Или дело в распущенных волосах? Он никогда не видел Леннею простоволосой — только в детстве. А сейчас Елена стояла перед ним, и две густые рассыпчатые волны, два потока в каштаново-шоколадных переливах стекали по хрупким плечами. Было в этом что-то настолько откровенное, вызывающе интимное, что его мужское естество невольно отозвалось.
Взметнув тонкие руки, Елена откинула волосы за спину. На прелестном юном личике со взрослыми глазами мелькнула досада:
— Мешают.
— Но смотрятся чудесно, — ответил Дион с любезной улыбкой.
Буйную роскошь волос сдерживал только венок из васильков, мелких полевых маков и ромашек. Ноздрей Диона коснулась смесь цветочных ароматов, на губах проступил знакомый горьковатый вкус. Льгош! Когда-то маленькая Леннея зачаровала его своими ромашками. Давно следовало понять, что дар в ней не исчез, а лишь уснул на время… И теперь проснулся сам собой? Или это Елена разбудила его?
От комплимента она отмахнулась. Окинула его пытливым взглядом:
— Не мое дело, конечно, но зачем ты надел эту штуку?
Маску она не любила, кажется, больше самого Диона.
Он улыбнулся:
— Не хочу пугать людей. Все-таки свадьба. И невеста — красавица.
Елена не приняла шутливого тона.
— Извини, что говорю в лоб, но у нас твоя маска шокировала бы народ на улице куда больше пиратской повязки и шрамов. Правда, у нас ты бы вставил искусственный глаз и сделал пластическую операцию. Здесь так нельзя?
Хороший вопрос. Дифен вместо глаза? Стоило посоветоваться с Айделем.
— А если красавица-невеста, — добавила Елена, вдруг лукаво блеснув глазами, — счастлива рядом с тобой, несмотря на шрамы, тут не стесняться надо, а гордиться.
Обошла его по дуге и первой покинула комнату, уверенно толкнув дверь.
Пару секунд Дион таращился ей вслед и лишь затем поспешил догнать.
Что она задумала?
Вчера он застал Елену в библиотеке с детьми прислуги. Человек десять ребятишек сидели за огромными столами мореного дуба, Елена читала им книжки с яркими картинками, о чем-то спрашивала, и они отвечали, перекрикивая друг друга, а потом усердно рисовали цветными карандашами на больших белых листах.
Она сказала, что когда-то работала в детской библиотеке и такие занятия ей не в диковинку. И вообще неправильно, что огромное хранилище книг с большим читальным залом простаивает впустую. Потом спохватилась: "Ты не против?" Дион заверил, что нисколько, а сам попытался представить себе мир, где существуют публичные библиотеки для маленьких детей, и юные девы, еще не успевшие родить собственных малышей, играют в сказку с чужими.
Ей надо было занять себя. Чтобы не думать о предстоящей присяге, об истинной силе, которой не может быть у женщины. И о свадьбе, наверное, тоже.
Когда сели в карету, на лице Диона уже была повязка. Елена сразу уставилась в окно. Возможно, ей было неловко. Или грустно. Или страшно? Ей было, чего бояться. Но хотелось верить — не его…
— А почему дома у вас разноцветные? — неожиданно спросила она совсем по-детски.
Дион объяснил, что во времена империи мастеровые люди объединялись в цеха, и у каждого цеха был свой цвет, это позволяло без труда определить, где живет портной, где сапожник, а где пекарь. Цеха давно упразднили, а цеховые цвета остались, только теперь в них красили стены недорогих доходных домов…
Он вспомнил, как позавчера снова заехал в синий дом на улице Шарманщиков.
Мида плакала, съежившись на покрывале с кружевным подзором. От ее слез жгло в груди, и он не понимал, что чувствует: жалость? боль? злость?
— Сколько тебе заплатили?
Мида подняла на него мокрые глаза, яркие, как воды южного моря.
— Она — благородная рэйди! Ей бы все равно ничего не сделали. А мне надо на что-то жить…
Солнце превратило пыль на оконном стекле в золотой налет, за которым не видно улицы. Точно так же за золотыми волосами Миды, за ее ласковой улыбкой и мягкими руками он не видел, какая она на самом деле.
