улыбнулась.
— Платон, скажи прямо: чего ты хочешь?
— Я хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь, хочу двое детей, дом с собственным причалом, маленькую яхту, большую добрую собаку, а лучше двух, — ни один мускул не дрогнул у него на лице. — Это если совсем прямо. А вообще хотел предложить тебя подвести. Я на машине.
— Э-э-э… Неплохо для начала, — кивнула я и великодушно развела руками. — Ну, подвезти, так подвезти.
— Куда поедем? — Платон сам открыл мне дверь припаркованной недалеко машины.
Невозмутимый водитель, в лучших традициях голливудского кино, в тёмных очках, и строгом костюме больше похожий на телохранителя, молча ждал указаний.
Я колебалась между: к Илье — забрать свои вещи, или в общагу — лечь спать. Между: сказать Прегеру, что я теперь свободная женщина, не связанная никакими обязательствами, или немного его помучить, а там как пойдёт.
Выбрала второе. В обоих случаях.
— А какую ты хочешь собаку? — спросила я, оказавшись рядом с ним на сиденье.
— Мне нравятся ньюфаундленды, — повернул он голову.
— Такие чёрные, лохматые? Водолазы? — подняла я на него глаза. — Мне тоже. Я вообще люблю собак.
— Я рад, — так и не улыбнулся он губами, одними глазами. — Ты занята сегодня?
— Весь день, — не стала я уточнять, чем, ведь собиралась прежде всего поспать, а уже потом всё остальное. — Надо поработать.
— У тебя новая работа?
— Да, ради неё я и купила ноутбук. Взялась за один проект.
Платон с пониманием кивнул.
— А завтра?
Хм! А напора ему, оказывается, не занимать, когда он чего-то хочет.
— А завтра у нас что? — прищурила я один глаз.
— Понедельник. Июнь. Солнечно.
— Точно! Июнь! — снова улыбнулась я. — А июнь — это экзамены, двухнедельная практика. Но завтра я как раз не занята. И послезавтра весь день не занята. Но так далеко мы ведь не будем заглядывать?
— Ни в коем случае, — покачал он головой. — Где мы и где послезавтра.
— Завтра у меня экзамен, за который я уже получила оценку автоматом. Надо только зайти её поставить. И, видимо, не забыть зонтик от солнца?..
— А загранпаспорт у тебя есть? — озадачил меня его следующий вопрос.
— Нет, Платон, — покачала я головой. — Но я работаю над этим.
Он кивнул, смиряясь с моим статусом «временно невыездной»:
— Что ж, здесь тоже много интересных мест. И сейчас столько всего цветёт.
— О, да! Я очень люблю жасмин. За запах. А ты?
— Тюльпаны, — пожал он плечами. — Особенно полями, как в Нидерландах. Хоть они и не пахнут.
— Красиво, наверное?
— Завораживающе. Но в этом году они уже отцвели. А в следующем… — он приподнял одну бровь.
— Платон, где мы, а где Амстердам? Но знаешь, думаю, в следующем году у меня уже будет загранпаспорт… — коварно покосилась я на Прегера
Он не дрогнул и ведь понял всё, без ненужных уточнений:
— Договорились!
Впрочем, после яхты и двух детей я уже ничему не удивлялась.
Только порадовалась, что он не протянул руку скрепить сделку. Мы ведь оба знали, что если я вложу в неё свою, он меня уже не отпустит. А я и не захочу отпускаться. Рядом с ним я чувствовала себя там, где и должна быть и ничего не могла с этим поделать. А, судя по его настрою, никакой другой вариант он и не рассматривает. Пока…
— Платон, — закусила я губу и покосилась на водителя.
И я хотела просто перейти на шёпот, но у Прегера, как всегда, было решение круче: он нажал на какую-то кнопочку и сначала поднялось звуконепроницаемое стекло, а потом его закрыла шторка.
— Я тебя слушаю, — повернулся он.
Святые пердимонокли! А сказать это оказалось куда сложнее, чем я себе представляла.
— Думаю, ты должен знать, прежде чем… В общем, может, ты и совсем передумаешь меня куда-нибудь приглашать и даже везти…
— Ты хочешь остаться с Ильёй? — выхватил он самую суть моих ужимок и болезненных гримас.
— Как раз нет. Мы расстались. Но…
Он поднял руку. И покачал головой, прикрыв глаза:
— Я понял. Но больше ничего не говори.
Чёрт! Я болезненно скривилась, когда он стиснул зубы до заигравших желваков. И уже подумала, что всё кончено, когда он открыл глаза и посмотрел на меня в упор.
Прямо. Открыто. Честно.
— Ян, я взрослый мужик. Есть вещи, которые давно для меня не важны. Есть те, которые задевают больнее остальных. А есть такие, что я не смогу тебе объяснить, как бы этого ни хотел. То, что ты мне сейчас не скажешь, из последних. Я не смогу тебе объяснить, что чувствую, но сейчас это и неважно. Нет, ничто не заставит меня высадить тебя из машины посреди дороги, — дрогнули уголки его губ, но от этого движения до улыбки было ещё как до Луны, а я так её ждала, как никогда, его улыбку, — ни одно из твоих признаний. Но мне приятно, что ты со мной честна. Хотя я ещё ничего не сделал, чтобы заслужить и твоё уважение, и твою искренность.
— Ты и не должен ничего делать, — вздохнув, склонила я голову. Он был так трогательно серьёзен, что я едва сдерживалась, чтобы его не обнять. И настолько оправдал все мои самые отчаянные нескромные ожидания, что готова была разрыдаться. — Они входят в комплектацию, то есть прилагаются ко мне совершенно бесплатно.
— Значит, это моя любимая комплектация, — он усмехнулся одним уголком рта. И заставил меня забыть дышать, потому что смотрел, словно не мог насмотреться. Как на что-то бесконечно дорогое ему, с тоской и нежностью.
Наверно, я выдохнула, только потому, что машина остановилась. А то ведь так и померла бы от удущья. От счастливого удушья.
— До завтра? — спросил Платон, проводив меня до вестибюля.
— Да, — коротко кивнула я. Мне просто нечего было добавить.
Разве что громкости: ДА! ДА-ДА-ДА-ДА!
Мы договорились о времени и месте.
Святые сотовые операторы! Мы обменялись номерами телефонов! С Платоном Прегером!
— И не забудь зонтик от солнца, — махнул он мне рукой и, наконец… улыбнулся.
Я бы подтаяла от этой улыбки, будь я из куска камня. Поплыла словно льдинка по горячей коже. И долетела на свой этаж по лестнице, словно меня подталкивали сзади. Окрылённая его улыбкой, его словами, предвкушением новой встречи и начала, не побоюсь этого слова, больших, серьёзных отношений.
Но едва оказалась в стенах родной комнаты, поняла, что сил у меня хватит только на то, чтобы переодеться.
— Ни о чём не спрашивай, — ответила я следившей за мной как ястреб Светке. Рухнула на кровать и укрылась одеялом с головой.
А когда проснулась, ближе к сумеркам, на моей тумбочке стоял любезно