холера уже налегла на него всей своей тяжестью.
Как прекрасна легенда о построении старого Каира. В продолжение осады города, голубь свил гнездо на палатке Амру; завоеватель Египта, разрушавший города и истреблявший тысячи людей, не решился разрушить гнезда голубицы, отправляясь на завоевание Александрии, и оставил на месте свою палатку, вокруг которой образовался город, который назвали Миср-Фаста.[40]
Европейцы произвели название Каира из арабского прилагательного эль-кагераг, победоносный, которое арабы придавали этому, как и многим другим городам.
Двор и генеральные консулы были в Александрии, но Клот-бей оставался в Каире: ему нечего было делать при старом вице-короле…. все было конечно!.. Клот-бей говорил, что надо было пожертвовать или жизнью или головой больного, что сильные средства были неизбежны: Мегемет-Али действительно выздоровел, но он лишился рассудка!.. Бог знает, не лучше ли было бы, если бы он умер… Не приходит ли эта мысль ему самому в редкие минуты самопознания, когда он видит все свое ничтожество, все свое унижение, он, Мегемет-Али!.. Или для света нужно было новое живое свидетельство всей тщеты земного величия!..
Ибрагим-паша еще не получил инвеституры от Порты, но правил Египтом в главе совета, составленного из людей, еще избранных Мегеметом-Али и отличавшихся умом и деятельностью. Мегемет-Али умел выбирать своих министров. Тем не менее, однако, Ибрагим-паша управлял самостоятельно.
На пути из Каира, у нас на пароходе оказалась холера, и первой ее жертвой сделался машинист, англичанин. Мы кое-как доехали до Александрии.
Портрет Ибрагим-паши, рис. Тим, рез. Бернардский [3].
По приезде в Александрию, я спешил представиться Ибрагим-паше, которого еще не видел. Дом, занимаемый новым наместником Египта, не отличался от домов частных людей средней руки и далеко хуже тех, которые паша отдавал в наем. В доме было пусто и бедно. Мы принуждены были сами отыскивать хозяина. К счастью, голоса, которые мы издали слышали, послужили нам в этом случае руководителем, и после нескольких переходов и всходов на лестницы, мы очутились в большой продолговатой комнате, в которой несколько диванов составляли всю мебель. На одном из этих диванов сидел человек, лет 60, в коротком сюртучке, в белых брюках в обтяжку, – сидел по-европейски, свесивши, а не поджавши ноги; только длинная, белая, как лунь, борода отличала его от других европейцев, которые сидели тут же, рядом с ним. Я очень удивился, когда консул представил меня этому лицу в выражениях, которые ясно показывали, что это был Ибрагим-паша. Он встал, поклонился по-европейски и просил нас садиться. Я описываю все эти мелочи, потому что они, составляя резкое отличие от принятых приемов, в то время занимали собой всю Александрию и Каир и служили общим предметом разговора. В остальном Египте все еще были убеждены в том, что страной правит Мегемет-Али. В голове бедного феллаха никак не может совместиться мысль, чтобы когда-либо мог быть другой властитель в Египте, кроме Мегемет-Али; справедливо говорят, что если старый паша умрет, оставивши свою бороду Египту, то и ей будут повиноваться беспрекословно.
Портрет Мегемет-Али, рис. Тим, рез. Бернардский.
Обычные у турков приветствия, спросы о здоровье и проч. на этот раз скоро кончились, а потому что Ибрагим-паша, видимо, с нетерпением ожидал сведений об успехе экспедиции; коснувшись этого предмета, он увлекся им совершенно и расспрашивал меня около двух часов, совсем забывши, что тут были посторонние посетители, которых может быть и не интересовал этот разговор. Мы не могли надивиться, с какой быстротой он делал вычисления в уме, делил и умножал самые сложные числа и объявлял нам результат за результатом, так, что мы едва могли следовать за ним, не думая уже о поверке его вычислений. Виден был чрезвычайный навык в практической арифметике. Я высыпал перед ним привезенное с устроенной мной фабрики золото; Ибрагим-паша с приметным удовольствием погружал в него руки, и потом пересыпал с рук на бумагу; золото было действительно хорошо: крупное, ярко-желтого цвета, свидетельствовавшего о его высокой пробе.
Несмотря на все увлечение разговора об устройстве золотопромываленных фабрик, он, однако, коснулся до моих открытий по естественной истории и географии, и был чрезвычайно доволен, что я так далеко проник в страны, ему непокорные и дикие, под прикрытием его солдат-негров, распространив таким образом славу о громком имени властителей Египта. Если бы он знал, чего мне стоило добиться до этой экспедиции. Я, впрочем, не мог не похвалить ему неутомимость его солдат, о которых я уже писал к Мегемет-Али; Ибрагим сказал мне, что он решился образовать в Каире батальон негров, придав им офицеров и даже командира негра. Очень сомневаюсь, чтобы могли они свыкнуться с климатом и землей нижнего Египта, по крайней мере, до сих пор все попытки этого рода были безуспешны и стоили жизни десяткам тысяч негров, исторгнутых из родных гор Сенаара и Кордофана. Ибрагим-паша особенно остановился на предположении моем устроить пограничную линию поселенных горно-военных батальонов и укреплений на Тумате, и просил меня изложить этот проект, который обещался привести в исполнение.
Считаю неуместным передавать весь разговор, который был довольно продолжителен для первого свидания; я откланялся, надеясь еще несколько раз увидеть пашу, но случилось иначе. Холера также быстро развилась в Александрии, как и в Каире, и Ибрагим-паша поспешил уехать на Родос, куда я и доставил ему те сведения, которые он от меня требовал.
Ибрагим-паша, как мы уже имели случай заметить, не любил восточной роскоши и показывал приближенным на себе разительный пример умеренности. Он столько же старался освободиться от непреложных обычаев востока, служащих только к удовлетворению суетного тщеславия, сколько из-под влияния политики или лучше сказать дипломатических агентов запада, которые в последнее время дошли до того, что простерли свое влияние через недосягаемый для чужестранца порог гарема.
В последнее время народ, к чрезвычайному своему удивлению, видел Ибрагим-пашу, гуляющего пешком по площади франков; как простой смертный, он заходил в лавку и покупал кое-какие мелочи – кажется подсвечники. Наместник пешком, наместник в лавке, торгующий подсвечники! Такого чуда не ожидал народ, привыкший с незапамятных времен видеть Мегемет-Али в карете, запряженной цугом лошадей, окруженного толпой пеших и конных служителей. Когда Ибрагим-паша вышел из лавки, народу уже нахлынуло множество. Он остановился на несколько времени, разговаривал с знакомыми ему, и потом уехал.
Первым действием Ибрагим-паши, принявшим в руки бразды правления, было усиление работ, производившихся при построении укреплений Александрии, потом укомплектование батальонов, для которых уже несколько лет не брали рекрут. Он, по справедливости, пользуется славой храброго и опытного генерала. Вообще, слава военная