— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, осторожно опуская на траву тыкву, оказавшуюся сосудом, полным прохладной воды. — Я помогу тебе умыться. Промою раны. Я принесла немного еды и еще воду. Ты позволишь тебе помочь?
— Да, пожалуйста… Спасибо тебе. Ты так хорошо умеешь помогать раненым…
Она несмело улыбнулась и спрятала взгляд, поправила на голове шарф. Этот жест почему-то пронзил терпкой радостью мое сердце. Я слишком давно, наверное, не смотрел в глаза стыдливой женщины.
— Мой отец — угольщик. Жене и дочерям угольщика обязательно нужно уметь перевязывать раны — на делянках и у угольных ям случается всякое.
— Мне повезло. Спасибо за участие.
— Любой бы помог раненому, если бы мог. Прости, что не могу отвести тебя домой или во временный лагерь углежогов. Обо мне могут подумать нехорошее.
— Ты боишься, что может подумать твой муж?
Девушка вспыхнула, почти до слез, посмотрела на меня сердито и обиженно.
— Ты смеешься? Разве не видишь, как я одета?
— Прости. Я родом издалека, с севера, еще плохо знаю местные традиции. Ты не замужем? А жених у тебя есть?
Снова вспыхнула, отвернулась, кутая лицо в шарф.
— Издеваешься?
— Вовсе нет. Почему ты так подумала?
— Кто же захочет на мне жениться? Я ведь… некрасивая.
— Ты? — изумился я настолько, что попробовал подняться и сразу же рухнул обратно, наказанный за намерение коротким болезненным шоком. Продышавшись, продолжил. — Что за ерунда? Ты очень красивая.
Девушка кинула на меня взгляд из-под ресниц. Порозовевшая от смущения, она показалась мне по-настоящему милой. И глаза… Ее глаза смотрели так, что я понял — голову я уже прочно потерял. И это не пугало, а наоборот — доставляло наслаждение.
— Это ты только так говоришь. Но сам ведь ни за что на мне не женишься.
— Почему же? — уверенно возразил я. — Женюсь. Охотно. Только… Твои родители отдадут тебя за чужака? За человека, не имеющего представления о ваших традициях, обычаях?
— Им привередничать не приходится. Меня еще никто никогда не сватал, я имею в виду, из серьезных людей.
— А я — серьезный?
— Ты — охотник. Это серьезно.
— Ну… Скажем так, я охотник в прошлом. Теперь буду искать другой способ заработка.
— Как бы там ни было — ты воин. Это не углежог какой-нибудь и не дровосек. Хотя отец уже и о них подумывает.
— А он кто? Я про твоего отца.
— Он — углежог, как я говорила. Сейчас он там, следит за тем, как идут работы, определяет участки на завтра.
— То есть он — старшина угольщиков?
— Углежогов. Его зовут Нишант… Если ты, конечно, не пошутил.
— Я не пошутил. Как у вас принято свататься? Просто у нас… У нас традиции очень простенькие.
Девушка, глядя недоверчиво, слегка пожала плечами и попыталась потихоньку поправить на груди платье.
— Да у нас тоже не очень сложно. Если ты решил на мне жениться, тебе надо поговорить с моим отцом, спросить его. Если считаешь нужным, сделать подарки ему и матери… Это не обязательно, хотя обычно… Свидетельствует как бы… о серьезности намерений. Ну а потом, если договоритесь, то решите, сколько будет стоить свадьба, да и все.
— Ага… И деньги лучше будет отдать сразу?
— Ну… Так, наверное, будет проще, ведь свадьба играется в поселке невесты, и траты делят пополам. Жених и родители невесты.
— Ясно. — Лежа на спине, я разглядывал багровеющее небо и соображал. Очень медленно соображал. — И ты согласишься подождать два месяца? Свои деньги я получу только через два месяца, так уж получилось. Если уж приходить к твоему отцу, то сразу с полными карманами, верно же? Так ты согласна подождать?
Она вздохнула. Улыбнулась, хоть и несколько принужденно. Согласно качнула головой.
— Конечно… Как ты? Давай я поменяю тебе повязки. Я принесла вот это. — Она вытащила крохотный пузырек, выточенный из дерева, перелила в чашку синеватое молоко. — Возьму еще немного твоей живинки. Очень хорошее заживляющее средство. Особенно если приготовить его как положено.
— А как положено?
— Есть много разных способов, но коль скоро нам годится только самый простой, то он таков: живинку надо пережевать и смешать с грудным молоком. Я видела у тебя эту травку, поэтому попросила жену одного из углежогов сцедить немножко. Она кормит, так что… Прости. — Девушка засунула в рот веточку.
