Сразу после Нового года, 2 января, Хрущев собрал совещание. Заранее настроенный очень агрессивно, несмотря на успешное завершение испытаний по военной программе, он сказал, что успехи в космосе сейчас не менее важны, чем создание боевых ракет, а потом, еще более распалившись, пригрозил Королеву и другим: "Дела у вас идут неважно. Скоро вас будем драть за космос. В США широко развернуты работы и они могут нас обогнать".
И весь январь 1960 года прошел в обсуждении дальнейших космических программ, в которые входили запуски спутников, АМС и полет человека.
9 января на заседании ВПК у Устинова после рассмотрения хода работ по кораблю-спутнику "Восток" и тяжелому спутнику-фоторазведчику было дополнительно поручено подготовить доклад с предложениями по программе исследования Марса и Венеры (МВ). Срок — неделя!
15 января Королев собрал у себя в ОКБ общую оперативку и огласил немыслимые сроки создания и пуска — в сентябре того же года! — трех аппаратов МВ на Марс. То, что это был сентябрь, а не ноябрь или декабрь определялось, правда, уже не чьей-либо прихотью, а единственно удобным взаиморасположением планет на орбитах. Главным вопросом проекта была система управления, которая должна целый год неустанно работать в космосе, ориентируя солнечные батареи на Солнце, параболическую антенну — на Землю и весь аппарат — на Марс или Венеру. Всем нормальным специалистам изначально было ясно, что создать за это время, обеспечив выполнение всех требований, а особенно по надежности, было невозможно. Для описания дальнейшего хода событий снова воспользуемся воспоминаниями одного из главных их участников Б. Е. Чертока:
"Рязанский предложил поручить всю проблему радиосвязи СКБ-567, где вместо неожиданно скончавшегося Губенко руководителем назначен Белоусов <…>. По указанию Устинова Руднев собрал у себя Калмыкова, Шокина и начальников главных управлений — руководителей радиоэлектронной промышленности. Самый эрудированный из всех собравшихся председатель ГКРЭ Валерий Калмыков, впервые услышав о такой постановке задачи: "сегодня, в январе, — с нуля начать, а в сентябре — пустить", улыбался, но не спорил. Еще на зенитных ракетах он прошел бериевскую школу сроков, спор по которым в те годы мог привести к аресту, в лучшем случае — к снятию с работы. В таких ситуациях он бывал не раз и, как многие другие министры, считал, что бьют, как правило, не виноватых, а последних. Важно в большой толпе срывающих сроки не оказаться последним. Устинов сообщил Королеву, что по его просьбе Хрущев лично дал указание Калмыкову помогать нам в реализации программы МВ, с расчетом обеспечить два пуска в сентябре-октябре этого года. "Вся радиоэлектроника пришла в необычайное возбуждение", — вызвав меня, сказал Королев. Он поручил мне участвовать во всех сборах и совещаниях у Калмыкова и Шокина и докладывать ему ежедневно. 22 января в зале заседаний ГКРЭ Калмыков собрал всех возможных участников работы по радиоэлектронной части. В процессе обсуждения Калмыков поручил вести совещание Шокину, так как его срочно вызвали в связи с сообщением о нарушении нашего воздушного пространства неизвестным самолетом. Кто-то из участников совещания подал реплику: "Вот чем надо заниматься, а не марсианской фантастикой". Шокин стремился припереть меня к стенке, требуя предложений по распределению работ между головными организациями по ближнему и дальнему космосу. Я предложил иметь две раздельные головные организации. Одной поручить проблемы ИСЗ, а второй — Луну и дальний космос. В полемике Шокин обвинил меня и в целом ОКБ-1 в навязывании своей воли различным организациям. По его мнению мы делаем это бессистемно, случайно, исходя из симпатий и дружеских отношений. "Мы больше не должны стоять по струнке перед ОКБ-1 и ждать, что оно от нас потребует. Мы должны сами проявлять инициативу, предлагать технические решения, идущие в ногу или даже опережающие требования ОКБ-1", — сказал он. ""Золотые слова", — заметил сидевший со мной Богуславский".
Прервем цитату. Представляется, что проскальзывающая здесь ирония неуместна. А.И. всегда рассуждал таким образом, а результативность его образа мыслей и действий, то, что эти слова не были для него пустыми, были доказаны всей его последующей деятельностью. Да и оценка эрудиции собравшихся, ни в коей мере не посягая на достоинства В. Д. Калмыкова, представляется все же несколько спорной, хотя бы потому, что у автора мемуаров он почти везде действует в паре со своим первым заместителем. "Шокин нервничал и резко обрывал директора института телевидения (ВНИИ-380) Росселевича и директора института радиосвязи (НИИ-695) Гусева, выступавших в поддержку моих предложений. В такой накаленной обстановке неунывающий Алексей Богомолов заявил, что если всей мощности ГКРЭ не хватит, то ОКБ МЭИ готово взяться за проектирование и создание наземных антенн диаметром 30 и 64 метра, и не в далеком Крыму, а здесь, под Москвой, на Медвежьих озерах. Это предложение было встречено общим смехом и ядовитыми репликами. Руководители основных институтов радиоэлектроники чувствовали неприкрытую агрессивность молодого коллектива МЭИ и явно побаивались его перспективных предложений. Соколов вернул всех с марсианских орбит на Землю: "Для строительства измерительных пунктов дальней связи потребуется стянуть только в Крым десять тысяч рабочих. А еще Уссурийск, из которого мы должны осуществлять контроль за третьей ступенью и, в какой-то мере, дублировать крымские пункты! В то же время постановления еще нет и даже пока еще нет аналогов в мировой практике? Все, что касается бортового радиокомплекса, по-видимому, при исключительном напряжении может быть создано. А вот как быть с "землей", сказать трудно — от ГКРЭ нет четких заданий". В конце совещания появился Калмыков. Он сообщил, что локаторы ПВО вели самолет, который пересек нашу границу со стороны Ирана на очень большой высоте, но пока согласовывали вопрос: сбивать его ракетами или нет — он благоразумно развернулся и ушел. Совещание закончилось общими и неконкретными поручениями. <…> Богуславский в "мужском" разговоре сказал: "Я не верю в возможность создания за семь месяцев надежного многофункционального "радиокомбайна" для аппаратов МВ. Мы должны идти на совершенно не оправданный риск. Сколько-нибудь серьезная проработка в лабораториях, испытания элементов в этих условиях невозможны. Для испытаний на ресурс и живучесть нет ни времени ни оборудования. Начинать бешеную гонку без надежды на успех я не хочу и Михаила <Рязанского> буду отговаривать. Пусть за эту задачу берется команда Белоусова <. . >. У них новая фирма, им нужно завоевывать место под солнцем". Если и провалят дело, по молодости им простят". Но Богуславский был готов уговаривать Михаила Рязанского взяться за разработку антенн крымских пунктов — "не отдавать же такие "куски" Богомолову".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});