Вскоре показалась верхняя часть саней, затем упряжные собаки, потом кучка каких-то неведомых зверей, наконец, копошившиеся громадные туши и прыгающий вокруг Дэк, голова которого то скрывалась в застывшем слое тумана, то выныривала из него.
— Песцы! — вырвалось у Бэлла.
— Медведи! — воскликнул доктор. — Один, три, пять!
— Наши собаки! наши припасы! — сетовал Симпсон.
Стая песцов и медведей, набросившись на сани, уничтожала продукты. Голод объединил зверей; собаки яростно лаяли, но грабители не обращали на них ни малейшего внимания и продолжали бесчинствовать.
— Огонь! — крикнул капитан, стреляя в зверей.
Товарищи последовали его примеру. Как только раздались выстрелы, медведи подняли голову и издали забавное хрюканье, это был сигнал к отступлению. Они пустились наутек рысцой, более быстрой, однако, чем галоп лошади, и, сопровождаемые стаей песцов, вскоре скрылись на севере, среди хаоса льдов.
30. ТУР
Этот характерный для полярных стран феномен продолжался три четверти часа, следовательно, медведи и песцы могли вдоволь поживиться. Съестные припасы как раз в пору подкрепили этих зверей, изголодавшихся за время суровой зимы. Изодранный могучими когтями брезент саней, разбитые, с высаженным дном ящики с пеммиканом, опустошенные мешки с сухарями, рассыпанный на снегу чай, бочонок с рассевшимися клепками, ив которого вытек драгоценный спирт, лагерные принадлежности, изорванные и разбросанные в беспорядке, — все свидетельствовало о ярости диких зверей и об их ненасытной жадности.
— Вот несчастье! — воскликнул Бэлл, глядя на печальную картину.
— И, как видно, непоправимое, — добавил Симпсон.
— Первым делом надо определить размеры урона, — сказал доктор, — а там уж потолкуем.
Гаттерас, не говоря ни слова, подбирал разбросанные ящики и мешки. Собрали пеммикан и годные для пищи сухари. Потеря целого бочонка спирта была очень чувствительна, потому что без спирта не будет горячих напитков — ни чая, ни кофе. Доктор составил опись сохранившихся припасов, установив потерю двухсот фунтов пеммикана и ста пятидесяти фунтов сухарей. Итак, если они будут продолжать путь, то придется довольствоваться половинными порциями.
Стали обсуждать, как быть дальше. Не вернуться ли на бриг, с тем чтобы потом предпринять новую экспедицию? Но не обидно ли потерять пройденные сто пятьдесят миль? Если они вернутся без спасительного топлива, это произведет на матросов удручающее впечатление. И кто после этого отважится пуститься в новый поход по льдам?
Итак, благоразумие требовало идти вперед, чего бы это ни стоило.
Доктор, Гаттерас и Бэлл стояли за продолжение похода, но Симпсон советовал вернуться на бриг. Здоровье его расстроилось во время тяжкого похода, и он день ото дня слабел; но так как никто не разделял его мнения, то Симпсон молча встал перед упряжкой, и отряд тронулся в путь.
В течение трех следующих дней, с 15 по 17 января, путешествие протекало все с тем же однообразием. Отряд подвигался медленно, путешественники быстро уставали и испытывали слабость в ногах; собаки с трудом тащили сани. Еды явно не хватало, и люди и животные быстро слабели. Погода была по-прежнему непостоянна, сильная стужа внезапно сменялась сырым, пронизывающим туманом.
18 января ландшафт резко изменился. На горизонте выросло множество пирамидальных гор; их острые пики вонзались в небо. Местами из-под снега проступала земля; почва, как видно, состояла из гнейса, сланцев и кварца, кое-где прорезанных пластами известняка. Путешественники, наконец, вступили на твердую почву. По всем данным, это был остров Корнуолл.
Доктор от удовольствия даже топнул ногой о землю; до мыса Бельчера оставалось всего сто миль. Но дорога стала гораздо труднее в этой пересеченной местности, где то и дело встречались острые утесы, крутые уступы, расщелины и пропасти. Предстояло проникнуть в глубь страны, перевалить через прибрежный хребет и пробираться тесными ущельями, в которых снег достигал тридцати — сорока футов глубины.
Тут путешественники невольно пожалели о сравнительно ровной и легкой дороге на ледяных полях, столь удобных для санной езды. Приходилось напрягаться из последних сил. Измученные собаки не могли уже одни справиться с санями; люди припрягались к животным и, помогая им, выбивались из последних сил. Иной раз приходилось даже выгружать из саней продукты, чтобы подняться на крутой холм, на обледенелых склонах которого не за что было уцепиться. Иногда за час удавалось пройти всего каких-нибудь десять футов. Таким образом, в первый день прошли только пять миль по земле Корнуолла, которая вполне оправдывает свое название, так как в точности воспроизводит неровности, острые пики, крутые хребты и хаос скал на юго-западной оконечности Англии.
На следующий день поднялись на вершину хребта. Вконец измученные путешественники уже не в силах были построить себе снежный домик; пришлось ночевать в палатке, кутаясь в буйволовые шкуры и просушивая на груди мокрые чулки. Последствия таких «гигиенических» условий скоро дали себя знать. Термометр ночью опустился до -44°F (-42°C), и ртуть замерзла.
Здоровье Симпсона вконец расстроилось: сильная простуда, жестокий ревматизм, нестерпимые боли во всем теле подкосили его, и ему пришлось лечь в сани, которыми он уже не мог управлять. Место его занял Бэлл, ему тоже нездоровилось, но он еще держался на йогах. Даже доктор начинал испытывать последствия тяжелого путешествия и влияние суровой зимы; впрочем, у него не вырывалось ни единой жалобы. Он шагал впереди, опираясь на палку, указывая дорогу, и, как всегда, первый бросался на помощь товарищам. Гаттерас, невозмутимый, непроницаемый, нечувствительный к стуже, здоровый, как в первый день путешествия, молча шел за санями.
20 января стояла такая лютая стужа, что малейшее движение вызывало у путников упадок сил. Дорога стала еще трудней, и Гаттерас с Бэллом припряглись к собакам; от сильных толчков передок саней сломался, пришлось его чинить. Такие задержки повторялись по нескольку раз в день.
Путешественники шли по глубокому оврагу, по пояс в снегу, обливаясь потом, несмотря на жестокий мороз. Все молчали. Вдруг Бэлл, шедший рядом с доктором, с ужасом взглянул на соседа, ни слова не говоря, схватил горсть снега и начал сильно растирать ему лицо.
— Да ну вас, Бэлл! — кричал, отбиваясь, доктор.
Но Бэлл продолжал изо всех сил растирать ему лицо.