от других, наоборот, делались сонными и малоподвижными. И вот я на свой страх и риск решил предложить юным экспериментаторам водку, которая приносила наибольшее удовлетворение. При ее производстве я использовал одно газовое сочетание, которое и сам называл «газом счастья». Чтобы обезопасить себя от неожиданных неприятностей, я сам первым попробовал такой водки. И мне действительно было хорошо, даже слишком хорошо. А главное, назавтра никакого похмелья. Я попытался повторить этот эксперимент.
И когда моя водка в новогоднюю ночь, ясное дело, понравилась больше, чем сделанный студентами грубый самогон, я в эйфорическом порыве откровенности (я его тоже приписываю водке) повел студентов показывать свою тайную лабораторию, которую я себе оборудовал в кладовке. Студенты были в шоке. Ну а осведомители или осведомитель, теперь не суть важно, ясное дело, рассказали обо всем своим кураторам или, как я позже узнал, куратору. Куратор (я так и не знаю ни его фамилии, ни его имени) тут же вызвал меня к себе в кабинет. Позвонил мне на работу и сказал, куда и когда я должен прийти. Когда я поднимался по мраморным ступеням, я настраивался на то, что сейчас на меня обрушится море жесткой брани, меня могут арестовать, отстранить от работы, выслать… Но куратор, человек молодой, энергичный, вышел мне навстречу, пожал руку, подставил к своему столу для меня стул. Сам вернулся за свой основательный, покрытый зеленым сукном дубовый стол и, вертя в руках карандаш, проговорил: «Вы хотели бы продолжать опыты по модификации водки, нашего главного стратегического оружия?» Я насторожился, а он продолжил: «Мы предоставим вам отличную лабораторию, опытные цеха и… даже людей для проверки результатов экспериментов». Я онемел от неожиданности. А куратор усмехнулся и добавил: «В Москве, конечно, заниматься всем этим слишком рискованно. Здесь слишком много зарубежных агентов. У вас на факультете они, кстати, тоже есть. И я уверен, что они обязательно выйдут на вас и предложат сотрудничать». После этих слов он так пристально посмотрел на меня, будто рентгеном просветил. Я, конечно, усердно закрутил головой. «Ну, мне тоже кажется, что лучше, чем у нас, вам нигде не будет, – продолжил куратор. – У нас есть неплохой объект в городе Сочи. Там все приспособлено для химических опытов. Мы хотели там проводить эксперименты по разработке новейшего химического оружия, но, как мне кажется, а вы должны это доказать, эксперименты с водкой более перспективны. Химическое оружие в любое время могут запретить. А водку запретить невозможно». Знал бы тогда тот куратор, что придет время – и водка, и даже вина станут под запретом! Но тогда я опешил от открывавшихся передо мною возможностей!
Чтобы не вызывать лишних кривотолков, мы решили, что с работы на кафедре я увольняться не буду. Летом во время каникул поеду в Сочи, организую процесс, за которым потом будет наблюдать кто-либо из моих сотрудников, штат которых органы обещали набрать в разных городах и даже республиках из согласных на переезд наиболее благонадежных молодых химиков. А сам буду бывать в Сочи наездами. Думаю, что такая организация нужна была органам, чтобы я постоянно был под контролем. Как только я дал согласие, мне представили подробный план территории, я составил список необходимого оборудования. У них наверняка были свои специалисты-химики, которые закупали оборудование, а потом тихой сапой наблюдали и за моим каждым шагом.
Когда я впервые прилетел в Сочи, больше всего мне понравились даже не оборудованные так, как можно было только мечтать, лаборатория и цех, а целый подземный город, где можно было спрятаться в случае аварии. Его построили и оборудовали, когда собирались заниматься разработкой химического оружия. Ведь потенциальный враг, несомненно, первым делом бы разбомбил как раз эти лаборатории. Значит, при опасности сотрудники должны были куда-то спрятаться. Я даже оборудовал под землей себе кабинет, о котором никто не знал. Я уходил в лабораторию, а потом незаметно спускался под землю. Здесь меня никто не мог потревожить.
В Москве я общался со студентами, писал кандидатскую, а потом докторскую диссертацию, тема которой была засекречена. Я всю жизнь был невыездным. Но на научных конференциях и симпозиумах выступал с, казалось бы, не очень важными сообщениями и докладами. Только потом я понял, зачем это было нужно. Таким образом органы пытались вычислить тех, кто проявляет повышенный интерес ко мне и к моим засекреченным опытам. Потому что – каким образом, это уже было неважно – информация о том, что именно я провожу какие-то весьма интересные для западных спецслужб эксперименты, просочилась за рубеж. На одной из научных конференций ко мне действительно подошел американский ученый-химик и предложил провести несколько совместных экспериментов. Я не сказал ему ничего определенного. Но он был настойчив. И пригласил меня на конфиденциальную встречу где-то за городом. Я не знал, как мне действовать, даже хотел никуда не ехать. Но тут неожиданно объявился мой куратор, он позвонил мне домой и попросил обязательно съездить на встречу. Я приехал в назначенное место на такси. Заинтересованный во мне ученый уже ждал меня на пустыре. И как только он завел разговор о возможном сотрудничестве с американцами и пообещал мне за это солидное вознаграждение, подкатили ребята из ведомства и, как говорится, взяли с поличным. Тогда я реально ощутил, что нахожусь под колпаком, самым плотным из возможных колпаком органов. И мне из-под него уже никогда не вылезти.
Через некоторое время в Москве бы случайно познакомился с очень милой и доброй девушкой Катей, которая вскоре стала моей женой. Она по образованию была медиком. Но поскольку денег у нас было достаточно, работать она не стала. Тем более что вскоре у нас родился сын. Каждое лето, как только кончались занятия в университете, и зимой, на каникулах, мы все вместе летели в Сочи, где для всей нашей семьи были забронированы места в военном санатории. Жена с сыном отдыхали, а я работал. Жена была даже рада, что у меня не только в Москве, но и в Сочи есть работа. Это гораздо позже я узнал, что жена моя наблюдала за каждым моим шагом. Но это теперь не имеет значения. Я уже давно переселился в Сочи и предпочитаю побольше времени проводить в моем подземном кабинете. Сын мой тоже стал химиком, но мне кажется, у него в жизни иные, далеко идущие планы.
Я верю в судьбу. Этот мой дневник, где подробно зафиксированы все формулы, ход экспериментов и итоги апробации продукта на испытателях, я решил спрятать в сейф. Я