Читать интересную книгу Буря (сборник) - протоиерей Владимир Чугунов

Разумеется, нас наградили дружными аплодисментами. И так приветствовали всех.

Затем сдвинули столы, принесли пива, и, что называется, хорошо посидели. При наличии водки посидели бы ещё лучше, но мешать дорогую китайскую водку (10 юаней стограммовый пузырёк, имеющий ум да умножит) с дешёвым пивом (5 юаней литр), почему-то никому, даже самым выпивучим, не захотелось. А таковые, разумеется, тут же объявились – два рановато постаревших Вити, один из Хабаровска, другой из Иркутска, и флегматичный Вася лет сорока из Благовещенска. Скажу сразу, приходилось мне видеть любителей пива, но чтобы без сушёной рыбы, чего в Китае тоже не имелось в наличии, вообще без всякой закуски его можно было столько выпить, ещё не встречал. И это притом, что в отличие от наших широт, как я вчера уже успел заметить, китайское пиво выходило в основном потом. И потели два Вити и один Вася весьма ощутимо даже для самого слабо развитого обоняния. Понятно, что не только пили, но и пели, и говорили слова. Говорили, например, о том что, несмотря на подъёмные, китайцы, будучи теплолюбивым народом, не хотят селиться в северных городах, образовавшихся совсем недавно на наших границах; что многие наши пенсионеры, сдав квартиру, предпочитают жить в приграничном с Владивостоком городе, который буквально за десять лет превратился в мегаполис с десятимиллионным населением, поскольку аренда квартиры (а в Китае всё жильё принадлежит государству и продаётся только в аренду на пятьдесят лет), цены на тряпки и продукты питания намного ниже наших. И при всём, в отличие от вечного бардака России – железный порядок. Не сказать, чтобы в Китае все были такими уж законопослушными, но железный порядок тем и хорош, что в любую минуту может показать зубы. И хотя, как уверяла Эля, в Китае все взяточники (у нас, кстати, то, что она имела ввиду, называют калымом), только в Китае всенародно показательно расстреливали крупных коррупционеров, как из верхних, так и из низших эшелонов власти.

– Расстреливают только тех, у кого не хватает денег откупиться, – пояснил кто-то, на что хабаровский Вася возразил:

– И что? У нас, кроме стрелочников, вообще никого никогда не судят, хотя только и разговоров, что о борьбе с коррупцией.

И тут опять началось.

– Это о каких стрелочниках вы упомянули? Не об учителях ли, которые нашим замордованным фурсенками детям помогают сдавать ЕГЭ?

– Что верно, то верно: я вон институт с красным дипломом окончила, а чуть голову не сломала над вопросами этого ЕГЭ.

– У многих детей (и писали, и по телевизору показывали), даже нервные срывы на экзаменах и после экзаменов были!

– Тоже мне, аттестация знаний – угадал, не угадал! Прямо какая-то карточная игра получается.

– И я, убейте меня, не понимаю, чем это лучше живого общения ученика с экзаменующим учителем, который состояние каждого отдельно взятого ребёнка прекрасно понимает и видит.

– А мне дочь рассказывала, что некоторые из неучей из их класса методом тыка получили высокие баллы, а потом, поступив в вузы, не смогли учиться.

– Если бы только детей! И бизнес, и всё производство налогами задушили!

– А квартплаты! А коммунальные услуги!

– Да вообще цены на всё!

И остановить это было уже невозможно даже критически настроенной к разговорам о политике Ирине. А потому, ещё немного посидев, она поднялась и ушла, а следом за ней и больше половины группы. И вскоре за двумя столиками в довольно тесной компании остались только любители пива, мы с дочерью да струнный квартет. После своего выступления, пока представлялись другие, они успели отнести инструменты и переодеться в лёгкие платья. Несмотря на поздний час, было очень жарко – градусов тридцать пять, не меньше. В минуты застольного затишья я напряжённо прислушивался, не застрекочет ли хотя бы один кузнечик, как это бывает в тёплые летние ночи у нас, даже оглохнуть можно, – нет, ни один не подал голоса. И вывод напрашивался только один – съели. Или, может быть, они высохли от жары. Не говорю уж о пении птиц. Ни утром, ни вечером – ни одного звука. Отсутствие птиц могло быть объяснено ещё и борьбою за сохранение урожаев, на что я обратил внимание во время перелистывания телевизионных программ, а именно – на широкую рекламу ядохимикатов. Поэтому впечатления, что сидим среди на природе, не было. Под душным пологом от мух и комаров – да, но никак не на улице, и уж тем более не на свежем воздухе.

И, тем не менее, мы упорно сидели. Любителей пива понятно, что заставляло сидеть, а что держало остальных? Что заставляло томиться в этой парилке меня, я уже объяснил выше, то же самое можно было сказать про Свету. Дочь могла сидеть не только за компанию, но и как бдительный часовой – после горького опыта замужества кое-что в жизни она понимала. А что заставляло сидеть трёх остальных? Положим, чтобы поддержать компанию. Но не до такого же позднего часа? Вывод напрашивается один – увлекательное кино про любовь, которое не только можно было бесплатно смотреть, но ещё и принять в нём участие. Я давно уже заметил, что женщины очень чутки ко всякому даже самому малейшему проявлению чужой симпатии, и не могу сказать, из каких побуждений всячески стараются развитию очередного сюжета всячески способствовать.

