его сестра. Точнее, наврать. Вечерние гостьи сразу развеселились.
– Значит, Евпраксия тоже с тобой по ночам иногда болтает? – вскричала Настенька, – очень мило!
– Милее некуда, – проворчала мудрая Василиса, – Мало этой Евпраксии зад надрали сегодня! Надо бы ей ещё и по голове настучать половником.
Опасаясь, что разговор зайдёт слишком далеко, Ян поторопился спросить о цели визита трёх любопытных барышень к нему в спальню. Веселье вмиг поутихло, и княжна Настенька объяснила:
– Наша с тобою тётя, госпожа Янка, велела мне выучить наизусть псалом…
Тут Настя запнулась.
– Сто восемнадцатый, – подсказала другая Настя, Микулишна.
– Да, да, точно, сто восемнадцатый! Он – огромный. Самый большой. Теперь тётя Янка меня прислала к Меланье, чтоб та проверила, как я выучила его. Ведь твоя сестрица знает Святое Писание наизусть, и тётя всем ставит её в пример! Я к ней с этим делом должна была прийти завтра, но…
Тут Меланья, кончив читать письмо, вышла в коридор и там отдала какой-то приказ коридорной девушке. Та умчалась. Меланья же, не входя, спросила с порога:
– А почему ты, настя, пришла сегодня, да ещё на ночь глядя?Тётя мне пишет, чтобы я завтра, после обеда, тебя ждала.
– Нам нужно с тобою срочно поговорить, – объяснила Настенька, – идём в трапезную!
– Я угощать вас ничем не буду, – предупредила Меланья. Четыре гостьи ей твёрдо пообещали, что не умрут и без угощения. И, стуча каблучками, вышли. Дверь они за собой захлопнули. Ян остался наедине с комарами.
Прокуда и Дашка в трапезной зажигали свечи по всем углам. Когда барышни вошли, там было уже светло, будто днём. По знаку Меланьи служанки шмыгнули в угол и затаились, чтоб не мешать своей госпоже. При этом они, конечно, были готовы ещё быстрее повиноваться куда более значительной госпоже, то есть княжне Насте. Та, подтверждая своё значение, по-хозяйски села за стол и забарабанила пальцами по нему, надменно откинув пышноволосую голову, на которой сиял золотой венец. Премудрая Василиса, её сестра и Таисья во всём последовали блистательному примеру княжны. Меланья расположилась в кресле, вытянув свои нищенские босые ноги.
– Что это там? – поинтересовалась Таисья, указав пальчиком на лохань, стоявшую в отдалённом углу – в том самом, куда на днях Ян ставил Меланью. Последняя объяснила, что в этой самой лохани лежит целая охапка крапивы, которую вечером принесли по приказу Яна, так как он любит крапивный дух за столом. Дав такой ответ, Меланья взглянула на свою родственницу.
– Не пора ли перейти к делу? Я тебя слушаю, Настенька! Понимаю, псалом большой. Прочти мне хотя бы четверть! Любую, какая лучше запомнилась.
– Подождёшь со своим псалмом, – ударила Настя ладонью по столу, – нам не до него. Слушай-ка, сестрица, меня внимательно и сейчас же исполняй то, что я говорю! Евпраксию надо выпустить.
У Меланьи от изумления опустилась рука, которой она оправляла волосы. Те имели слегка неряшливый вид, потому что свои серебряные заколки младшая дочь Путяты на ночь сняла. После слов княжны ей, конечно, стало не до волос. Она поглядела на двух Микулишен и Таисью. Вся эта троица ей кивнула очень решительно – дескать, да, давай, выпускай!
– Это приказ князя? – тихо осведомилась Меланья.
– Нет! – вскричала княжна, на этот раз грохнув по столу не ладонью, а кулаком, – батюшка о замыслах наших знать ничего не знает! И знать ему пока незачем.
У Меланьи камень с души упал. Однако, она при этом осознавала, что надо быть начеку – слишком уж решительный вид имели четыре барышни, из которых две были совершенно точно не дуры. Почесав кончик своего длинного носа, Меланья тихо спросила:
– У вас есть замыслы, напрямую касающиеся дел великого князя, и он о них ничего не знает? Сколько вина вы сегодня выпили?
– Ты забыла, с кем говоришь, – холодно промолвила княжна Настя, – я занимаюсь своими собственными делами, ясно тебе? Ты же занимайся своими – молись и жди жениха, которого тебе подберёт мой батюшка, с моего на то позволения! Да, моя дорогая! Не посоветовавшись со мною, великий князь не даёт своего согласия на женитьбы детей боярских, поскольку я знаю лучше всех, кто чем дышит. Если решу – будет твоим мужем гусляр Данила, а по-иному решу – старый Мирослав, чья дочь здесь присутствует! Всё понятно?
– Делай, Меланья, что тебе велено, – подала строгий голосок и Таисья, – не гневи Настеньку! Ведь она – наша госпожа, мы – её служанки.
– Вы мне подруги, – великодушно не согласилась Настенька, – но до той минуты, пока не будете мне мешать заниматься тем, что для меня важно!
Она была взбешена. Меланья была полностью растеряна и подавлена. Видя это, в беседу сладко влилась премудрая Василиса Микулишна. Нежно сжав своею рукою руку княжны, лежавшую на столе, она промурлыкала:
– Полно, Настенька, успокойся! Меланью тоже можно понять. Что это такое – возьми, да выпусти? Ведь Меланья послушна князю…
– Правда твоя, – улыбнулась Настенька, дружелюбно высвобождая руку, – прости, Меланья – я не права, что погорячилась. Мы сейчас всё тебе растолкуем. Слушай внимательно, дорогая! Сегодня мы Евпраксию выпустим, да и где-нибудь спрячем, чтобы её не мучили. Она прежде всего должна успокоиться и поверить, что мы хотим ей добра – то есть, её свадьбы с Данилой. Ну, не бледней, не бледней! Сначала дослушай. Я знаю, чем Даниила взять, чтобы он пошёл на любой обман и хитростью выведал у неё, куда она дела пуговицы. Мы тут же их раздобудем, вручим патрикию Михаилу, и уж тогда не будет препятствий для его свадьбы с Евпраксией! Он её увезёт в Царьград, ты выйдешь за Даниила – я знаю, как это сделать, да вот и сказке конец!
Ужасно собой довольная, Настенька оглядела всех своих собеседниц, каждой из них улыбнувшись и подмигнув с особенным выражением. На Меланью она светила своими княжескими очами, конечно, дольше, чем на других. Но всё же Меланья не до конца растаяла, и, собравшись с духом, сказала:
– Я понимаю, Настенька, для чего это нужно тебе и, конечно, мне. Но вот для чего всё это Таисье? И, уж тем более,двум Микулишнам? Ведь они – подруги Евпраксии!
Ни Таисья, ни две Микулишны не смутились. Было похоже, что они знают, зачем им всё это нужно.
– Очень разумный вопрос, – ласково кивнула княжна, – но ты всё-таки не знаешь, Меланья, зачем это нужно мне! Думаешь, затем, чтобы меня батюшка по головке погладил, а тётя Янка расцеловала? Как бы не так! Они меня и так любят. Дело в другом. Евпраксия просто не понимает своего счастья! Если она попадёт в Царьград и будет там вхожа в царский дворец, то всем станет весело. Ведь в Царьграде кое-какие дела очень быстро делаются! Слыхала ты про зеленоглазую Феофано, с двумя мужьями которой полтора века назад воевал