Читать интересную книгу До и после Победы. Книга 2. Становление. - Сергей Суханов

Последним аккордом был наш переход в наступление - мы были усилены частями, снятыми с северного участка. Успех был ошеломительным. Тут мы впервые массово применили наши новые танки. В передней проекции они пробивались только немецкими зенитками с четырехсот метров, хотя сами могли стрелять с двух километров. Поэтому, построившись шахматным порядком с интервалами 20 метров, они поперли вперед, стреляя во всякое шевеление. Хотя какие-то шевеления начались только метров за пятьсот до немецких окопов, так как до этого по ним стреляла наша артиллерия и минометы. И танки шли не напролом, а с учетом местности - если есть какой-то выступ, где можно спрятать орудие, сначала несколько танков шли на его ребро и вычищали эту фланговую позицию. И только потом вперед двигались остальные танки. Это позволяло не подставлять борта. В результате в атаке серьезно не подбили ни одного танка - двоим сорвали гусеницы ПТОшники и еще трем - пехота с гранатами - пока не подтянулись наши штурмовики с гренадерами и не зачистили окопы. В брешь тут же втянулись рейдовые части и пошли гулять по тылам только-только остановившейся немецкой группировки. Разгром был полный. Мы немного не дошли до Данцига - не хотели зарваться. Поэтому отошли почти на исходные позиции, на которых и начиналась оборона. Помимо своей же подбитой техники, немцы потеряли практически всю артиллерию, это помимо тридцати тысяч пленными и гораздо больше убитыми и раненными. Тяжело им воюется без оперативной связи на поле боя, ну да ничего - пусть привыкают. Надеюсь, они поняли, что теперь так будет всегда.

Не менее упорные бои шли и на южном участке, и закончились они только к пятому сентября. Разгрома немцы избежали, но и своих целей не достигли. Они шли через леса, поэтому в качестве передовых отрядов охранения пустили отряды украинских националистов. Ребята были отчаянными, но все-равно таяли в лесах как масло. Мы уплотнили порядки наших ДРГ - вместо трех километров теперь каждой отводилось по километру и меньше, плюс расставили их в шахматном порядке и нарастили резервные линии. Так что раз за разом ОУНовцы попадали в клещи - упирались в одну из наших групп, затем охватывались соседними и уничтожались - минометным и снайперским огнем, ручными гранатометами, пулеметными косами. Иногда они успевали подтянуть вторую линию - тогда боковые ДРГ просто отходили, забирая своих раненных и убитых, и начиналась фронтальная перестрелка - пока в порядках оуновцев снова не возникнет прореха, в которую можно ввести фланкирующие группы. Против гранатометов им было нечего противопоставить - даже бывшие ранее надежными убежища в виде ствола дерева или низинки теперь не давали защиты от упавшей рядом гранатки, которую наши бойцы закидывали с расстояния более сорока метров из такого же убежища, но уже надежного. Попытки сблизиться броском пресекались плотным автоматическим огнем. Они полегли в этих лесах почти все, но свое дело сделали - помешали нам как следует громить немецкие колонны из лесных засад. Заслышав наши танки, они просто отходили к основным силам. Вот тут уже можно было немного пострелять выходящую на нас подмогу и тут же смыться, чтобы снова начать этот тяни-толкай разведгруппами.

К счастью, немцы не стали в этой истории разворачивать свои егерские команды охотников - наши действия слишком быстро стали крупномасштабными, и фрицам пришлось привлекать войска, а не гоняться за небольшими отрядами по лесам, для чего и создавались тогда их ягд-команды. Так что подготовка наших диверсантов вкупе с огневой мощью выкашивала ОУНовцев в лесах почище косы на утреннем лугу.