— Сколько тебе нужно? — Дион бросил на стол пачку ассигнаций. — И чтобы через три дня духу твоего не было в Мелье. Или будешь жить с "розовым билетом"!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В тот момент он готов был выполнить свою угрозу: натравить на нее службу нравов. Пусть вместо именной грамоты выдадут документ, положенный блудницам.
Брианне Альмар, избежавшей гнева Лаэрта благодаря заступничеству высоких покровителей, тоже придется уехать. Если она думает, что откупилась, не взяв денег за платье, ее ждет неприятный сюрприз. Но это позже…
Дион рассказывал много, подробно. Об истории, архитектуре, о городских парках, об образовании, общественном укладе, о моде, традициях, магии. Елена задавала вопросы, удивлялась, и Дион ловил себя на том, что следит за ее губами, манящими малиновой спелостью. За тем, как при каждом вздохе чуть приподнимается тугая грудь, как натягивается ткань на изгибе бедра, когда она меняет позу.
Елена поправила венок на голове, откинув за спину очередную непокорную прядь.
— Все время забываю спросить, почему невесты выходят замуж в таком странном виде?
Дион усмехнулся.
— Никогда не задумывался. Но как раз недавно услышал от одного собирателя народных преданий… В старые времена, еще до империи, перед свадьбой невеста должна была разорвать все связи с родительским домом, снять все дифены, тогда они назывались оберегами, расплести косы и выйти к жениху, в чем родилась…
— Голой? — хмыкнула Елена, не смутившись.
— Так утверждал собиратель преданий. А от нескромных взглядов ее защищали распущенные волосы.
Дион взглянул в окно — чтобы не смотреть на волосы Елены, на нее саму. Не дать заподозрить, что мысленно видит ее укрытой одними волосами.
— Позже девушек стали одевать в исподние рубашки, потом рубашки превратились в платья. А венок — просто символ жизненного здоровья и плодовитости.
— Понятно, — в ее голосе слышалась ирония, но густые ресницы дрогнули, опустились, тенью скрыв выражение глаз.
Смешно и горько: впервые он встретил женщину, с которой, кажется, мог бы провести жизнь — и она оказалась пришелицей из чужого мира. Иэнна привела ее сюда, и Иэнна может отнять. Она сама рвется домой. Для нее все происходящее — кошмар, от которого хочется проснуться, а Дион — главный персонаж этого кошмара. Сейчас она терпит его. И замуж идет, потому что нет выбора…
— Ты кого-то оставила дома? Тех, о ком скучаешь?
Елена погрустнела, сжала на коленях руки.
— Родителей. Сестру. Я говорила. Еще есть племянники. Пара подруг.
— А муж? Дети?
Она пожала плечами и снова отвернулась к окну.
— Не сложилось.
Это было неуместно и неправильно, но Дион испытал облегчение.
Над храмом Истины висели тяжелые облака. Город щедро отдавал небу жар, скопившийся в его каменном теле за долгие летние дни. Но не было ветра, чтобы унести нежеланный подарок прочь.
Невесту Дион оставил во дворце — добираться до храма ей предстояло воздухом в компании Лаэрта — и теперь дожидался у главного входа, под стражей тяжелых квадратных колонн. Будто узник перед казнью. Казалось, воздух превратился в вязкий кисель, лицо покрылось испариной, под повязкой щипало.
Внизу, у ступеней плескалась толпа. Еще бы. Не каждый день посаженым отцом на свадьбе выступает сам король.
Вместе с Дионом у каменных стен томились почетные гости. Вельможи из дворца, чиновники из ведомства — никого из тех, кого он хотел бы видеть рядом. Кроме Айделя. Но придворный маг держался за спинами рэйдов.
Дион не мог позволить себе такой роскоши. Его выставили напоказ, как ярмарочного шута — предмет насмешек и пересудов. Оставалось только презрительно кривить губы, глядя поверх голов. Как всегда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Под облаками появился фугат, и Дион перевел дух, остро жалея, что месяц назад просил Лаэрта о сомнительной чести сопроводить Леннею к храму. Тогда еще Леннею.
Доверять королю Елену со всеми ее тайнами, хотя бы на полчаса, было рискованно. "Дело только в тайнах, да, приятель?" Девушка держалась хорошо, но когда у подъезда дворца Дион помогал ей выйти из кареты, вцепилась в предложенную руку так нервно, что у него ком встал в горле.