запрета работорговли в Мексику в 1817 году туда было вывезено не более 20 тыс. африканцев. Коренное население после 1750 года медленно восстанавливалось после различных демографических неудач. По данным переписи 1793 года, негры составляли не более 0,2% от общей численности населения. Второй по численности группой, составлявшей 1,5%, были 70 тыс. испанцев европейского происхождения (peninsulares). Большую часть мексиканского населения составляли автохтонные индиос (52%), за которыми следовали криоллос (то есть лица испанского происхождения, родившиеся в Мексике). В 1800 году Мексика представляла собой отрезанное от межконтинентальных миграционных потоков общество, восстановление населения которого происходило за счет собственных биологических ресурсов.
Четвертая модель сложилась в британском и французском Карибском бассейне. На большинстве островов Вест-Индии коренное население было уничтожено во время первой волны европейских вторжений. В XVII веке на этой tabula rasa динамика раннекапиталистического производства для мирового рынка привела к появлению новых типов обществ, полностью состоящих из пришлых некоренных жителей. Эти иммигрантские общества, полностью лишенные местных традиций, могли выполнять свою миссию по производству плантационного сахара только за счет бесперебойного снабжения рабами из Африки; плантационная система потребляла людей с ошеломляющей скоростью. Эти общества так и не смогли перейти к самовоспроизводству негритянского населения, которое в южных штатах США преодолело необходимость постоянного притока новых рабов из-за рубежа. Доля европейцев в населении стагнировала после волны английских, французских и голландских поселений в начале XVII века. Хотя впоследствии из Европы переселялись не плантаторы высшего класса, а рабочие-специалисты и смотрители плантаций, белые оставались незначительным меньшинством на протяжении всего XVIII века; чернокожие рабы составляли 70-90% населения сахарных островов, таких как Сен-Доминго или британские владения Ямайка и Барбадос.
В Карибском бассейне рабу было гораздо труднее купить свободу или добиться освобождения, чем в Бразилии, поэтому промежуточный класс "свободных цветных" оставался сравнительно немногочисленным вплоть до отмены рабства. В Бразилии в 1800 г. юридически свободными были примерно две трети населения, в то время как в США свободные мужчины и женщины всегда составляли большинство. Это отличало обе страны от сахарных островов Карибского бассейна (хотя, конечно, в Бразилии большинство свободных людей были черными или "смешанными", а в США - белыми).
Еще одна особенность делает особый путь Карибского бассейна еще более очевидным. Рабовладельческий строй в Карибском бассейне был уничтожен раньше, чем в Бразилии или США: частично в результате революции рабов (Сен-Домингю/Гаити, 1791-1804), частично под воздействием законодательства стран-метрополий (Великобритания, 1833; Франция, 1848; Нидерланды, 1863). В свой собственный постэмансипационный "девятнадцатый век" эти общества вступили только с отменой рабства. Свободная иммиграция после прекращения работорговли играла лишь незначительную роль, а в период революции и эмансипации многочисленные белые покинули регион. Только Куба продолжала привлекать желающих поучаствовать в сахарном буме: в период с 1830 по 1880 гг. сюда прибыло 300 тыс. новых поселенцев, в основном из Испании. В других странах белые были нежелательны (Гаити) или не видели перспектив в стагнирующей островной экономике. В целом прирост населения в Карибском бассейне в период с 1770 по 1870 год был незначительным, в то время как демографический состав населения претерпел радикальные изменения. Если в конце XVIII века тон в карибских обществах задавали иммигранты первого поколения, то к 1870 году преобладало коренное население.
Трансатлантическая работорговля соединила эпоху раннего Нового времени и XIX век. Ее пик пришелся на десятилетия около 1800 г., что позволило институту рабства пережить отмену торговли на несколько десятилетий. Формирование иммигрантских обществ в Западном полушарии вступило в новую фазу во второй половине XIX века, когда вынужденная миграция через Атлантику играла гораздо меньшую роль, чем раньше. Однако посетителю Вест-Индии, Бразилии или США не требовалось много времени, чтобы понять, что Америка XIX века - это еще и кусочек Африки.
4. Исправительная колония и ссылка
Сибирь-Австралия-Новая Каледония
Какие новые элементы в истории миграции наблюдаются в XIX веке? Оставим пока в стороне открытие новых границ, которое будет рассмотрено в Главе 7, а также миграцию внутри отдельных стран, о которой трудно сказать что-то общее. Новым популярным институтом стала каторга, где преступники и политические противники подвергались изоляции, лишениям и суровым климатическим условиям. Сибирь использовалась в качестве каторжной колонии с 1648 года, а при Петре I - и как место содержания военнопленных. Все большее число проступков стало караться ссылкой. В Сибирь отправляли непокорных крепостных (до 1857 г.), проституток, чужаков, доставлявших хлопоты жителям, бродяг (в XIX в. иногда составлявших большинство высланных), а после 1800 г. - евреев, не плативших налоги три года подряд. В XVIII веке широкое распространение получили принудительные каторжные работы (каторга) на государственных стройках. Только после неудачного восстания декабристов в 1825 г. Северная Азия стала массово использоваться в качестве места политической ссылки. Одна волна антицаристских радикалов вслед за другой уходила в сибирские пустоши. В 1880 г. там еще оставалось много тех, кто был сослан туда после польского восстания 1863 г.; вскоре к ним присоединились первые марксисты и анархисты. Немногие находили там такие приятные условия, как известный анархист Михаил Бакунин, родственник губернатора, которому в какой-то мере разрешалось участвовать в общественной жизни местной верхушки. Многие другие были вынуждены выполнять каторжные работы на угольных или золотых приисках. Как правило, ссыльные не сидели за решеткой и принимали некоторое участие в жизни общества, а некоторые даже обзаводились семьей.
В последние три десятилетия XIX века российские суды ежегодно приговаривали к высылке в среднем от 3 300 до 3 500 человек. В январе 1898 года по официальной статистике в Сибири находилось 298 600 депортированных, а с учетом членов семей - около 400 000 человек, или почти 7% всего населения Сибири. Незадолго до 1900 г. количество ссылок в Сибирь стало постепенно снижаться, но после революции 1905 г. вновь возросло. Ссылка в Сибирь неоднократно осуждалась в Западной Европе как признак "варварской" природы царской империи. С другой стороны, статистическое сравнение показывает, что в конце XIX века, если брать общий показатель, в Российской империи смертная казнь в соотношении с общей численностью населения приводилась в исполнение реже, чем в США (где она применялась в десять раз чаще), Пруссии, Англии или Франции. Даже смертность среди заключенных была ниже уровня тропических колоний Французской республики. В XIX веке сибирская система была задумана как "тюрьма без крыши" для политических оппонентов и маргинальных социальных групп и в то же время как источник рабочей силы для гигантских государственных проектов колонизации и "цивилизации" региона. Это была программа колониального развития, имевшая гораздо больше общего с колониальной системой "корвеев", чем с пионерским продвижением на американский Запад, движимым в