— Ты здорово разбираешься в снадобьях.
— Только в кровоостанавливающих, заживляющих и тех, которые помогают от ожогов. Я объясняла, почему это необходимо.
— Мда. Мне повезло… Кстати, ты не сказала, как тебя зовут.
— Ты не спрашивал.
— Теперь спрашиваю. Так как?
— Моресна.
— Красивое имя. — Я коснулся ее руки, но она выдернула ее словно бы даже в испуге, отодвинулась слегка. — Прости. Не буду.
Она ушла, положив мне новые повязки на раны, которые благодаря мазям с магическим наполнением уже начали затягиваться. На этот раз под повязками была тщательно нажеванная и перемешанная с молоком травка, которая пощипывала, но, как я понял, обещала еще более быстрое исцеление. Все-таки не зря я рисковал. Дотянувшись до сумки и накапав на язык немного тонизирующего, имевшегося в аптечке, я почувствовал себя так хорошо, что даже поел и выпил почти всю воду, которую Моресна принесла мне.
Даже понимая, что стоило бы экономить, потому что встать еще вряд ли смогу, а утром опять будет жарко и придет жажда, но не факт, что сможет прийти избавительница, — не в состоянии был остановиться. Пить хотелось почти так же, как дышать.
Накатил сон, такой же исцеляющий, как мази. Я проснулся под утро, в густом тяжелом тумане, предвещающем очень знойный день, от запаха демонского трупа рядом. Это было невыносимо настолько, что я даже смог встать. А встав, решил, что не зря, черт побери, пролил свою кровь и чуть не сдох (и сдох бы, если б не Моресна). Поэтому отыскал в траве нож, нашел более или менее удобное сидячее положение и принялся потрошить добычу.
…Уже утром я, цепляясь за каждый встречный ствол и подкрепляя себя каплями тонизирующего средства, смог выползти на тропинку пошире, ведущую к большому входу в «гармошку». Как я и предполагал, людей здесь оказалось побольше, чем в глубинах леса, в том числе и местных, передвигавшихся осторожно, пугливо озираясь.
Они подхватили меня под руки, мой скарб — как придется, и потащили. Я с облегчением расслабился, уверенный, что дотащат куда положено, там помогут, потому что охотники именно так и мыслят на стадии освоения «гармошки» — сперва перевязать и обиходить, а потом разбираться, что к чему. И расслабился настолько, что пришел в себя только уже к вечеру, от резкого запаха какого-то цветка, подсунутого мне под нос.
— Ты как, слышишь меня? — с тревогой спросил неизвестный мне парень. Судя по повадкам и одежде — охотник.
— Слышу, — прохрипел я.
— Ты был в команде или одиночка?
— Одиночка.
— Ясно… Твою добычу мы кинули на ледник, я завтра покажу, где и что. Траву уже продали, все равно она по цене идет фиксированно, ты ничего не потерял, а тут парням очень нужно было, они на десять дней уходят в глубину. Вот деньги. — Мне под пальцы подсунули мешочек. — Ты слышишь?
— Да, нормально. У меня там тонизирующее в вещах.
— Не дури. Ты уже дважды его принимал — сдохнуть хочешь? Если маг появится, мы его позовем, «ободрит» тебя. А если нет, так и сам отлежишься. Вечером отправим тебя на постоялый двор. Смотри, если хочешь, ребята твою добычу сами продадут вместе со своей, оставят себе только то, что смогут выжать сверх обычной цены. Что скажешь?
— Лучше уж так.
— Ну и хорошо, я им передам. Приходи в себя, парень. Тебе повезло.
— Это точно, — ответил я, повернулся на бок и задремал.
Меня несколько раз будили, как объяснили — проверяли, не отрубился ли я, действительно ли сплю. Утром аккуратно погрузили на пустую телегу и, строго наказав местному вознице вести себя подобающе, отправили на постоялый двор. Там уже подхватили, ни о чем не спрашивая, отнесли в крохотную комнатку на втором, жилом этаже, принесли много-много питья и кое-что из еды вроде вареного белого птичьего мяса, бульона и крохотных фрикаделек, таких нежных, что их и жевать-то было не нужно, сами таяли во рту.
И хотя хозяева не спешили оговаривать со мной стоимость этой синекуры, я настоял на разговоре сам. Хозяин поднялся ко мне и заверил, что он все понимает, стоить уход и проживание будут мне не так много, к тому же уже через пару дней питание станет общим. Говорил он расплывчато, но я понял так, что проблем моя персона не создаст, а значит, больших денег от меня в ходе расчета не потребуют.