Часть чинабов занялась разделкой живоглота, другие окружили раненого, чтобы перенести его в поселок. Эрвин протолкался к пострадавшему и сказал, что вылечит его ногу. Дикари нехотя расступились, и он занялся обработкой раны. В его котомке сохранилось полфлакона жидкости для промывания ран и моток перевязочной тряпки. Эрвин остановил кровь, обезболил ужасную ссадину, промыл ее и вернул на место лоскут кожи, свисавший с ноги у лодыжки. Затем он прирастил кожу и забинтовал рану.
Когда он отошел, дикари, не говоря ни слова, подняли раненого и унесли в хижину. Из поселка прибежали женщины и дети, чтобы принять участие в разделе добычи. Дележом распоряжался вожак, присматривавший, чтобы племя не передралось из-за лучших кусков.
– Где божественное дитя? – спросил он подошедшего Эрвина.
Эрвин указал на пазуху, где спала Дика.
Вожак не посмел потревожить сон божественной кикиморы. Он предложил Эрвину кусок живоглотины, но тот отказался. Сырого мяса он не ел, а пожарить его не рискнул, чтобы не перепугать дикарей огнем.
Вскоре туша была разделана, и охрана вернулась на свои места, а остальное население отправилось по хижинам досыпать. Эрвин прослонялся по окрестностям до вечера. Когда проснулась Дика, он предложил ей уговорить вожака проводить их из болота.
Кикимора поехала на его плече к вожаку на переговоры. Тот почтительно поклонился ей и долго благодарил ее за то, что ее большой помог убить шышлопа и вылечил их соплеменника. Покончив с благодарностями, вожак спросил ее, не поможет ли она перебить остальных шышлопов, которые нападают на поселок.
– Эрвин, твоя поможет? – спросила кикимора.
– Моя оглушит шышлопа, а ваша убьет шышлопа, – объяснил Эрвин вожаку, ломая привычный язык, – на чинаби не существовало слов “я” и “мы”. – Но моя не видит ночью. Наша бьет шышлопа вечером или утром.
– Наша бьет шышлопа вечером, – решил вожак. – Наша бьет шышлопа сейчас.
– Наша побьет шышлопа, и твоя велит чинабам проводить мою из болота, – потребовала Дика.
Вожак согласился – желание божественной кикиморы было для него законом. Он созвал охотников, и вся толпа двинулась туда, где жили шышлопы. Посреди толпы возвышался Эрвин с кикиморой на плече.
Первого живоглота они обнаружили на болотной прогалине посреди тростника, где он залег на ночевку. Зверь проснулся, когда они приблизились к нему вплотную, но не успел напасть. Эрвин поразил его в уязвимое место, охотники с каменными топорами доделали остальное.
Чинабы взялись разделывать тушу, но Эрвин напомнил, что нужно найти остальных хищников, пока совсем не стемнело, и охотники повели его к следующей лежке. Второй живоглот почуял их издали и бросился им навстречу, но оказался не быстрее Эрвина. Он замер от удара молнии и вскоре тоже остался без головы.
До темноты они расправились еще с несколькими живоглотами. Эрвин вернулся в селение, а охотники ушли за добычей. Всю ночь они таскали домой мясо и кости, из которых получались хорошие костяные ножи и наконечники копий. Дика договорилась с вожаком, что двое чинабов проводят ее с Эрвином на долбленках. Долбленки едва выдерживали одного пассажира, поэтому Эрвину выделили самую большую лодку племени, принадлежавшую, естественно, вожаку. Провожатые должны были показать дорогу, а затем отвести лодку обратно.
Отплытие божественной кикиморы состоялось рано вечером. Провожать чинабскую фею пришло все племя. На дорогу ей положили большой кусок мяса живоглота, а ее большому – клубней и кореньев. Эрвин с Дикой на плече уселся на корме долбленки и взял в руки деревянное весло. В две другие лодки сели гордые своей миссией провожатые.
– Моя желает вашей долгой жизни и удачной охоты, – сказала на прощанье кикимора.
Под печальные вздохи мужчин и всхлипывания женщин весла опустились в воду, и божественное дитя отбыло из чинабского поселка. Три утлые лодчонки одна за другой заскользили по воде – лодка Эрвина посередине.
Она была невыносимо шаткой и вертлявой. Эрвин сидел на дне, лицом по ходу лодки, вытянув ноги вперед и загребая веслом поочередно справа и слева. Однако лодчонка неслась гораздо быстрее, чем он сам шел бы по болоту по пояс в воде. А может, и не по пояс, потому что воды становилось все больше. Чинабы вели лодки по одним им известным водяным путям, пересекающим болото.
Всю ночь Эрвин следовал за первой лодкой, полагаясь не столько на зрение, сколько на интуицию. Его лодка не перевернулась ни разу, хотя он был уверен, что держится в ней только чудом. В полночь чинабы сделали привал, чтобы поесть и отдохнуть, а затем поплыли дальше. Утром они нашли подходящий для стоянки островок и улеглись спать. Эрвин растер ноющие плечи и последовал их примеру.
На следующее утро они приплыли к южному краю болота. Впереди по-прежнему тянулась грязная жижа, но для лодок было уже мелко. Дикари сказали, что дальше придется идти пешком, но путь безопасен и вскоре выведет на сушу. Они распрощались с божественной кикиморой, взяли ее лодку на буксир и поплыли обратно.
Эрвин по колено в грязевой жиже побрел на юг. Грязь становилась все мельче и гуще, и к полудню он оказался на краю болота, за которым шла твердая почва. Он разыскал углубление с водой, где отмылся от болотной грязи, прополоскал штаны и ботинки, превратившиеся в бесформенные комки раскисшей кожи. Теперь ему осталось добраться до жилья.
Глава 16
Вооружившись меркой, легко установить, что средний дарнар всего лишь на полголовы выше среднего человека. Однако человеку, вставшему рядом с дарнаром, неизменно казалось, что тот выше его чуть ли не в полтора раза. Дарнары были не только высокими, но также широкими и мускулистыми. Мощные руки любого дарнара по толщине были сравнимы с упитанной человеческой ляжкой, а шея была такой толстой, что крепкая голова без заметного сужения переходила в могучие, переливающиеся мышцами плечи. Дарнары были выносливы и легко переносили как жару, так и холод – среди других рас даже бытовала известная поговорка “живуч, как дарнар”.
Они были бы непревзойденными воинами и могли бы завоевать все пять континентов, если бы не их беспримерное добродушие и непритязательность. Раздразнить дарнара было почти невозможно, еще труднее было соблазнить его чем-либо ценным. Эти тяжелые, неторопливые существа вступали в драки только для самозащиты и никогда не интересовались ничем, что превышало бы их нехитрые потребности. Прежде правители других рас не однажды пытались нанимать дарнаров на службу в войска, но неизменно терпели неудачу. В настоящее время считалось общеизвестным, что дарнары, несмотря на свои выдающиеся физические качества, совершенно не годятся в воины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});