Читать интересную книгу Невезуха - Хмелевская Иоанна

— Я больше не мог, понимаете, — говорил он в горести и отчаянии. — Четырнадцать лет!

Последние четырнадцать лет я вроде как не жил, словно меня вообще на белом свете не было.

С самого начала оказалось, что у меня есть способности, и никогда, ни с кем я не мог даже поделиться этим. Все шло на его счет, всю работу я за него делал, сам ведь он ничего не умел, у него руки-крюки были, зато дурацких идей — пруд пруди. И я все это должен был реализовывать!

— Но почему? — мягко спросил Бежан. — У него на вас что-то было? Он вас шантажировал?

— Я даже не знаю, можно ли это назвать шантажом. Хотя.., возможно, да. Ведь он мог в любой момент все это у нас отнять, вроде бы все это принадлежит Басе, но на самом деле — ему, у него были наши векселя, и он мог все забрать у нас на самых законных основаниях...

Но не это самое страшное...

— А что?

— Он сам, — ответил Мариуш и застыл, глядя куда-то вдаль.

Они сидели на садовых стульях у складного столика позади той самой пристройки, в которой находилась мастерская. Оттуда видно было громадное стекло оранжереи, за которым просматривалась оргия цветущих кактусов. Атмосфера была почти дружеская — именно такую больше всего любил майор.

— Кое-что о том, каким он был, мы уже знаем, — буркнул Роберт.

— Нет. Ничего вы не знаете. Со стороны — да, вроде можно понять, что плохой человек. Но вблизи все проходило: не человек, а божество, он так умел все перевернуть, что ты становился абсолютным глупцом. Ведь я годами боготворил его, свято верил в его благородство, великий ум; верил, что он борется за социальную справедливость, карает подлецов, помогает приличным и достойным людям, этакий Робин Гуд двадцатого века. Я ведь собственными глазами видел, как он вытаскивал людей с самого дна, а на самом деле — ни хрена подобного! Он любил власть ради самой власти, он хотел управлять всем и вся, ведь он нам даже пожениться не позволил, мы так и живем, неофициально, потому что ему так хотелось...

— Но почему? — изумился Роберт.

— А холера его знает почему. Видно, так ему было удобней. Хотя оба мы люди свободные и могли бы в любой момент...

— И вы не протестовали? — спросил Бежан.

— Протестовал. Позже. Вначале-то нет, мне и в голову не приходило, — верный слуга!

Но постепенно глаза открылись, и наконец я понял, что живу так, словно меня вообще не существует. Я хотел добиться каких-то успехов, у меня имелись способности, я старался изо всех сил, а он ни разу даже не похвалил. Только критиковал. Знаменитый фотограф, большой художник, а я вроде как ещё не дорос до славы, поэтому он брал на себя авторство всех моих работ, и я, клянусь Богом, верил, что все это — для моего же блага. Полный кретин! Деньги тоже забирал он, я же получал столько, сколько мне выделялось от барских щедрот. Ну надоело мне все это, стал я нажимать, требовать стал, захотел выпустить хоть маленький альбомчик под своим именем... О снеге альбом. Это ведь чудо, а не тема! Ну ладно, он согласился — и снова фигу, рассовал все снимки как свои. И тогда я всерьез разозлился. Но опять на расстоянии.

Одной встречи хватило, чтобы я поджал хвост и продолжал работать мальчиком на побегушках.

Как-то раз решился пойти в одно издательство, там меня приняли, взяли три карточки, но через несколько дней отказали. Я потом случайно узнал, что это он поспособствовал.

— А оружие?

— Что — оружие?

— Что-то там с оружием вы для него тоже делали?

— Все для него делал я. Оружие переделывал, такие у него были фантазии, хотел, чтобы у него все было необычное, даже замки дверные.

Там, в его доме, ни один взломщик не справился бы. Ну а я уже больше не мог, что-то внутри у меня перевернулось... В последний раз я ехал к нему со скандалом, в бешенстве, потому что он снова мне все напортил: вроде бы разрешил издаться под собственным именем, а потом фиг.

