Эти наблюдения были очень затруднительны, потому что на морозе стекла и зеркала инструментов мгновенно покрывались слоем льда от дыхания Гаттераса. Не раз, прикоснувшись к медной оправе подзорной трубы, капитан обжигал себе веки.
Однако он получил весьма точные данные и вернулся в кубрик, чтобы их обработать. Закончив вычисления, капитан в недоумении приподнял голову, сделал на карте какую-то отметку и взглянул на доктора.
— В чем дело? — спросил Клоубонни.
— Под какой широтой находились мы в начале зимовки?
— Под семьдесят восьмым градусом пятнадцатью минутами широты и девяносто пятым градусом тридцатью пятью минутами западной долготы, как раз у полюса холода.
— Так вот. Наше ледяное поле дрейфует, — вполголоса сказал Гаттерас. — Мы находимся на два градуса дальше к северо-западу, по крайней мере в трехстах милях от вашего склада угля!
— И эти бедняги даже не подозревают об этом! — воскликнул доктор.
— Молчите! — шепнул Гаттерас, прикладывая палец к губам.
28. ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПОХОДУ
Гаттерас не сказал экипажу о своем открытии. И он был прав. Ведь если бы эти несчастные узнали, что их неуклонно относит на север, то, быть может, впали бы в еще большее отчаяние. Доктор понял Гаттераса и одобрил его молчание.
Гаттерас хранил в глубине души волновавшие его чувства. То была первая счастливая минута за долгие месяцы, проведенные в непрестанной борьбе со стихиями. Бриг отнесло на сто пятьдесят миль к северу, и он находился всего в восьми градусах от полюса. Но Гаттерас так глубоко затаил свою радость, что даже доктор о ней не подозревал. Правда, Клоубонни нередко спрашивал себя, почему глаза Гаттераса сверкают необычным огнем; но тем дело и кончалось, и ему даже в голову не приходил самый естественный ответ.
Приближаясь к полюсу, «Форвард» тем самым удалялся от залежей угля, обнаруженных Бельчером: чтобы добраться до них, необходимо было пройти по направлению к югу не сто, а целых двести пятьдесят миль. После краткого обсуждения этого вопроса доктор и Гаттерас решили, что поход необходим.
Если Бельчер сказал правду, — а его правдивость не подлежала сомнению, — то на острове Корнуолл все должно было находиться в том же состоянии, в каком было им оставлено. После 1853 года ни одна экспедиция не отправлялась на крайний север. Под этою широтой почти совсем не встречаются эскимосы. Неудача, постигшая Гаттераса на острове Бичи, не могла повториться на берегах Корнуолла. Низкая температура превосходно предохраняет от порчи всякого рода припасы. Итак, были все основания предпринять этот поход по ледяным просторам.
Рассчитали, что экспедиция должна продлиться не больше сорока дней, и Джонсон занялся необходимыми приготовлениями.
Прежде всего он позаботился о санях; они были гренландского типа, шириной в тридцать пять дюймов и длиной в двадцать четыре фута. Эскимосы нередко делают сани даже более пятидесяти футов длиной. Состояли эти сани из полозьев, загнутых с двух концов; полозья стягивались, наподобие лука, крепкими веревками. Это сообщало саням эластичность, и можно было почти не опасаться толчков. Сани свободно скользили по льду; но в снегопад, когда снег был слишком рыхлый, кузов саней приподнимали, подставляя вертикальные подпорки. Сани становились еще легче на ходу и не требовали большой тяги. Полозья натирали, по способу эскимосов, серой, смешанной со снегом, и сани неслись по льду с удивительной легкостью.
Запрягались они шестеркой гренландских собак. Животные эти были очень выносливы, несмотря на свою худобу, и ничуть не страдали от суровой зимы. Их упряжь из оленьей кожи была в полной исправности; вообще на все снаряжение, приобретенное у гренландцев в Упернивике, можно было вполне положиться. Шестерка собак могла везти две тысячи фунтов груза без особого напряжения.
Лагерные принадлежности состояли из палатки, взятой на случай, если бы невозможно было построить ледяной домик, большого полотнища брезента, который расстилался на снегу и не позволял ему таять при соприкосновении с телом человека, шерстяных одеял и буйволовых шкур. Кроме того, захватили надувную лодку.
Продовольствие состояло из пяти ящиков пеммикана, весивших около четырехсот пятидесяти фунтов; на каждого человека и на каждую собаку полагалось ежедневно по фунту пеммикана. Собак было семь, считая Дэка; людей же должно было отправиться не больше четырех. Взяли также двенадцать галлонов спирта, весом около ста пятидесяти фунтов, чай и сухари в достаточном количестве, небольшую походную кухню, много фитилей, пакли, пороху, пуль и четыре двуствольных ружья. По способу, предложенному капитаном Парри, все участники экспедиции опоясывались полыми резиновыми поясами. Теплота человеческого тела и постоянное движение не дают замерзнуть чаю, кофе и воде, налитым в эти пояса.
Джонсон особенно тщательно приготовил лыжи, прикреплявшиеся к ногам ремнями; они прекрасно скользили. На смерзшемся затверделом снегу лыжи с успехом заменялись мокасинами из оленьей шкуры. Каждый путешественник имел по две пары лыж и мокасин.
Все эти приготовления, занявшие целых четыре дня, имели огромное значение, ибо малейшая упущенная из виду деталь могла привести к гибели экспедиции. Ежедневно в полдень. Гаттерас определял положение корабля; он уже больше не дрейфовал, и в этом надо было твердо удостоверяться, чтобы знать, куда держать направление при возвращении на бриг.
Гаттерас занялся подбором людей, которые должны были его сопровождать. Это был очень существенный вопрос. Некоторых матросов нельзя было взять с собой, но их не следовало бы и оставлять на бриге. Так как общее спасение зависело от успешности путешествия, то Гаттерас решил выбрать себе надежных и преданных товарищей.
Шандон, разумеется, был устранен; впрочем, он нисколько и не жалел об этом. Джемс Уолл лежал в постели и не мог принять участия в экспедиции.
Состояние больных не ухудшалось, лечение, состоявшее в постоянных растираниях и в приеме больших доз лимонного сока, не представляло особенных затруднений и не требовало присутствия врача. Клоубонни мог примкнуть к экспедиции, отъезд его не вызвал возражений.
Джонсону очень хотелось сопровождать капитана в его опасном путешествии, но капитан отвел старого моряка в сторону и ласковым голосом сказал:
— Джонсон, я доверяю только вам одному! Вы единственный человек, которому я могу поручить мое судно. Необходимо, чтобы вы остались здесь и следили за Шандоном и остальными. Зима приковала их к месту, но кто знает, на какие гибельные решения может толкнуть их злоба. Я вручу вам формальные инструкции, в силу которых в случае необходимости вы примете начальство над бригом. Вы будете моим двойником. Наше отсутствие продлится четыре или пять недель; я буду спокоен, зная, что вы меня заменяете. Вам необходимы дрова, Джонсон. Я знаю это! Но, насколько возможно, пощадите мое бедное судно! Понимаете, Джонсон?