Монах пролетел несколько шагов по воздуху, упал в пыль и остался там, распластавшись, как раздавленная колесом лягушка. Олег сказал громко, оправдываясь:
— А чего царапается! Еще укусил бы... Правда, я тогда бы точно все зубы вышиб.
Томас смотрел на него выпученными глазами. Старший монах опомнился от столбняка, прошептал — не рявкнул! — несколько слов, двое монахов бегом ринулись к упавшему. Олег с беспокойством и сочувствием смотрел, как пострадавшего переворачивают, разводят ему руки, вдыхают прямо в рот воздух. Наконец один закричал что-то высоким птичьим голосом, старший монах бросил на Олега острый взгляд, и неудачливого супротивника бегом унесли в раскрытые ворота.
Вперед шагнули двое монахов с суровыми, словно вырезанными из темного камня лицами. Один злобно скривился, метнул на Олега лютый взгляд, второй взвизгнул страшно, зябко передернул плечами, словно в лихом танце. Лицо его перекосилось, а жилы на шее вздулись, как гребень на спине большой ящерицы. Старший монах оглядел их с одобрением, спросил резко у Олега:
— С которым будешь?
— Драться, что ль?
— Сражаться.
— Ну, чтобы по честному... то с обоими.
Старший монах вскинул брови, повторил медленно, не веря ушам:
— С двумя? Одновременно?
— А что нет? — удивился уже Олег. — Если не до смерти, то че не потешиться малость? В молодости, помню, стенка на стенку...
Монахи пошли на него с разных сторон. Олег чуть отступил от одного, но проворонил маневр другого. Тот подпрыгнул, как ошпаренный, оскалил зубы и даже замахнулся, но неожиданно ударил ногой, да так высоко, что попал голой пяткой в голову. Олег даже сплюнул от досады — так провели! Он хотел было ухватить за щиколотку, как предыдущего, но не сумел, а тем временем другой прыгнул слева прямо с разбега да так шарахнул обеими ногами в шею, что Олег едва не упал. Он повернулся, занес кулак в богатырском замахе, но оба монаха юркнули у него под руками за спину, замолотили с той стороны кулаками, локтями, ногами и даже головами. Олег развернулся снова как рассерженный медведь, оба монаха-воина тут же снова скользнули за спину, лупили как по бревенчатой стене, орали тонкими голосами, стукали головами, хорошо хоть не кусались и не царапались.
С пятой или шестой попытки Олег изловчился, цапнул одного не глядя, оказалось — за голову. Осторожно, чтобы не раздавить, перехватил за ногу, раскрутил над головой и кинулся гоняться за вторым. Тот с отчаянным воплем носился кругами, Олег с радостным ревом бегал следом, как за шкодливым котенком, размахивая над головой первым монахом-воином.
Наконец боец споткнулся, упал в пыль и в диком страхе закрыл обеими руками голову, а потом еще и натянул полу халата.
— Сдаешься, значит, — понял Олег. Он перехватил второй рукой свое «оружие», опустил в дорожную пыль рядом с первым. — Живи, паря!
Второй монах, которого Олег использовал как дубину, хоть ни разу и не ударил, лежал с рачьи выпученными глазами. Лицо и шея страшно побагровели, налились дурной кровью, жилы на висках вздулись, пошли тугими ветвистыми узлами.
Монахи в ужасе пятились. Их ровный строй изломался, вытаращенные глаза перебегали от распростертых собратьев до ухмыляющегося громадного варвара. Старший монах в растерянности оглянулся на родные монастырские стены, словно ища поддержки, а Олег предложил:
— Давай еще парочку!.. Или сам с ними выходь. Я только разогреваться начал. Мы, славяне, народ северный, запрягаем медленно... Давно не шалил в кулачном бою. Не грех потешить малость себя и наших богов!
Предводитель монахов растерянно и обозленно посматривал на Олега и Томаса, бросил несколько слов визгливым голосом, как уличная торговка рыбой, один монах стремглав ринулся в раскрытые ворота. Распростертых монахов унесли следом. За стеной слышались вопли, конское ржание.
Из ворот шустро выбежало трое воинов в странных соломенных шляпах, похожих на шляпки грибов, но с красными кисточками, в желтых куртках. Все
трое держали в стиснутых кулаках короткие копья, у каждого на поясе болталась тонкая кривая сабля.
— Серьезные ребята, — сказал Олег.
Он попятился к своему коню, на седле которого оставил лук и колчан со стрелами, там же висел его гигантский меч. Томас пустил коня вперед, перегораживая дорогу, сказал торжественно:
— Сэр калика, мне совестно прятаться за мирной спиной святого схимника. Как-никак, я все-таки благородный рыцарь, что значит — профессиональный боец за правое дело. Дозволь теперь разогреться мне. Тебе еще браться за меч, а мой уже в руке!
Он тяжело слез с коня, медленно пошел вперед, остановился перед тремя монахами-воинами, похожий на сверкающую башню из металла. Доспехи блестели так, что глазам было больно. Томас медленно опустил забрало, вытащил меч. В солнечном свете голубые искры рассыпались по обоюдоострому булатному лезвию.
Старший монах пятился, запрокинув голову и раскрыв рот, наконец опомнился, проговорил нетвердым голосом:
— С кем из моих воинов будешь сражаться, франк?
Томас, который уже присмотрел среди троих самого, по его мнению, слабого, покосился на Олега, подавил горестный вздох и сказал как можно надменнее:
— Неужели я, сэр Томас Мальтон из Гисленда, выберу одного, когда мой смиренный друг, который и мухи не обидит, сражался с двумя? Конечно же, всех троих.
Старший монах круто развернулся к монахам-воинам. Они часто дышали, их руки подрагивали от напряжения, в тишине почти что слышался скрип натянутых до предела мышц. Все трое неотрывно смотрели на блестящего рыцаря, острия копий нацелились ему прямо в грудь. Томас оглянулся на своего огромного коня, где на седле осталось гигантское копье, толщиной с молодое дерево, а стальной наконечник — с лезвие боевого топора, но махнул рукой:
— Благородные сэры! Прошу начинать с тем оружием, которое у нас есть. Мое копье больше пристало для рыцарских турниров.
Старший монах истошно взвизгнул, трое отважных бойцов метнулись вперед. Томас успел лишь покрепче сжать рукоять обнаженного меча, как в грудь ударили три копья. Он ощутил сильный толчок, перед глазами мелькнули белые щепки. Один монах-воин с разбега врезался головой в стальную грудь рыцаря, охнул и пал к ногам Томаса. Двое отступили, шатаясь, смотрели зло и растерянно. Обломки копий усеяли землю перед рыцарем, один монах тряс окровавленной кистью.
Томас наклонился, сочувствующе похлопал обеспамятевшего монаха по затылку:
— Благородный сэр! Не спи, уже все кончилось.
Олег крикнул:
— Унянчили дитятка, и не пикнуло. Не бей по голове! У тебя ж перчатка железная, а голова у него как у меня гм... кулак.