Лететь придется, это Казарин понимал и, пока продолжал разговор, уже прикидывал, как лучше провести встречу.
На интересный проект в Сочи вышел Мишка и привел к Даниилу людей, в нем участвующих. Посидели-посчитали, просмотрели цифры приблизительные. Казарину понравилось. Посовещались с экономистами и Костей, через оплачиваемых друзей из органов проверили «соучастников» по проекту, кое-кого дополнительно поспрашивали и влезли в дело.
Курировал его Дружинин, все концы завязаны были на нем, мотался он Москва – Сочи с регулярностью пару-тройку раз в месяц. Дело двигалось к подписанию договора, и вот на тебе: на последнем этапе такая канитель с Верой Семеновной!
Казарин купил билет на ближайший рейс, некоторые бумаги взял с собой, но большую часть важных документов оставил, а записки, относящиеся к проекту, скопировал не все, оставив оригиналы на всякий, непонятный ему пока до конца случай в сейфе.
Почему так сделал, сам не понял. Но что-то… чуйка какая-то свербила.
Весь полет изучал документы, решив, что сегодня ничего подписывать они не станут – так, визит большой вежливости будущим партнерам в связи с форс-мажором основного участника бумажных официальных отношений. А он объяснит, что все документы на Михаиле, дескать, вмешиваться сам Казарин не хотел бы, хоть он и хозяин, и последнее слово за ним, но у них свой процесс закручен, а партнеру своему Даниил доверяет.
Даже неплохо, что так получится, подумалось Даниилу – присмотрится, что за люди, перед окончательным подписанием. Окажется такой расклад напряжным для партнеров, захотят окончательного решения – пожалуйста, подпишем – у них-то есть своя основная болванка согласованного договора и документы к нему. Относительно деталей связь по телефону с Дружининым по ходу переговоров держать будут.
В аэропорту Казарина не встретили.
Вернее, встретили, да не те, кто ожидался.
Анзора он знал в лицо, но в толпе встречающих Даниил его не увидел и, выходя из зала прилета, уже собирался позвонить встречающему, когда к нему обратился неизвестный мужчина.
– Даниил Антонович? – спросил он с сильным кавказским акцентом.
Прежде чем ответить, Казарин внимательно посмотрел на незнакомца – мужик, лет тридцати с очень ярко выраженной кавказской внешностью, с черными от неистребимой щетины почти до глаз, щеками, узкими неприятными губами и очень непростым взглядом.
– Да, – ответил Казарин и почему-то огляделся вокруг.
– К сожалению, Анзор не мог вас встретить, и вместо него прислали меня, – старался изо всех сил изобразить подобострастное радушие мужик. Но у него это не очень хорошо получалось: выдавало непокорное выражение глаз.
– Спасибо, но меня встречают друзья, – соврал почему-то Казарин, почувствовав опасность.
На миг незнакомец напрягся, но тут же улыбнулся. Он ухватил Казарина под локоть, сделал печальное выражение лица и пожаловался:
– Какие такие друзья? Меня же начальство с работы выгонит, если я вас лично не привезу! Машина люкс!
И в этот момент быстрым, злым взглядом посмотрел куда-то Казарину за спину. Тут Даниил понял, что происходит нечто очень-очень фиговое и полез за телефоном в карман. А мужик как клещами надавил ему пальцами на локоть, не давая руке пошевелиться, наклонился и с заметно усилившимся акцентом прошипел:
– Нэ надо тэбе никуда звоныть.
Казарин рванул из его захвата локоть, делая резкий шаг в сторону, во время движения успев просканировать пространство взглядом и заметить, как к ним из толпы ринулось трое кавказцев. Он отскочил еще на один большой шаг и прокричал:
– Милиция!!! Охрана!!!
После чего пропустил удар в солнечное сплетение. И тут уж начался сплошной балаган – сдаваться просто так, как заяц в силки, Даниил не собирался и, откинув сумку в сторону, принялся отбиваться – годы занятий айкидо многие навыки прививают и доводят до рефлексов. Но кавказцев было четверо, и это оказались очень злые кавказцы.
Даниил продержался минут десять, но, получив удар сзади по голове, отключился. И очнулся, придя в сознание от падения на пол какого-то фургона, куда его швырнули с особым удовольствием.
Дверцы захлопнулись, мотор взревел, машина рванулась с места, а Казарина принялись методично и жестоко избивать. Его спасло то, что развернуться парням было негде – ограниченное пространство фургона не давало возможности размахнуться во всю ширь, да и качало от движения автомобиля. Но били его профессионалы, так что во второй по счету отключке он провалялся неизвестно сколько.
Очнувшись, Даниил почувствовал запах собственной крови и мощную волну опасности. И затаился, стараясь сообразить, что творится.
А ничего не творилось – он лежал, машина двигалась, бравые кавказские джигиты о чем-то лениво переговаривались. Тело болело, причем все! И Казарин принялся проводить диагностику организма, начиная от головы.
Так – затылок сзади: скорее всего шишка и рассечена кожа, сотрясение есть, голова гудит и кружится. Так, дальше: бровь разбита, из носа кровь, левый глаз не открывается, но вроде цел, зубы на месте – за что отдельное спасибо. Дальше – ребра – он осторожно покрутился, подлаживаясь под ход автомобиля – пожалуй, парочка треснула. Ливер болит весь, но вроде острой нехорошей боли, говорящей о кровотечении или серьезном повреждении внутренних органов, не чувствуется. Так, руки-ноги – пошевелил – болят, но вообще-то фигня – синяки верняк, может, трещины есть, но без переломов. В общем и целом диагноз неплохой – более жив, чем мертв.
Да, спасибо, что негде братьям горцам развернуться было. А дотерпеть, отъехать в безопасное место и вытащить его на просторную площадку да оторваться по полной от души, это не в кавказском характере, требующем немедленного возмездия. Намахались в неудобстве, вспотели-устали да подостыли джигиты.
И Казарин начал внимательно прислушиваться к разговору горячих парней.
Ехали они долго. Наверное, дня два.
Жара в фургоне стояла непомерная, мужчины остужались у открытых окон, но на пол ветерок практически не долетал, и Даниил варился в луже собственной подсыхающей крови и пота. Саднило, болело и ныло все тело, а вскоре начало и зудеть под засыхающей коркой крови.
Даниила вытаскивали, отводили отлить в сторону, глумливо насмехались, когда он падал на колени и разбитыми пальцами неуклюже расстегивал ширинку, но больше не били, давали пить, завязывали руки и снова бросали назад в фургон.
Его не кормили, не разговаривали с ним – только выводили в туалет и давали пить. Когда дорога принялась круто подниматься в горы и трясти начало, как в барабане стиральной машинки, у Казарина из разбитых ран открылись все возможные кровотечения сразу, а ребра, ему казалось, так вообще доломались окончательно. Причем все.