колени возле нее. Слезы облегчения катились по его щекам — он даже не замечал. Он мог только шептать благодарность богам, осматривая, а затем осторожно прижимая к себе бессознательную девушку.
Ласково шумело за его спиной море, кричали чайки, ветер трепал волосы…
Прижав Агниппу к груди, Атрид поднял взгляд и посмотрел наверх, на отвесную каменную стену, по которой спустился.
Горькая, насмешливая улыбка тронула его губы.
Какой же он глупец… Глупец и трус.
«Ты и сейчас посмеешь утверждать, что не любишь ее? — сам себя спросил Агамемнон. — Имей же мужество признаться себе в том, чего уже не изменить! Ты любишь, и любишь самозабвенно. Ни один, даже самый преданный, друг не кинулся бы следом за ней по скале. Да, она — моя судьба. Она та, кого я с удовольствием сделал бы царицей Эллады… Вопрос в другом — захочет ли она ею стать…»
Юноша невесело усмехнулся.
Простит ли его Агниппа?
Не как царя, а как парня, из-за которого сорвалась со скалы?
Атрид тяжело вздохнул.
Сзади послышался скрип гальки под чьими-то шагами, и, оглянувшись, молодой человек увидел Мена.
Старик услышал вскрик Агамемнона, когда сорвалась Агниппа, и прибежал на место происшествия. Он видел все — и удачное падение девушки, и невозможный спуск Атрида. Сейчас он окончательно убедился в чувствах их жильца к Агниппе — в чувствах, которые заметил уже давно и в которых не находил ничего плохого: ему нравился этот искренний и добрый юноша, всегда готовый помочь, и он действительно уже присматривался к нему как к жениху своей приемной дочки.
Поняв, что все кончилось благополучно, Мена спокойно дошел до пологой тропки, ведущей вниз, и спустился на пляж.
— Как она? — спросил египтянин.
— Жива, — коротко ответил Атрид. Ему было все еще трудно говорить от волнения.
— А ты? Ничего не сломал, не ушибся?
Молодой человек только мотнул головой.
— Я в порядке.
— Положи ее, — велел Мена. — Понимаю, что ты пережил, но дай ей дышать свободно. Не прижимай так к себе.
Агамемнон покраснел и осторожно уложил девушку на галечник. Старик аккуратно побрызгал ей на лицо водой из фляжки — которую предусмотрительно положил еще дома в корзину для ракушек вместе с лепешками, сыром и вареным мясом.
— Она приходит в себя! — Атрид бросил радостный взгляд на Мена.
Агниппа медленно открыла глаза.
— Где я?.. — прошептала она.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил советник свою царевну, а Атрид лишь счастливыми и виноватыми глазами смотрел на нее. — Ничего не болит?
Девушка медленно приподнялась на локтях.
— Я… Все тело болит…
— Еще бы! Посмотри на себя, дочка: вся в ссадинах и ушибах! — покачал головой Мена, пряча улыбку. — Я о другом. Острой боли нигде нет?
Агниппа неуверенно помотала головой.
— Давай-ка… медленно… попробуем встать… — Мена осторожно придерживал девушку, пока она поднималась. — Вот так… Все хорошо?
— Все в поря… ой! Нога…
Мужчины озабоченно переглянулись. Старый воин опустился на колени и внимательно оглядел стопу девушки.
— Так больно? А так?
— Нет.
— Просто сильный ушиб. Ничего страшного. Пройдет. Правда, ходить тебе пока нельзя…
— Можно, я ее понесу? — быстро спросил Атрид, но девушка тут же испуганно возразила:
— Нет! Пусть Мена.
Эти слова, а особенно их тон, болью отдались в сердце молодого человека. Он посмотрел на Агниппу взглядом побитой преданной собаки — и тихо отошел в сторону.
На следующий день Атрид вновь, как велел ему долг, пришел во дворец разбирать государственные дела.
Огромный мегарон встретил своего хозяина прохладой и запахом благовоний — тонким морским и хвойным ароматом янтаря. Ипатий, в длинном золотистом хитоне и в алой хлене, перекинутой через плечо, привычно шагнул навстречу владыке Эллады — в этом одеянии более похожий на царя, чем сам царь — в простой белой тунике.
— Я рад видеть тебя, великий Атрид! — приветствовал он своего властелина. — Как ты провел день Гекаты? Надеюсь, все в порядке?
Советник имел право задать этот вопрос — Атрид осунулся, выглядел хмурым и задумчивым. В глазах его застыло какое-то непонятное выражение.
Агамемнон дернул щекой, как от зубной боли.
— Царь?..
Молодой правитель сел на трон и, встряхнув головой, резко потер лицо руками.
— Ипатий, я не знаю, что мне делать! — вдруг сказал он — как-то очень просто и спокойно, просто констатируя факт. — Твоего совета я не прошу, потому что дать его ты не сможешь. Но ситуацию хочу тебе объяснить.
— Я слушаю, царь, — внутренне замерев, Ипатий опустился на ступени тронного возвышения. Сейчас… Он буквально кожей чувствовал, что именно сейчас должна разрешиться вся та абсурдная ситуация с болезненной привязанностью владыки Эллады, что длилась вот уже почти месяц.
— Я люблю ее, Ипатий, — глядя в пустоту, уронил Атрид, и только теперь молодой аристократ наконец понял выражение его глаз.
Обреченность.
Ипатий только сглотнул — и промолчал.
— Ты был прав, с Афродитой действительно опасно шутить… — криво улыбнулся Атрид.
— И… что теперь?
О боги, неужели этот страшный миг настал? Кто-то имеет на царя больше влияния, чем он, советник!
— Не знаю, — Атрид, понурившись, помотал головой. — Не знаю!
— Ты на ней… не женишься? — осторожно спросил царедворец.
Горький смех, ставший ответом, отдавал истерикой.
— Если бы я мог!
— Великий Атрид?..
— Если я скажу ей, кто я, она тут же укажет мне на дверь! — Агамемнон вздохнул. — Она и без того внимания на меня почти не обращает, а уж что будет, признайся я во всем…
— Государь! Женщины всегда дарили тебя вниманием, и я уверен — любая девушка, которой ты скажешь о своей благосклонности и о том, что тебе было бы приятно сделать ее царицей Эллады, будет без ума от счастья и со слезами благодарности… просто… повиснет у тебя на шее! — не сдержался советник.
Атрид иронически хмыкнул.
— Да?.. Знаешь, я сам был бы без ума