости…»

Постепенно Корфонозов стал успокаиваться. Он слышал, как Кондарева вывели из кабинета. Полицейские проводили его вниз, загремела пролетка. Потом в коридор с громким топотом вошла еще одна группа стражников и послышался голос пристава, который о чем-то их спрашивал.

— Всё там, всё там, в кукурузе! — радостно ответил взволнованный голос, и Корфонозов понял, что вместе с полицейскими, отвозившими раненого Кондарева, откуда — то вернулись и другие.

«Сейчас он будет допрашивать меня. Я ему скажу, где мы были…» — решил Корфонозов, с любопытством рассматривая какой-то непонятный предмет, подвешенный к полке. Только когда вещь блеснула в утреннем свете, Корфонозов увидел, что это просто большие раскрытые ножницы. Дверь открылась. Полицейский заглянул в комнату.

— Вставай! К следователю…

Корфонозов встал и пошел за полицейским.

11

От допроса Кондарева у Христакиева осталось впечатление, что тот даже не пытается доказать свою невиновность.

Кондарев отрицал, что с ним был кто-то еще, отрицал, что он стрелял, и отказывался сообщить, куда и зачем ходил. Утверждал, что вышел из города в девять часов вечера и был в одном из сел, но в каком именно и что там делал — объяснить не пожелал. В его показаниях значилось, что до села было около трех с половиной часов ходьбы, а фактически выходило, что на дорогу туда и обратно у него ушло только пять часов. Эти противоречия и, главное, отказ Кондарева объяснить самые важные пункты, которые он мог бы использовать для своей защиты, заставили Христакиева подумать, что учитель действительно замешан в убийстве врача. Это убеждение в значительной мере усиливалось личным мнением следователя о Кондареве. Согласно этому мнению, составленному по поверхностным впечатлениям и того, что Христакиев знал о его прошлом, Кондарев был из тех молодых людей, которым суждено метаться всю жизнь, не находя нигде пристанища. Война подорвала их моральные силы, революционные идеи помутили разум. Им не хватало духовной основы, своего определенного общественного круга и ясного направления в жизни; зато их сердца распирали злоба, честолюбие. Христакиев видел в таких людях опасность для государства. В его неписаных досье учитель как раз и занимал место типичного интеллигента этой категории. В годы войны Христакиев был членом военно — полевого суда и знал, что Кондарев судился за участие в солдатских волнениях. Знал он также, что в девятнадцатом, во время большой стачки, Кондарев пробился через полицейский кордон с револьвером в руках. Все это позволило ему предположить, что Кондарев замешан в убийстве, если не прямо, то косвенно, с какой-то тайной целью. И до появления Корфонозова убеждение это крепло с каждой минутой. Но когда Корфонозов признался, что был вместе с Кондаревым, Христакиев упрекнул себя за поспешное заключение. Он знал бывшего майора и не мог поверить, что такой человек причастен к убийству врача. Христакиев поспешил закончить допрос и отправил Кондарева в больницу. Рана действительно была очень болезненной, так как пуля разорвала мышцу правой икры. Измученный Кондарев мог потерять сознание, и допрашивать его дальше не было никакого смысла, тем более что теперь все внимание следователя было направлено на бывшего майора. Но именно тут полицейские принесли найденный в кукурузе револьвер, и, сравнив его с гильзами, найденными у ворот доктора, Христакиев увидел, что они одного калибра. Подозрение вновь окрепло и превратилось почти в уверенность.

Он ожидал, что этот надменный человек (такое мнение у него создалось о Корфонозове, еще когда тот вошел в кабинет и заговорил о своей чести) опять ударится в амбицию, будет отрицать, что они с Кондаревым куда-то ходили и тому подобное, но ошибся. Корфонозов вошел мрачный, но без всяких протестов и, не повышая голоса, просто и откровенно рассказал, куда они ходили, описал перестрелку и даже признал, что Кондарев выстрелил дважды, потому что не знал, кто и почему напал на них. На вопрос, почему их так интересует мельница, Корфонозов ответил, что там в конце войны было спрятано оружие и, так как он был одним из тех офицеров, которым доверялись подобные дела, ему захотелось проверить, там ли оно сейчас. Предпринял он эту прогулку из чистого любопытства, а так как идти одному не хотелось, пригласил в товарищи Кондарева.