Олег покосился удивленным зеленым глазом, усмехнулся:
— Они же языческие! Твоя вера вроде бы против?
Томас поерзал в седле, ответил с неудовольствием, но с достоинством:
— Когда я вел через пустыню рыцарский отряд, у меня был разведчик из сарацин. Сведения доставлял точные. Дурак бы я был, если бы отказался от его помощи! Вера есть вера, а жизнь — жизнь, сэр калика.
Долго скакали молча, слишком усталые, чтобы разговаривать. Вечером у костра, когда коней расседлали и стреножили, а сами легли, поужинав, Томас спросил:
— А эти... Семеро Тайных, не могут так же щупать обереги? Видеть нас, угадывать куда едем, что делаем?
Олег помолчал, произнес без уверенности:
— У нас все разное. У них больше на точных расчетах. Прогресс, цивилизация! Но мир таков, что голых расчетов недостаточно. Как мало одной голой цивилизации без культуры.
— А что дает видеть грядущее тебе?
— Интуиция, — ответил Олег неохотно. — Иногда подводит, зато позволяет заглядывать дальше. Картинки дает ярче, четче. Интуиция, сэр Томас, держится не на знании, а на понимании. Понимание же — важнейший элемент культуры.
Томас молчал — тихо сопел, провалившись в глубокий сон смертельно усталого здорового человека с чистой совестью. Последнее осталось в памяти Олега, и утром, когда они лежали кутаясь от утренней сырости в одеяла, он спросил:
— Сэр Томас, не спишь?.. Разреши мое недоумение. Почему Святой Грааль не вспыхивает в твоих руках? Я слыхивал в своих дремучих землях, что этой чаши могут касаться лишь безгрешные руки. Но смотрю я на тебя, сэр Томас, неужто ты без греха вовсе?.. В вашем суеверии... то бишь в заповедях сказано, что человек уже рождается в грехе!
Томас, постепенно просыпаясь, поерзал под одеялом, пытаясь согреться, наконец вылез, передернул нежно-белыми, как у женщины, плечами:
— Бр-р-р... У нас ночи теплее, а еще жаркая пустыня называется!.. Думаю, что под безгрешным понимается наименее грешный. Искать безгрешного полностью, это же перевешать... или хотя бы перепороть все человечество!
— Гм... Полагаешь, Святой Грааль так часто лапали грешные руки, что он потерял чувствительность?
— Боюсь, что так, сэр калика. Ему бы снизить требования, верно?
Олег вытащил из мешка холодные ломти мяса, завернутые в широкие листья целебных растений:
— Двигайся ближе. Из всех франков, среди которых даже короли,
императоры и другие вожаки крестового похода, ты самый безгрешный?
— Безгрешен только сам сэр Бог!
— Но остальные грешнее?
— Так считает Святой Грааль, — сказал Томас скромно, — кто я, чтобы спорить?
Они ехали целый день, к вечеру кони едва волочили ноги. Нужно было заехать в селение, купить ячменя, а у Олега кончилась соль, последний ломоть хлеба съели два дня тому, жили мясом.
Деревенский кузнец, он заодно осмотрел копыта, перековал запасную лошадь, предупредил сурово:
— Лучше свернуть, пока не поздно. Направо дорога идет через горы, налево — через пустыню. Коней придется бросить, с ними в горах не пройти, как и через пески, но ежели попрете прямо — верная гибель! Там страна воинов-невидимок. Они злы, беспощадны, вторгаться чужакам не позволяют вовсе. Чужестранцев уничтожают, приносят в жертву.
Рыцарь покосился на синеющие вершины гор далеко по правую руку, зябко передернулся:
— Через горы однажды перебирался! До сих пор просыпаюсь с воплем.
Олег добавил поникшим голосом:
— Через пустыню тоже шли. Забыл, где погибало войско Балдина Третьего? Не от чужих сабель — от зноя и жажды... А чем так страшны те воины?
— Они непобедимы. В воинском искусстве упражняются всю жизнь. Владеют многими секретными приемами. Когда такой воин выходит хоть против десятка врагов, то на поле остаются десять трупов, а он уходит без единой царапины!
В синих глазах рыцаря Олег увидел откровенный страх.
— Такое не удавалось даже Ланселоту Озерному... Ни сэру Галахаду, а уж Говену и подавно... Господи, да зачем им такое воинское умение? Они с кем-то воюют?
Кузнец пожал плечами, глаза были сочувствующими:
— В крестовом походе не участвовали. Ни за тех, ни за этих. Дерутся друг с другом, выживают сильнейшие. Высоко в горах есть монастырь... Монахи за тысячи лет придумали особые боевые приемы.
Томас сказал с негодованием:
— Монахи? Разве соревнуются не в святости?
Кузнец бросил на рыцаря острый взгляд, в котором были сочувствие и насмешка:
— Наша вера молодая, а ихняя — старая. У них свои ритуалы. Не пашут, не жнут, не сеют — только упражняются с оружием. С утра до поздней ночи.
Томас поежился:
— Так и зайца научишь, чтобы волка одолел. — Ежели с утра до вечера, каждый день, из года в год... Бр-р-р!.. А велика ли пустыня?
Всего неделю пути, если верблюды быстрые.
Томас покосился на изнуренных коней, спросил с надеждой:
— Какой путь изберем, сэр калика?.. Что тебе подсказывают твои боги?
— А твои?
— Мои... высокие, одухотворенные! Они миром двигают, а твои попроще, они земную жизнь знают лучше.
— Наши боги учат ходить прямыми дорогами. Думаю, что и Христос бы не спорил. Укрепимся духом, пойдем прямо!
Томас потемнел лицом, молчал долго, наконец опустил ладонь на мешок, где выступал бок чаши, сказал с тяжелым вздохом:
— Ты прав, сэр калика. Надо выбирать прямые дороги, тогда Пречистая Дева не оставит нас до самого смертного часа!
Они заночевали у гостеприимного кузнеца, а утром снова выехали на дорогу. Томас хмурился, чаще обычного проверял, легко ли вытаскивается меч из ножен, вздрагивал при каждом шорохе. Олег колчан со стрелами перевесил за спину, хотя в горячем воздухе сразу начинало тереть спину, противные струйки пота бежали к пояснице. Тетиву почти не снимал, и Томас понимал без слов, что калика встревожен и держится настороже.
— Одолеем и эту дорогу, — сказал Томас громко, но голос был нетвердый. — Пресвятая Дева не оставит своих рыцарей!
Калика хмыкнул, сказал громко:
— Давно собирался спросить... Почему клянешься именно Пречистой Девой? Разве главные боги христиан не сам Христос его батя — запамятовал его имя, потом некий святой дух, только имя подзабыл, потом Николай, Михаил, Гавриил, Георгий... А Пречистая Дева — какая из нее заступница? Молодая баба, да еще с ребенком на руках?
Томас метнул в него огненный взгляд, засопел:
— Мужчины могут сами постоять за себя, а Дева Мария нуждается в защитниках. Потому мы, рыцари, ее воины!
— Так кто же кого защищает?
Томас морщился, разговоров с язычником на божественные темы старался избегать, но сейчас, припертый к стене, решил перейти в контратаку:
— А почему славяне, принявшие учение Христа, клянутся каким-то святым Николаем? Он даже не главный!.. Ваши славянские князья, а их было немало в крестовом походе, несли на своих прапорах святого Николая, а не Христа. А славянские воины поговаривали, что когда христианский Бог помрет, то ихний святой Николай займет его трон. Что они имели в виду?