Читать интересную книгу Самодива - Красси Зуркова

– Я тысячу раз делал это в мыслях, но ты на вкус намного лучше, чем я мог представить.

Слова наполнили мое тело. Не осталось и сантиметра моего тела, который бы не жаждал его, не принадлежал бы ему полностью и не ощущал бы мир в его прикосновении. Я хотела продолжить целовать его, сделать для него все, сделать с ним то, что завело бы его и заставило кончить, но он уже отстранился.

Я притянула его назад.

– Возьми меня. Возьми любым способом, которым хочешь.

Секунду он боролся со своим решение, затем встал налить себе выпить. Пустой стакан опустился на стол, и я принялась целовать его – его шею, плечи, грудь, но когда я добралась до живота, он остановил меня. Я опустила его руки, пока они не сжались вокруг края стола и остались там. Затем я поцеловала его еще раз:

– Теперь моя очередь. Позволь мне.

ПОЗЖЕ ТОЙ НОЧЬЮ, засыпая в его объятиях, я впервые мечтала, чтобы он никогда не узнал обо мне и Джейке.

Шепот над моим ухом разбудил меня, но я не могла разобрать слов. Что-то на счет розыгрыша.

– Так что же ты выберешь? – Риз лежал рядом со мной, уже одетый. – Что-то одно.

– Розыгрыш или что?

– Мило. Это твой первый Хэллоуин, не так ли?

Я кивнула, глаза были полуприкрыты из–за еще не отступившего сна.

– Или угощение. Это значит, что тебе придется угостить меня конфетой. Вот только я не вижу ни одной поблизости.

– А розыгрыш?

– На твоем месте я бы держался подальше от этого выбора. Там, откуда мы родом, розыгрыши – это серьезное дело.

– Мы?

– Моя семья. Я ирландец.

Мы встретились больше месяца назад, а я столько всего еще не знала о нем. Отчасти это была моя вина. Я видела, как другие девочки шпионили за своими парнями – рыскали в интернете, проверяли телефоны парней, читали их письма, все, что Риз называл "фоновые проверки" и даже больше – так что я поклялась никогда не быть одержимо любопытной. Но с ним, любое здравое любопытство не было вариантом. Или же было?

Я перекатилась по кровати ближе к нему.

– Когда ты уехал из Ирландии?

– Я не уезжал. Никогда там и не жил. Всегда хотел, но не вышло.

– Почему?

– Потому что не все зависит от меня, Теа.

– Сложно было представить его желающего что-либо, но не способного это получить.

– Звучит так, словно ты прикован к Нью–Джерси.

– Может и... прикован. Но давай оставим мою мечту в покое. Суть в том, что именно там началась традиция "розыгрыш или угощение".

– В Ирландии?

– Среди всех мест. Конечно, они это называли не так. Ирландское название для этого – душевный вызов.

– Как "обнажение души"?

– Ха, никогда не думал в таком свете. Но нет, это моление за души усопших. Кельты верили, что в ночь 31 октября граница между мирами живых и мертвых исчезала. И если бедняки стучали в дверь той ночью, нужно было дать им еды, а они в обмен молились за тебя за души мертвых.

Я попыталась представить слушающих мертвых в октябрьскую ночь в Ирландии. Истощенных. С широко раскрытыми глазами. Толпящихся на дождливых улицах Дублина.

– А если ты не давал им еду?

– Тогда тебя очень, очень плохо разыгрывали. – Он нырнул под одеяло и принялся всюду меня целовать.

– Риз, подожди. Теперь моя очередь.

– Какая очередь?

– Бросать вызов твоей душе.

– Моей? – Его голова вынырнула наружу: бардак на голове, щеки красные. – Не думаю.

– Потому что ты не любишь обнажать свою душу?

– И поэтому тоже. Ты не можешь меня разыгрывать, если должна угостить. Я приготовлю нам завтрак.

Завтрак был не совсем тем, о чем он мог позаботиться, учитывая, что уже был почти час дня. Пока запах жареных яиц и какого-то мяса распространялся по дому, я ждала в гостиной. Комната была уставлена безукоризненно. Металл. Стекло. Кожа. Перетекающие одно в другое простыми, минималистическими формами. Один только камин представлял собой линию речных камней собранных под нишей в стене – одно прикосновение к пульту управления, и пламя извергалось прямо из камней. Никаких других декораций, стены были пусты. Кроме одной, которая удостоилась легкого снисхождения. Знак, что, как бы то ни было, у дома было сердце.

Книги.

Около двадцати книг стояли на единственной полке. Она выглядела как увеличенная кардиограмма, чьи изгибы были сделаны из стали и прикованы к стене, вбирая в каждый внутренний зубчик максимум книг. Блестящие маленькие томы идеально гнездились в этих слотах. И лишь на самом краю, где сердцебиение в последний раз опускалось вниз, стояла одинокая книга с растрепанным корешком и изношенными углами, склонившись под углом.

Я взяла ее. Райнер Мария Рильке. Два слова на обложке, “Новые поэмы”, были настолько непримечательны, что я даже засомневалась, было ли это название. Но следующее название из трех имен ожидало через несколько страниц. Орфей. Эвридика. Гермес.

Поэма была длинной и мне не удалось ее прочесть, потому что внизу, под печатным текстом, было красное пятно. Две линии, добавленные от руки, были написаны крошечными, но различимыми буквами, красиво закругленными и с длинными петлями.

Я узнаю тебя

даже в смерти

Что за обещание, или угроза, это была? И кто мог сделать это в здравом уме? Может, один из пропавших без вести предков написал это любовное послание своей половинке многие годы тому назад. А что, если это было написано от руки Джейка? Это был и его дом тоже. Его книги. Наверно он подумал, что я могла бы пролистать их, когда Риз привезет меня сюда. И, как и раскрытая пьеса Шопена на фортепиано, том Рильке стратегически располагался на конце полки, где я определенно должна была его заметить.

– Еда подана. – Риз забрал книгу у меня из рук и поставил ее к остальным. – Ты, должно быть, умираешь с голоду.

– Кажется, тема сегодняшнего дня – смерть. Я только что прочла о...

– Я знаю, что ты читала.

– О рукописной записке?

Он пожал плечами.

– Книги проходят через многие руки. Люди имеют привычку делать заметки.

– Это больше, чем просто заметка.

– Мы коллекционируем старинные издания, Теа. А они поступают к нам со своим багажом. – Все в нем, казалось, имело свой багаж. Он продолжал уклоняться от моих вопросов даже сейчас. – Кстати, я не знал, что ты любишь поэзию.

– Не всю.

– Кто твои любимые поэты?

– Неруда, Руми, Э.Э. Каммингс.

– Ты читала моего однофамильца? Каммингс был бы рад узнать, что он популярен в Болгарии.

– Это твоя фамилия?

– Риз Каммингс? Нет, Боже упаси! Эстлин.

Я припомнила, что второе Э в Э.Э. Каммингс значило Эстлин. Коротко и поразительно, словно звук сосулек разбивающихся на ветру.

– А кто твои любимые?