делают ее крайним случаем. В "логику колониализма" не входило убийство колониальных подданных. Их можно было использовать и использовали в качестве рабочей силы.
Демографический переход
Имеют ли тенденции изменения численности населения единую закономерность, которая в конечном итоге проявляется повсеместно в мире? Демографическая наука предлагает теоретическую модель «демографического перехода» - то есть трансформационного процесса, ведущего от "досовременной" к "современной" системе репродуктивного поведения. Исходной точкой является ситуация высокой и тесно связанной рождаемости и смертности: рождается много людей, а умирает большинство из них рано. В ситуации "посттрансформационного" равновесия коэффициенты рождаемости и смертности также близки друг к другу, но ниже, чем раньше, а продолжительность жизни высока. В модели постулируется многофазный переход между начальным и конечным равновесиями. Коэффициенты рождаемости и смертности движутся в противоположных направлениях. Сначала снижается смертность без немедленного соответствующего изменения рождаемости; рождается больше людей, но и живут они дольше. Происходит быстрый рост численности населения. Эта модель взята не на пустом месте: она основана на наблюдениях за Англией, Австралией, скандинавскими странами и опробована на других примерах. Исторически это означает, что ряд национальных обществ в разные периоды времени осознавали, что семьи становятся больше, детей умирает меньше, а экзистенциальные горизонты удлиняются по мере увеличения продолжительности жизни. В принципе, эти явления должны были быть схожими, но в каждом конкретном случае их причины связывались воедино по-разному. Рождаемость и смертность не совпадают механически, факторы, их определяющие, в той или иной степени независимы друг от друга.
В частности, процесс трансформации, начавшийся с уменьшения смертности, продолжался разное время: в Англии - 200 лет (1740-1940 гг.), в Дании - 160 лет (1780-1940 гг.), в Нидерландах - 90 лет (1850-1940 гг.), в Германии - 70 лет (1870-1940 гг.), в Японии - 40 лет (1920-60 гг.). Таким образом, только в некоторых европейских странах и заморских неоевропах этот процесс начался до 1900 года. В США он начался в 1790 году и продолжался до конца "длинного" демографического XIX века. Но особенностью США было то, что рождаемость в этот период постоянно снижалась, даже до снижения смертности. Таким образом, американская модель схожа с европейской моделью Франции. В глобальном масштабе "викторианский" XIX век либо еще имел досовременную демографическую структуру, либо был вовлечен в процесс демографического перехода. Если мы поищем поворотный момент, когда рождаемость приспособилась к снижению смертности, то найдем неожиданное подтверждение эпохального сдвига в fin de siècle. За исключением Франции, этот переломный момент проявляется в статистике только в 1870-х годах или после них. К кануну Первой мировой войны большинство европейских обществ адаптировалось к идее индивидуального планирования семьи. Причины этого сложны и противоречивы. Достаточно сказать, что этот процесс был фундаментальным в истории человеческого опыта: «переход от беспорядка к порядку и от расточительства к экономии».
3. Наследие миграций раннего Нового времени: Креолы и рабы
Нам нравится думать о населении, даже обществе, как о чем-то укорененном в почве, о чем-то стационарном, четко очерченном, что можно показать на карте. На первый взгляд, это особенно хорошо применимо к XIX веку, в котором управление стало территориальным, а люди укоренились в почве с помощью технологической инфраструктуры. Прокладывались железнодорожные пути, пробивались шахты на неслыханную глубину. В то же время это была эпоха повышенной мобильности. Одной из характерных форм такой мобильности была дальняя миграция - окончательное или длительное изменение места своего существования на большие расстояния в другую социальную среду. Ее следует отличать от пограничной миграции, когда пионеры становятся во главе похода на дикую, неизведанную территорию. В XIX веке миграция на большие расстояния охватила большую часть Европы и ряд стран Азии, она повсеместно стала фактором, определяющим жизнь общества. Движущей силой ее были потребности в рабочей силе растущей капиталистической мировой экономики. Миграция затронула многие профессии, многие социальные слои, как мужчин, так и женщин. В ней сочетались материальные и нематериальные мотивы. Ни одна страна отправления и ни одна страна назначения не оставались неизменными.
В XIX веке историки, особенно европейские, увлеклись изучением роли миграции в возникновении наций. Частым источником вдохновения служила история троянского героя Энея, который после долгой одиссеи обосновался в Италии. Германские племена в эпоху великих переселений, дорийцы в древней Греции, норманны в Англии после 1066 года - все они заняли почетное место в новоиспеченных национальных историях. Азиатские народы также развивали представления о своем прошлом и представляли себе приход своих предшественников, в основном с севера. Оседлые общества XIX века уверяли себя в своем мобильном происхождении, а новые общества, такие как Австралия, возникали на основе мобильности то там, то здесь. Иммиграционное общество", о котором так часто говорят сегодня, на самом деле было одной из величайших инноваций XIX века, краеугольным камнем которой стала мобильность. Миграция имеет три тесно связанных между собой аспекта: исход и создание нового сообщества (мотив "Мэйфлауэра"), выживание за счет дальнейшего притока иммигрантов и экспансивное освоение новых пространств. Миграции XIX века представляют собой три различных временных пласта. Они могли быть продолжением завершенных процессов раннего Нового времени, могли опираться на движения, уходящие в прошлое, например, насильственное перемещение рабов, или же включать в себя поток сил, появившихся в самом XIX веке в связи с транспортной революцией и созданием капиталистических возможностей для трудоустройства. Эти потоки не всегда следуют политической хронологии: 1914 год стал для многих из них ключевым поворотным пунктом, но еще более решающим стала Великая депрессия, начавшаяся в 1929 году.
Ранние современные корни европейской эмиграции
Зарубежная эмиграция уже была характерной чертой Европы раннего Нового времени. В то время, когда правители Китая и Японии сделали практически невозможным выезд своих подданных за границу, европейцы разъезжались по всему миру. Англия и Нидерланды были двумя европейскими странами, которые отправляли за границу наибольшую часть своего населения: первая - в подавляющем большинстве в Новый Свет, вторая - в Азию. Испания занимала третье место, а эмиграция из Франции, самой густонаселенной страны к западу от царской империи, вообще не была отмечена. Многие эмигранты впоследствии вернулись, и их опыт обогатил социальную и культурную жизнь в родной стране. Из 973 тыс. человек (половина из них - немцы или скандинавы), отправившихся в Азию в период с 1602 по 1795 гг. на службу в голландскую Ост-Индскую компанию, более трети вернулись в Европу. Не все оставшиеся на родине дожили до создания семьи.
На самом деле в тропиках не было самовоспроизводящихся основных европейских поселений. 750 тыс. испанцев, оставшихся в Новом Свете, в основном селились в нетропических высокогорных районах, где они не подвергались серьезной угрозе здоровью.