И когда тёзки, наконец, допив остатки пива, ушли, следом за ними поднялись и Валя с Ксенией. Стало быть, остались мы впятером. Давно уже погасили свет, и, практически, не о чем было разговаривать, но мы всё равно сидели. Таня, несмотря на обильное потение, рядом с Васей, дочь рядом со мной, и напротив меня Света, с которой мы уже не просто обменивались взглядами, а довольно часто прямо и подолгу смотрели друг другу в глаза. Сердце во мне уже не раз и замирало («Неужели?» – как бы вопрошал мой взгляд, и её тотчас же отвечал: «Да, очень»), и сладостно томилось в ожидании развития дальнейшего сюжета, картину которого я уже не только себе представлял, но и развивал. Например, где бы мы могли уединиться. А могли бы и в совершенно тёмном холле, у пальм, и на кожаном диване в проходе, ведущем к боковой лестнице, спускавшейся к сцене у живописных скал, и в креслах за журнальным столиком в тупике длинного коридора, даже на улице, и только не в отдельном номере, которого просто не было. А если бы он был? О-о, тут воображению моему просто не было удержу, пока, наконец, я не осадил себя, правда, не до совершенного сожжения увлекательной рукописи, а допуская всё же из чистого, так сказать, любопытства развитие фабулы до «дружеских» рукопожатий и даже до одного, разумеется, самого «мирного» поцелуя.

До каких пор это могло продолжаться, не знаю, но в самый волнительный момент дочь вдруг неожиданно поднялась и совершенно естественно, по-будничному сказала: «Ну что, пойдём?»

И мне уже ничего не оставалось, как с такою же естественной непринуждённостью поддакнуть:

– Да-да, конечно.

И тут же поймать полный сожаления, немного удивлённый взгляд: «Как, ты уже уходишь? Жаль».

– До завтра.

Нам молча кивнули.

Стоит ли говорить, с какою неохотой тащился я следом за дочерью, с каким сожалением, проходя мимо, глянул на погружённый во тьму холл, а затем на кожаный диван в тёмном проходе? В коридорах, как и в вестибюле, горел тусклый дежурный свет.

Само собой мы по очереди приняли душ, просушили феном волосы. И когда в очередной раз взвыло китайское чудище, я сказал с плохо скрываемой досадой:

– Лучше бы я ещё посидел, чем это слушать.

– Думаешь, они ещё сидят?

И я подумал, в самом деле, чего им втроём сидеть. Во всяком случае, Света, как третий лишний, уж всяко должна была удалиться. Или всё же сходить? А вдруг она ещё сидит? И, скорее всего, сидит и ждёт. А если – нет? Ну хорошо, вот я сейчас туда приду, а её, допустим, нет, и что я должен буду сделать? Сразу же извиниться и, выдав себя с головой, уйти? Или для реабилитации, посидев с полчасика за компанию, под благовидным предлогом (спать, мол, что-то захотелось) удалиться?

И я то гневался на китайского соловья («соловьи, соловьи, не тревожьте солдат, пусть солдаты немножко поспят»), то безуспешно гонялся за ушедшим поездом.

10

Вокруг центра Москвы четыре транспортных кольца, вокруг Пекина шесть, хотя эта «старая столица», как её в Китае называют, самая малонаселённая по сравнению, например, с Шанхаем, нынешней столицей, или другими крупными городами, а по-китайски центрами провинций. Действительно, по сравнению с Москвой, Пекин не очень крупный город – всего каких-то восемнадцать миллионов жителей, но по сравнению с пятимиллионным Питером это всё-таки громадина, которая, судя по торчащим тут и там стрелам кранов, продолжала интенсивно развиваться. Поэтому даже при отсутствии светофоров и железном порядке добраться с окраины до центра города было не так-то просто. Ровно с девяти утра мы ехали. И всё ехали и ехали, а дома, закрывая небо, по обе стороны дороги всё росли и росли. Ехали на комфортабельном туристическом автобусе с постоянно работающим кондиционером. И, как я успел заметить, исключительно все городские автобусы были оборудованы кондиционерами. По круговым развязкам виадуков, навстречу, над нами, под нами и параллельно текли нескончаемые потоки машин. Словно в насмешку нам дали гида, ни слова не говорящего по-русски, и если бы ни Эля, сами представляете, что бы это получилась за экскурсия. Переводя китайскую тарабарщину своего соотечественника, Эля сопровождала её своими комментариями, заметив, между прочим, что на площадь Тяньаньмэнь теперь просто так не попадёшь, а только через специализированную проходную, потому что, цитирую, «круппа фанатикаф атнашты аплила сипя пинсинам и паташкла. Талой прафительстфа. Хатим сфапота». «А почему нигде не писали?» – «Эта китайская тайна». И весь автобус взорвался смехом. Проехали мимо старинного протестантского храма, как сказала Эля, не действующего, но содержимого в прекрасном виде. Вообще все без исключения здания содержались в наилучшем виде. Не исключаю, что, как и в Москве, где-нибудь в глубине, были и трущобы, но мы их пока не видели. Улицы меж; тем становились всё уже, пробираться приходилось всё медленнее, часто останавливаясь, и тогда деревья со зрелыми плодами грецких орехов оказывались на расстоянии вытянутой руки. Кто-то заметил, что они у них тут по три раза в год плодоносят. Думаю, так же и всё остальное, иначе им нельзя.