мужчиной в хижине. Когда Гелла приблизилась и я заметила в ее руках какой-то светящийся шар, то зажмурилась и оказалась тут. С тобой.
Подробности сна говорить не хотелось, но факт оставался фактом: мой сон воплотился в реальности. Осталось понять, как нам вернуться в наш мир… вернее, в мир Эмиля. Попасть в свой я уже и не рассчитываю.
— Если я правильно понимаю, ты обнаружила в себе дар сновидца? — заинтересованно спросил Эмиль. — Я думал, что ты либо унаследуешь способности к магии иллюзии от Геллы, либо будешь как я — бездарным. Хм. По-моему, Гелла держала в руках стандартный усилитель магии, который мог воздействовать и на тебя. Может, ты недоговариваешь, и в своем мире была известной провидицей, которой для использования сил не хватало энергии?
— Смешно слышать этот вопрос от человека, который копался в моей голове, — напомнила я. Остальное, сказанное им, казалось логичным, и я уже давно перестала удивляться всем этим магическим штучкам.
— Ловишь на слове, — лукаво ухмыльнулся Эмиль и томно задумался, будто вспомнил нечто пикантное. Мне не хотелось думать о том, что именно вертится в его голове. Ну может если только немножечко. — Тот мужчина, что изменил тебе, он совсем ничего не понимает в женщинах.
— Давай не будем обо мне, — прервала я. Разговаривать о себе с человеком, который знает обо мне слишком много — затея та еще. И не приврать даже. И полуправды не сказать… Как же сложно мне теперь с ним будет.
— К сожалению, моя опрятная, нам придется еще поговорить о тебе. Например, выяснить, что происходило в твоем сне и как он закончился, — Эмиль уставился на меня в надежде, что я начну рассказывать. Мне подурнело из-за воспоминаний. Во сне мы занимались любовью (яркая картинка того, с какой страстью я на него залезаю, чуть не ввела меня в ступор), а потом сон прервался, и я проснулась. Рассказать об этом Эмилю я не могу. Проще сбежать.
Вскочив с тахты, я отбежала к окну, словно от огня. Блин, веду себя, как ребенок. Но не могу по-другому. Если бы со мной был мужчина, к которому я ничего не чувствую, то проблем с рассказом не было бы.
— Я что-то не так сказал? — удивился Эмиль.
— Нет, — трясущимся тоном ответила я. — Просто… слушай, вроде все идет как надо. Подождем немного и, наверное, вернемся.
— Полагаю, чтобы вернуться, нам нужно будет пройти сон до конца. Пытаясь бороться с бессонницей, я много читал о снах, в том числе и о сновидцах, и везде писали именно так, — продолжал мужчина. — Поэтому, Вера, будет лучше, если ты расскажешь всё без утайки, чтобы мы оба знали, к чему готовиться.
— Нет! — вырвалось из груди, и я тут же закрыла рот рукой. — Не могу.
— Но почему? — обеспокоено спросил мужчина, и я услышала тихий шорох позади. Оборачиваться — значит, вновь доставить ему удовольствие лицезреть мои пунцовые щеки, так что я могла лишь предположить о том, что Эмиль приподнялся на локтях. — Кто-то из нас умрет?..
Я молча покачала головой.
— Будет ранен? — ответ такой же. — Нас напугают какие-то твари из глубин твоего буйного воображения?
И вновь мимо.
— Тогда что? — впервые в тоне Эмиля я услышала растерянность.
Глубоко вдохнув, я подняла взор на единственное окно, исписанное морозным узором, и поняла, что лучше признаться сразу.
— В моем сне мы… занимались любовью, — последние слова я прошептала, но судя по нависшей паузе, Эмиль все услышал. Только теперь я обернулась, потому что мне важно было увидеть его реакцию. Может, ему противно? Просто неинтересно? Или…
Его щеки пошли пятнами, которые сделали его лицо по-мальчишечьи невинным. Эмиль всматривался в мои глаза, желая понять, шучу я или нет, и по-моему, все очевидно. Мне не очень просто далось это правдивое признание.
— Ах вот в чем причина твоего смущения! — теплая улыбка стерла с лица Эмиля прежнее выражение. Он обвинял меня в том, что испытывал сам только что, видимо, думая, что я ничего не заметила… ох уж эти мужчины. Ну ладно, сделаю вид, что так и было, чтоб не задеть его гордость.
— Да, знаешь ли, — ответила я. — Мы мало знакомы, и хотя мне было приятно проводить с тобой время… Все это лишь проделки моего, как ты выразился, буйного воображения. Я, кстати, не помню, чтобы во сне видела лицо мужчины, так что не думай, что мечтала о тебе.
Мне так захотелось сделать ему хоть немного неприятно за то, что он сказал «не люблю», что не смогла себя сдержать. Никогда не была злопамятной, но раз он играет в честную, я бы даже сказала, в оскорбительно честную игру, то я, пожалуй, присоединюсь. Больно будет обоим.
— Боги, Вера, зачем ты целишься по моей гордости? — усмехнулся Эмиль. — Значит, я случайный участник твоего эротического сна? Какая жалость. А знаешь, ты тоже мне однажды снилась. В том сне я обнаружил себя за решеткой, а потом увидел тебя, и ты, в конце концов, безжалостно вырвала мне сердце. Вернее, не ты, а Гелла, но это мелочи.
От услышанного похолодели руки.
— Кошмар, — только и смогла вымолвить я.
— Он самый, — подтвердил Эмиль. — Он приснился мне в ту ночь, когда мы впервые поцеловались.
— И мне… — задумчиво произнесла я. — Странно это как-то.
— Нужно будет с этим разобраться, как только выберемся, — ответил Эмиль и неожиданно протянул ко мне руки. — А сейчас иди ко мне.
Довольная улыбка сделала его похожим на кота. На мартовского кота…
Сжав губы, я вдруг поняла, что не готова вот прям так и сразу, а потому стала придумывать себе оправдание. Мне вдруг даже захотелось пожить немного в этой хижине, хотя я никогда не испытывала тяги к подобному образу жизни.
— Я, наверное, поищу другой способ выбраться отсюда, — сказала и подошла к двери. Дернула за ручку — ничего. Потом ещё сильнее и ещё — никаких подвижек. Ее словно заклинило намертво. Вот же блин…
За спиной послышался громкий кашель. Обернувшись, я увидела, как Эмиль зашелся в приступе, который никак не может подавить. Мне стало страшно — не за себя, а за него. На всех порах подлетев к тахте, я присела рядом и стала пялиться, думая, как могу помочь. Приступ внезапно прекратился, а Эмиль сгреб меня в охапку, не давая продохнуть. От неожиданности я даже не поняла, как оказалась в положении лежа и зажатой между ним и стеной. Его губы накрыли мои, но я, полная возмущения, стала сопротивляться, и он ослабил напор, но не отпустил.
— Эй! Так нечестно! — возмутилась я,