моя жизнь окончится!
– Твоя жизнь только начинается. Нет, к матери твоей мы не пойдем. Ты поедешь с нами. Немедленно. Тут ты больше оставаться не будешь.
Когда они спустились в огромный, выложенный розовым мрамором холл, то первым, кто им попался, был этот самый Алик.
То ли пятый, то ли шестой супруг Великой Продюсерши – и последняя мразь, подвергавшая сексуальному насилию своего юного пасынка.
– О, вот вы где! А мы вас везде ищем и найти не можем! – расплылся он в чарующей, милой улыбке.
И, переведя взор на Добрика, который, как ощутила державшая его за руку Зоя, при виде своего отчима стал мелко дрожать, произнес:
– Добрик, а ты куда намылился? Ну-ка, живо к маме, она сейчас в растрепанных чувствах, у нее выявили серьезную болезнь.
Тон у него был дружелюбный и вполне обыденный, и Зоя поняла, почему много лет никто не замечал того, что этот приветливый, улыбчивый Алик совершает ужасные вещи в средневековом рублевском замке своей престарелой супруги.
Или не хотел замечать?
– А потом зайди ко мне, нам надо поговорить. Ты ведь сам знаешь…
Тон Алика чуть изменился, и не будь Зоя в курсе того, о чем он желал поговорить с подростком, не заметила бы этого.
– Он проводит нас до машины, – заявила Зоя крайне сухо. – Кстати, ваша жена хотела, чтобы вы принесли ей… стакан теплого молока с медом и корицей. Немедленно!
Алика как ветром сдуло, а Добрик, все еще дрожа, произнес:
– Мать терпеть не может теплое молоко, а он его приготовит и подаст. Так она ему наверняка его в слащавую рожу выплеснет!
Зоя, толкая тяжеленную дверь замка и выходя наружу, сказала:
– Надо было сказать тогда, что она хочет молоко, доведенное до кипения. Вот тогда пусть его ему в рожу и выплескивает!
Андрон, стоявший у их джипа и говоривший по телефону, завидев Зою, произнес несколько недовольно:
– Ты где была все это время? И телефон свой отключила.
– Как всегда, когда мы едем с частным визитом, – ответила девушка, открывая дверь джипа и подталкивая Добрика. – Ну, живо!
Андрон остолбенел.
– Что ты делаешь? И кто это такой? Ее сын? Почему он садится в наш джип?
– Обсудим все по пути. А теперь поехали, иначе, если он поймет, что мы увозим мальчика, то предупредит охрану, и нас отсюда не выпустят.
Но Алик, занятый приготовлением молока с медом и корицей для супруги, а после этого, вероятно, получивший знатный нагоняй, остановить их не смог.
Не вдаваясь в подробности, Зоя по пути в Москву сказала:
– Добрику нужна помощь, и мы ему ее окажем. Ему там больше оставаться нельзя. Он – жертва домашнего сексуального насилия.
Андрон, сверкнув глазами, заметил:
– Ну, это их дела, нам в них лучше не соваться. Если станет известно, что мы увезли несовершеннолетнего против воли его матери, это повредит моему, то есть я хотел сказать, нашему бизнесу.
Зоя повторила:
– Добрику нужна помощь. У тебя же были связи на самом верху в МВД. Ты должен их задействовать.
– Но, мой прелестный носик, не стоит влезать в чужие дела…
Зоя едва не закричала:
– Стоит! Сделай это ради меня, прошу тебя? Разве я так часто о чем-то прошу?
Кажется, еще никогда.
Алика задержали в средневековом рублевском замке на следующий день. А еще через два дня стало известно, что он повесился в КПЗ, и, узнав эту весть, Зоя почему-то не испытала ни малейшего сочувствия.
Никакого скандала не последовало – Великая Продюсерша, а ныне вдова, на то и была великой, чтобы не портить ни жизнь сыну, ни свой шоу-бизнес. Поползли слухи о причастности ее покойного молодого супруга к торговле наркотиками в столичном высшем обществе, и Зоя не сомневалась, что эти сведения были намеренно запущены в оборот Великой Продюсершей, чтобы никто и никогда не узнал правду.
С той, резко постаревшей и, кажется, отчасти прозревшей, Зоя встретилась после этого всего один-единственный раз.
– Ваш сын будет посещать психолога, которого я вам посоветую, это вам понятно?
Великая Продюсерша, которая никому и никогда не разрешала говорить с собой в таком тоне, послушно кивнула.
– Это продлится долго, не исключено, несколько лет. Или даже всю его жизнь. И впредь вы будете относиться к вашему младшему сыну с тем вниманием, которого он заслуживает, вам это понятно?
Великая Продюсерша даже разрыдалась и повисла у нее на шее. Зоя ощутила явно усилившийся запах квашеной капусты.
– Вы пьете, причем явно больше, чем раньше. Понимаю, причина у вас имеется, причем весомая, но ради сына вы прекратите. Или вам недостаточно того, что вы натворили, полностью забросив Добрика?
Кажется, взбучка, устроенная ею Великой Продюсерше, помогла, потому что когда через несколько лет Зоя столкнулась с ней и Добриком на одном из светских мероприятий, то больше не ощутила запаха квашеной капусты от постройневшей и помолодевшей мамаши, которая была безумно горда тем, что ее сопровождали превратившийся в элегантного и уверенного в себе молодого человека Добрыня и его прелестная подружка, внучка легенды советского рока. Молодой человек, которого лишили детства, похоже, смог с этим справиться.
А в конце второго года Андрон, с которым отношения у них вдруг не заладились, отправился с Зоей в Париж, и на последнем этаже Эйфелевой башни, куда обычные смертные не имели доступа, встав на колено, попросил за все прощение, заверил Зою в своей любви и сделал ей предложение, попросив стать его женой.
Не вручив, к счастью, никакого кольца.
Зоя, разом все ему простившая, потому что любила его тоже, немедленно его приняла.
Годы третий и четвертый принесли им, точнее, Федеральному Центру Разрешения Жизненных Проблем Андрона Курилло феерический успех.
Клиентов были нескончаемые вереницы, а Зоя понимала, что к концу каждого дня просто валится с ног. У нее начались головные боли, и Андрон, крайне обеспокоенный состоянием ее здоровья, настоял на том, чтобы она отправилась в тихий подмосковный пансионат, где занималась всем, чем угодно, но только не диагностикой заболеваний до шестидесяти пациентов в день.
Но и там она не могла никуда уйти от запахов человеческих недугов, которые преследовали ее везде: в сосновом бору, около речушки, даже в лесу.
Все было пропитано ими, они стали ее вечными спутниками, и Зоя была уверена: отправься она в Патагонию, на остров Святой Елены или на Северный полюс, она бы и там не смогла избавиться от ауры чужих страданий и немощей.
Поэтому, не выдержав в пансионате положенных двух недель, она уже к концу первой вернулась домой. Обитали они теперь не в стеклянном небоскребе,