Армавирская бандитская группировка, — сказал я и закрыл дверь. Замкрул машину.
— Верно. Вот они там, с Титковым сейчас и общаются. И, если они нас увидят, — обеспокоился вдруг Караев, — то Щеглова уже будет не поймать. Все похерится.
— Тогда побеспокойся, товарищ младший лейтенант, чтобы тебя не увидели.
Караев засопел и его большие ноздри раздулись еще сильнее. Потом КГБшник оглянулся. Достал из нагрудного кармана футболки с воротником пачку космоса. Стукнул по донцу коробочки, чтобы высвободить наружу хвостик сигареты.
— Покурим, — предложил он мне.
Раздумывал я недолго. Оглянулся. Вокруг было много народу: шоферы, комбайнеры, члены комиссии, станичники. Чтобы не привлекать внимания, я взял сигарету и сунул за ухо. Караев тоже взял, но положил свою в губы. Вместе мы пошли к посадке. Караев даже попросил у проходящего мимо шофера огня, но спичек у того не оказалось. Мастер конспирации, етить его…
Когда мы вошли в посадку, то потихоньку стали пробираться сквозь заросли. Шли тихо, так, чтобы избежать лишнего шороха подлеска, не шуметь зарослями шиповника и низко склонившимися листьями.
— Вон, смотри, — спрятавшись за большим колючим стволом акации, прошептал мне Караев, — видишь?
Я, присел рядом, выглянул из-за густо утыканного пучками игл основания дерева, устремил свой взгляд туда, куда указал КГБшник, пробился взглядом в прогалины между зеленой листвой.
— Они тут с обеда валандаются, — добавил Караев.
У обочины гравийки стоял старенький ПАЗ-659. Покрашенный каким-то странным грязно-бежевым цветом, он щеголял на своем боку большим рисунком, изображающим свинку, которая обнимала батон колбасы. Над свиньей красной старой красной было написано: «Армавирский мясокомбинат. Автолавка».
Титок, какой-то растерянный или даже напуганный, мялся под открытой пассажирской дверью. Здоровенный мордатый мужик в тельняшке с длинным вислым рукавом что-то ему рассказывал. Естественно, с такой дали услышать их разговор было невозможно.
— Мясуховские, — шепнул Караев.
— Запугивают, — догадался я.
— Ага. Они сейчас ему скажут принести статуэтку немедленно. А раз у вас статуэтка совсем другая, так обман там быстро вскроется. Тогда уже Щеглова будет за жабры не взять. Он уйдет на дно так глубоко, что ищи-свищи потом, за что его притянуть.
— Титку не поздоровится, — сказал я, напряженно наблюдая всю эту картину.
— Ну да. Может и не сразу, потому как свидетельских показаний для такого большого обвинения маловато будет, но, в конце концов, Щеглов всех, кто лишний про валюту знал, попытается достать. И тебя тоже, Игорь. И может быть, через семью.
Подумал я тогда, что Караев прав. Пусть его слова и могли выглядеть как угроза, чтобы мной манипулировать, но в их правдивости отказать КГБшнику было нельзя. Он не врал.
Наконец, здоровяк о чем-то договорился с Титком и хлопнул того по плечу. Титок аж чуть было не согнулся под тяжестью хлопка и такого ихнего договора, но устоял. Покивав, он, пытаясь строит беззаботный вид, пошел к заезду между посадками, чтобы вернуться к машине.
— Обратно топает, — всполошился я, — давай назад.
— Теперь убедился? — Сказал Караев, пока мы торопливо шли обратно. — Глупо было думать, что такая хитрая морда, как Щеглов самолично за статуэткой кинется. Он всячески постарается себя оградить от прямой с вами встречи. Тут нужно как-то иначе подойти.
— Нужно вынудить Щеглова принять сверток лично, — сказал я решительно.
— Знаю. Да вот только как?
— Подумать надо. А пока Титка отговорить. А ежели мясуховские его статут поджидать? Или запугивать? — Остановился я, едва не дойдя края посадки.
— Обязательно станут, — оглянулся Караев, — но милиция его пока что защитит.
— Это пока что, — глянул я на КГБшника волком. — А потом и Титку, и нам от этих мясуховских может быть худо.
— Если Щеглова заграбастаем, то не будет. Без него им себе дороже в такие дела лезть.
Ничего ему не ответив, я зашагал из посадки. Предусмотрительный Караев за мной не пошел, а затерялся где-то между деревьями. Я же и сам погнал не напрямик, а чутка сбоку, чтобы выйти с другой стороны и подступить к Белке не напрямую из посадки, а как бы со стороны полевой кухни.
— Игорь! А я тебя ищу! — Встретил меня возле белки Титок. — Давай мне скорее эту заразу. У нас с Щегловым договор. Нужно быстро отдать ему статуэтку!
— А про милицию ты не забыл? — Нахмурился я.
Титок замялся. Потом побледнел.
— А что милиция? Пускай она свое дело делает, а я свое. Мне только быстрее от всей этой напасти отделаться надобно. А то она у меня тяжким грузом на душе лежит, не дает продохнуть!
— Что тебе эти мужики с автолавки говорили? — Спросил я тут же.
— Какие мужики? — Испугался сразу Титок.
— Это мясуховские, — опередил я, пока он собирался что-то сказать, — Ты с ними за спиной милиции о чем-то договариваешься. Щеглов их к тебе подослал. Ведь правильно? Если ты сейчас им русалку отдашь, то это будет крах. Русалка же, не та. Щеглов быстро догадается и тогда тут же сделается таким аккуратным, что его уже не поймать.
Я глянул на Титка.
Тот скривился от жгучей досады, зажмурил на мгновение глаза. Потом выдохнул, закрыл рот рукою.
— Ну почему ты мне сбежать не дал. А, Игорь?
— Побегом дело не поправить. Что ты им сказал? Пообещал статуэтку принести?
Он ничего так и не ответил, зато торопливо закивал, а потом виновато опустил глаза.
— Плохо. Ну ничего. Пойдем к ним. Я им кое-что сказать хочу.
— Игорь! — Тут же испугался Титок, — да ты что⁈ С ума свихнулся⁈ Да откуда ты вообще про их знаешь⁈
— Машину видел и догадался. Пойдем к ним.
— Там такие хари, что глянешь и страшно становится! Уж я страху натерпелся, пока с ними болтал, а коль ты к ним пойдешь, так они нас с тобой вообще могут и где-нибудь прикопать!
— Прикопать не прикопают, — сказал я, — но, как ни крути, мы с тобой теперь тоже участники всего этого гнусного договора, и у нас тут свои условия тоже должны быть.
Когда мы шли к автолавке, мужики, что дежурили у нее, оживились. Было их тут трое: тот самый боров в тельняшке, да двое молодых парней лет по девятнадцать-двадцать. Один носил майку и вислые спортивные штаны. Другой нацепил на большую свою голову белую кепку,