Но немцы все-равно продвигались и через две недели уперлись в наши оборонительные позиции. Три дня они приводии себя в порядок - подтягивали отставших, переукомплектовывали потрепанные части. Наши штурмовые У-2Ш отработали новую тактику - подкравшись на высоте верхушек деревьев, один штурмовик отрабатывал несколько секунд по колонне или лагерю и тут же уходил под прикрытие деревьев. В это время с другой стороны появлялся другой штурмовик и, пока стволы фрицев смотрели в сторону первого, отстреливался по ним и также быстро смывался. В это время третий появлялся еще с одного направления и также наносил короткий огневой удар. Низкая скорость, глушители и прикрытие леса позволяли им подкрадываться буквально вплотную и тут же отходить, разворачиваясь буквально на пятке, а наличие раций в каждой машине позволяло всей группе координировать свои действия - как правило если группа превышала пять машин, одна выделялась в качестве коррдинатора, который дирижировал этим смертоносным оркестром. Группами по несколько самолетов они словно стая акул постояно крутились вокруг колонны, откусывая от нее мелкими но частыми ударами по три-четыре человека, по одной машине, по танку за раз, но постоянно, так что порой бывало, что уже через полчаса от батальонной колонны оставались одни ошметки.

Вносила свою лепту и артиллерия, хотя к осени 42го как таковой ствольной артиллерии у нас было уже мало. Основную часть нарезных стволов калибров 150мм и менее были установлены на гусеничную бронетехнику и использовались в первых порядках для стрельбы прямой наводкой. Подавляющую часть навесной артиллерии составляли минометы, которые могли работать на дальности до пяти километров. А на больших дистанциях вместо дальнобойной артиллерии действовали штурмовые эскадрильи - они работали по батареям, складам, штабам и колоннам противника. На напряженных участках фронта один батальон могли поддерживать до трех эскадрилий штурмовиков - целый полк, их в свою очередь - до двух полков истребительной авиации, а над полем боя на высоте пятнадцати километров висело до шести разведчиков, которые прощупывали своими инфракрасными и оптическими глазами окружающую местность и докладывали о появлении целей непосредственно в штурмовые эскадрильи и комбатам, чтобы те смогли спланировать и подготовить встречные удары.

Конечно, ствольная арителлерия с закрытых позиций была бы предпочтительнее в плане безопасности, но у нас не было столько стволов и снарядов - для достижения того же результатата, что и штурмовиками, на ствольную артиллерию пришлось бы потратить в десять раз больше металла и в двадцать - пороха. Артиллерия все-таки работала массово, по площадям - там, где было достаточно бомбы, уходил десяток снарядов - а ведь в них не только взрывчатка самого сняряда, но и порох метательного заряда. Такого мы позволить себе не могли, особенно по пороху. Повышенный риск штурмовок мы старались компенсировать массированностью применения штурмовиков - сначала - тотальное подавление зенитных средств уравляемыми бомбами с большой высоты или НУРСами с расстояния в километр и более, и уже потом - работа по цели, и все это - массово, чтобы по одной зенитке работали два-три самолета, чтобы она просто не успевала пристреляться, нащупать своими снарядами наш самолет. А наши и пристреляться успевали - по неподвижной-то цели, и залп самолета мощнее - почти шесть стволов против одного-двух. Немцы могли компенсировать только массированностью применения зениток, но это им было сложнее сделать - в отличие от самолетов, которые могли за пять минут преодолеть чуть ли не тридцать километров, зенитки как правило оставались на месте, то есть на каждом важном участве требовалось бы держать например по шестьдесят зениток, тогда как все эти участки могли обрабатываться последовательно группой в тридцать-сорок самолетов - экономия в технике и людях подавляющая. Конечно, наши потери постепенно сглаживали бы эту диспропорцию сил нападения и обороны, но, во-первых, мы их постояно пополняли, а во-вторых - немцы и не могли создать такой плотности зенитной обороны на всех интересующих нас участках. Мы в свою очередь, узнав об усилении зенитной ПВО какого-либо объекта, просто посылали туда не двадцать, а сорок или шестьдесят самолетов - и подавляющим огневым и маневренным преимуществом быстро задавливали всю ПВО при сравнительно небольших потерях у нас - на один сбитый самолет приходилось с десяток уничтоженных зениток.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});