Читать интересную книгу Чистый огонь - Вадим Арчер

Странно. Он предполагал, что она укажет на юго-запад, где прямо за болотами размещался дарнарский городок Рубукн, небольшой, но отмеченный на карте. Вероятно, на юго-востоке было мелкое поселение, но Эрвина устраивало и оно: там наверняка можно было купить необходимые в дороге вещи. Сейчас у него не было ни еды, ни дорожных вещей и теплой одежды – только котомка, в которой он носил кое-какие часто используемые снадобья и лекарские принадлежности, купленные в Кейтангуре. Даже обе книги по магии с дарственными надписями самого ректора остались в шкафу на квартире.

Эрвин полез в котомку, чтобы посмотреть, что еще он взял с собой прошлым утром. Она была сшита из плотной кожи, поэтому ее содержимое осталось сухим. Деньги – он не оставлял их на квартире, а носил с собой. Два магических камешка, взятых еще из академии, – приложенные к змеиному укусу, они вытягивали яд. Сладкая тянучка, купленная накануне. Он разломил ее и протянул половину Дике. Та не отказалась – она предпочитала мясную пищу, но ела также и фрукты, и сладости. Лягушачий рот зачавкал тянучкой, Эрвин последовал его примеру, продолжая копаться в сумке. Он нашарил там узелок с порчами и извлек наружу. Лучше всего было обезвредить их прямо сейчас. Эрвин развязал платок и раздвинул прутиком разноцветные пучки волос, облепленные в месте связки смертоносным снадобьем. Света уже хватало, чтобы разглядеть их оттенок, – вот эти, светло-русые с золотистым отливом, были волосами Мирты. Рядом с ними лежали черные и каштановые пучки, был даже один рыжий.

Для обезвреживания нужно было проварить их в кипятке, но у Эрвина не имелось подходящей посудины. Он побродил по берегу и нашел участок с намытой глиной. Взяв пригоршню глины, он слепил миску и поставил на костер сушиться. Когда она затвердела, Эрвин двумя палочками вытащил ее из огня и закрепил заклинанием прочности. Кривобокая посудина из почерневшей глины после обработки заклинанием стала пригодной для того, чтобы один раз согреть в ней воду. Эрвин зачерпнул воды, поставил с краю костра на угли, а сам стал сушиться перед огнем.

Увидев, что вода закипела, он поднял платок за уголки и высыпал волосяные пучки в миску. Сам платок он выбросил в костер, пламя мгновенно проглотило тонкую ткань. Эрвин уселся наблюдать за миской, чтобы варево не выкипело раньше времени. Когда воды осталось на донышке, он провел ладонью над миской, чтобы проверить, устранены ли заклятия, затем зацепил ее палкой и перевернул в костер. Лужица быстро просохла, пучки волос съежились на углях, превращаясь в серый пепел.

Когда последний пучок прогорел до конца, Эрвин размешал угли и устало отодвинулся от кострища. Только теперь он ощутил, насколько его измотала эта ночь. Заклинание прочности израсходовало остаток сил, и его глаза стали закрываться, неудержимо закрываться, хотя полоса неба над головой давно превратилась из серой в голубую. Подсунув котомку под голову, он улегся у костра.

Сквозь приближающийся сон просочилось воспоминание, которое он упорно отгонял от себя во время кейтангурской жизни. Но теперь у Эрвина не было сил даже на малейшее напряжение воли. В его воображении медленно поплыл нежно-зеленый глаз с овальным темным зрачком, откуда-то издали зазвучал тихий, певучий голос белой лары.

"Ди-и-ниль, Ди-и-ниль…”-тоскующий зов непроизвольно зародился в глубине его сердца, медленно разливаясь оттуда и охватывая все его существо. Эрвин был одинок и измучен, он был затерян посреди сурового, неприветливого мира – крохотная озябшая точка на дне каменного мешка – и не мог справиться с этим зовом.

"Ди-и-ниль…”

Где-то далеко, за континенты отсюда, белая лара споткнулась на полном скаку. Ее быстрые ноги оборвали галоп, крылья замерли в воздухе. Стройная шея Ди-и-ниль вскинулась, чуткие уши насторожились, ловя зов, донесшийся до нее так явственно и тревожно.

Но Эрвин уже спал, положив голову на котомку и свернувшись калачиком у догорающего костра.

***

Он проснулся, когда по местному времени было около полудня. Открыв глаза, он увидел перед собой три кисточки ягод горной лианы, называемой также зимней ягодой, потому что ее плоды созревали поздней осенью и не осыпались с ветвей до весны. Пока Эрвин спал, Дика сорвала их для него, обнаружив лиану в окрестных скалах.

Ягоды хорошо насыщали, они были сладкими и липкими, почти без сока. Эрвин запил их холодной водой и стал осматривать южную стену каньона в поисках удобного подъема. Она была гладкой, почти отвесной, кое-где с расщелинами, из которых торчали пучки сухой травы или корявые стволики деревьев, сбросивших на зиму листья.

Эрвин повесил котомку через плечо и пошел вниз по течению. Вскоре он увидел подходящее для подъема место. Нельзя сказать, чтобы совсем подходящее – просто здесь было побольше расщелин, и стена казалась менее отвесной. Перебравшись по каменным глыбам через поток, он снял ботинки и уложил в котомку, затем посадил кикимору себе на шею, чтобы она не мешалась за пазухой, и начал подъем.

Держа наготове заклинание левитации, Эрвин стал карабкаться по каменной стене, цепляясь за трещины. Здесь было слишком высоко, да и сам он был слишком измучен, чтобы заставить это заклинание поднять его наверх, но оно замедлит его падение и спасет от гибели, если он вдруг сорвется. Однако тогда подъем пришлось бы начинать сначала, и Эрвин прилагал все усилия, чтобы удержаться на крутом склоне каньона. Несколько раз он находил надежную опору для ног и останавливался для отдыха, привалившись телом и щекой к холодному камню, но его ноги быстро замерзали, и он продолжал лезть вверх, едва переведя дух.

Наконец он выбрался из каньона и оказался на верхнем плато нагорья. До горизонта тянулись серые нагромождения скал, среди которых изредка чернели раскоряченные остовы прижавшихся к камням деревьев. Вокруг гулял пронизывающий ветер, разметая застрявшую в неровностях снежную крошку.

Эрвин поспешно натянул ботинки на заледеневшие ступни и, усадив Дику за пазуху, отправился в путь. Он был слишком легко одет, ему невозможно было остановиться, чтобы мгновенно не закоченеть до дрожи. Только движение могло спасти его, и он пошел на юг.

Две недели он пробирался по пустынным сурдским скалам до южного края нагорья. Здесь не было хищников – им нечем было питаться, – но суровая погода и почти полное отсутствие воды и пищи убивали вернее любого хищника. К счастью, топливо было, и Эрвин мог согреться на привалах, разводя костер в укромных местах, куда не пробирался ветер, днем и ночью свирепствующий на вершине нагорья.

Эрвин не выжил бы здесь, если бы не Дика. Днем кикимора дремала у него за пазухой, а пока он спал, шныряла по окрестностям, добывая пищу. Чтобы прокормить себя, Дика ловила встречавшихся здесь изредка мышей и доставала из щелей спрятавшихся на зиму насекомых, а для Эрвина она собирала орехи, съедобные семена и зимнюю ягоду. Места здесь были скудными, собранной за ночь пищи едва хватало, чтобы поддерживать силы. Для воды Эрвин снова сделал глиняную миску и грел в ней на костре снежную крошку, из-за холодного ветра не таявшую даже на ярком солнце.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});