— Не беспокойтесь. Я позаботился о транспорте.
— Транспорт… О чем вы говорите?
— Вот увидите. — Колем засмеялся.
Мы вылезли из машины неподалеку от дома Фреда Уэлберна на пригорке, где луг круто уходил вниз к ручью, а затем поднимался к отдаленному лесу. Было по-прежнему темно, и картина эта возникла только в моей памяти. Какой еще транспорт? — подумал я в полном ошеломлении.
Колем перегнулся через спинку сиденья и поднял ведро с пшеницей. Я растерянно уставился на него.
— Это еще зачем?
— А для лошадей.
— Каких лошадей?
— Я подманю вон тех двух лошадей, и мы поскачем на них в лес.
— Что-о? Об этом уговора не было!
Он безмятежно улыбнулся мне.
— Ну и что? Так ведь много проще. — Он загремел ведром, и у меня отвалилась челюсть: из мрака, гремя копытами по земле, к нам прибежали два могучих шайра.
— Это безумие! — Я смотрел на битюгов в растерянности: наездник я никудышный, а уж без седла да на рабочей лошади!..
— Так нам на этих чудищ и не взобраться! А Фред Уэлберн что скажет?
— Все договорено. Фред разрешает мне брать их, когда я захочу. Ну давайте же! Я вас подсажу.
Я запротестовал, но он вскинул меня на спину одного битюга, взгромоздился на второго, ударил его пятками, испустил веселый вопль, и я еще толком не понял, что происходит, а мы уже неслись вниз по склону.
— Держитесь! Там внизу ручеек!
Мог бы не предупреждать! Я уже вцепился в гриву мертвой хваткой, выпучил глаза от напряжения и приготовился через секунду слететь с широкой гладкой спины в окружающую кромешную тьму. Водную преграду наши кони взяли, точно призовые скакуны, но я каким-то чудом удержался, и мы помчались вверх по противоположному склону.
По-моему, битюги летели карьером, но Колему и этого было мало — он все время подбодрял их громкими криками. Я смутно разглядел, как он пронесся сквозь калитку, и похолодел от ужаса: в такую щель мой коняга никак не протиснется! Я ошибся, но лишь отчасти — мое колено задело столб с такой силой, что я мысленно простился с этой ногой.
Столь же стремительно мы пересекли еще один луг, а затем Колем остановил своего скакуна и спешился.
— Чудесно прокатились! — произнес он с восторженным вздохом, но тут я, постанывая, сполз на траву. — Вы прихрамываете? Что с вами?
— Ударился коленом о столб калитки, — пробурчал я угрюмо, с трудом ковыляя и потирая коленную чашечку.
— Очень неприятно. Зато мы избежали длиннющей пешей прогулки. Лес-то вот он!
Мы перебрались через изгородь, и Колем долго вел меня между черными стволами, пока мы не вышли на прогалину в самом сердце леса к его укрытию. Чуть развиднелось, и я разглядел искусное сооружение из лапника и травы.
— Забирайтесь! — шепнул мой коллега в величайшем возбуждении. Глаза у него были широко раскрыты, на губах блуждала улыбка.
Ждать нам пришлось недолго. Едва за ветвями забрезжила заря, как послышался шорох, что-то задвигалось между деревьями, и на прогалину чередой вышли олени. Да, в течение многих лет я не видел в этом лесу ни единого оленя, а теперь они были прямо передо мной — и не один, не два, а много: кроткие самки и величественные в венце рогов самцы бродили по прогалине, пощипывая траву. Зрелище это было исполнено такой неописуемой красоты и умиротворения, что я чувствовал себя избранником судьбы и любовался им, забыв недавние невзгоды. Вблизи находилась барсучья нора, и Колем торжествующе дернул меня за рукав, когда его любимые звери вышли на прогалину поиграть со своими отпрысками.
А потом мы возвращались в душистом безмолвии леса по мягкому ковру сосновых игл, и Колем рассказывал и об оленях, и о других диких обитателях леса, и о растениях и цветах, которые можно найти только в таких потаенных уголках. Казалось, он знает о них все, и я осознал всю глубину интереса, украшавшего его жизнь. У него в руках был ключ к волшебному миру.
Когда мы вышли на луг, из-за холма выплыло солнце, и, оглянувшись, я увидел среди темных древесных стволов голубые озерца колокольчиков, а там, где первые лучи пробивались сквозь ветки драгоценными камнями пестрели ветреницы и первоцветы.
К тому времени, когда мы въехали на холм — неторопливо и осторожно по моей настойчивой просьбе — и я дохромал до машины, колено у меня окостенело, и, забираясь на сиденье, я болезненно охнул.
— Да, не повезло вам с коленом, — сочувственно улыбнулся Колем. Внезапно выражение его лица изменилось. — Ну да ничего! У меня для вас есть сюрприз.
Я почувствовал, что глаза у меня сощурились в щелочки.
— Какой еще сюрприз?
Он ухмыльнулся до ушей.
— Приглашаю вас поужинать со мной.
— Поужинать? Где?
— У меня. Я знаю, Хелен сегодня идет на собрание и обещала приготовить вам что-нибудь. Ну так я договорился с ней. Я вас угощаю. Будет жареная утка.
— Утка! А кто ее приготовит?
— Я. Ощиплю и зажарю вот этими лилейными ручками.
Голова у меня слегка пошла кругом. Я знал, что он держит в дальнем углу сада уток. (Зигфрид косо поглядывал на эту деятельность как на расширение «зверинца».) Но такое приглашение от человека, который едой не интересуется и, судя по всему, ест что попало и когда попало? Тем не менее, если ему хочется оказать мне любезность…
— Что же, Колем… Вы очень добры… Так в котором часу?
— Ровно в восемь.
В назначенное время я поднялся по лестнице в тесную квартирку и был принят с распростертыми объятиями. Колем усадил меня за стол перед полной рюмкой, а сам отправился на кухню. Я оглядел маленькую комнату. Она осталась точно такой же, как была в тот день, когда он впервые переступил ее порог. Предыдущие обитатели квартирки что-то меняли, что-то добавляли в соответствии со своими вкусами, но Колема ковры, занавески и мебель нисколько не интересовали. На столе не было ничего, кроме двух комплектов ножей и вилок, а также солонки и перечницы. Он скоро вернулся и хлопнул на стол две тарелки, а из кухни заструился дивный аромат, едва он открыл дверцу духовки.
— Ну вот, Джим! — торжествующе вскричал Колем, внося жаровню с двумя утками. Он подцепил вилкой одну и плюхнул ее на мою тарелку, затем положил вторую себе.
Я ждал, что он принесет овощи и другой гарнир, но Колем опустился на свой стул и помахал мне вилкой.
— Наваливайтесь, Джим. Надеюсь, вам понравится.
Я посмотрел на свою тарелку. Парадный ужин по Колему — по утке на нос, и все. Он уже уписывал свою за обе щеки, и я попробовал мою, но тут же столкнулся с некоторыми трудностями: мой коллега удалил далеко не все перья, и Мне пришлось немало повозиться с обуглившимися стержнями.