Всю дорогу я про себя ругался: хватит, довольно, уеду из страны, эмигрирую, две профессии на руках, и обе — интернациональные, не позволю больше себя угнетать. Конечно, как обычно, он меня заговорил, и снова я сидел как загипнотизированный. А тут он ещё посулил равноправное партнерство...

— Это происходило в салоне, где вы пили? — деликатно спросил Бежан.

— Там.

— И что было потом?

— А потом он потребовал, чтобы я посмотрел двустволку с укороченным дулом...

— Он впустил вас в кабинет?

— А как же иначе? Он одного меня туда впускал, ведь я же сам ему там все и оборудовал.

Но только тогда, когда никто этого не видел.

Даже его Михалина понятия не имела, что я бываю в этом священном месте. Там имелся инструмент, и много разных вещей я делал прямо у него.

— И что дальше?

— Не знаю.

— Ну, не надо глупить. Вы ведь должны были что-то запомнить.

— Да помню я, конечно помню. Но не знаю, что со мной произошло. Может, не до конца он меня заговорил или, может, слишком быстро взял в оборот.., не знаю. Он показал мне, чего хочет, я зарядил жаканами... И вдруг внутри все как взорвалось... Боже, если бы его не было на свете... Что-то такое мелькнуло в голове. Не помню даже, целился или нет, но грохнул два раза... И тут же пришел в себя.

Господи, что я наделал!.. Ну а его больше и не было на свете... Слишком ловко у меня получилось...

— Таким образом, вы признаетесь в убийстве Доминика Доминика?

— А что ещё мне остается? Признаюсь. Но пусть уж все будет до конца. Потому как я ещё подумал, что он и после смерти меня уничтожит, так вот — не дамся, нужно стереть все следы, бежать... Я вытер двустволку, повесил её на стену, помыл посуду... И убежал.

— Вы все за собой заперли?

Мариуш посмотрел на Бежана затуманенным взглядом.

— Что? Не знаю... А что — было заперто?

— По-всякому. Но вы запирали?

— Понятия не имею. Не знаю. Не помню...

Полицейские попытались прояснить и некоторые другие вопросы, но большого успеха не добились. От финансовых дел Доминика Мариуш Ченгала был далек, накопленную в святилище документацию, естественно, видел, но в суть её не вникал, знакомства Михалины Колек его вообще не касались, а о выходках Каи Пешт знал лишь косвенно, через Барбару Буковскую. От Барбары он убийство скрыл, хотя она уже давно не слишком-то высоко ценила Доминика. После посещения мастерской Гурским он перепугался, стащил у неё ключи от старого садового участка и попытался избавиться от мотоцикла, но, похоже, это ему не очень-то удалось. Зато он решился на нахальный поступок и под собственным именем дал пару снимков в труд о фотографии.

Тут уж Доминик не мог ему напаскудить...

* * *

— В высшей степени неприятное и сложное дело, — заявила бабушка на следующий день после демонстрации фототворчества. — Я размышляю о нем со вчерашнего вечера, и у меня уже более или менее сложилась картина событий.

Слабоумием я пока не страдаю и ещё не лишилась зрения и слуха, поэтому хотела бы узнать, по какой причине два человека щадят незнакомого им Мариуша с необычной фамилией. Как моя внучка, так и пан... — она сделала жест в сторону Лукаша, избегая смотреть на него. — Оба вы обвиняете его с явной неохотой. А по моему мнению, он — ключевая фигура. Так в чем же там дело с фотографиями и механизмами? И что у этого человека общего с преступлением, совершенным против бывшего сожителя Изы?

— Ну, — жадно подхватила тетка Иза. — Что?

— Ничего, — сердито буркнула я.

— Очень многое, — сказал Лукаш. — Вероятнее всего, он и есть убийца, но у него весомейшие смягчающие обстоятельства. Убийство в состоянии аффекта. Мы так считаем, но можем и ошибаться, поэтому предпочитаем не подсовывать властям своих идей. Отсюда и сдержанность, тем более что вокруг полно личностей, в значительно большей мере достойных осуждения. Но к Изе все это не имеет никакого отношения.

— «Иза!» — фыркнула моя тезка. — Подумать только, какие темпы...

— Я, моя милая, несколько постарше тебя, — заметила бабуля ледяным тоном. — И тем не менее вижу, как меняются нравы.