нет никакого способа убраться с этого острова? А что мне теперь, упасть на колени и плакать? Что мне это даст? Ничего. Ты знаешь это лучше меня.
— Да, я знаю…
— Поэтому я постараюсь извлечь максимум пользы из этой ситуации и тебе советую сделать то же самое. Я верю, что рано или поздно найдется способ уехать отсюда. Мне бы не хотелось продолжать поездку в Венецию в компании этой шайки, но… в любом случае, это не то, о чем я сейчас беспокоюсь. Сейчас мы все оказались в одинаковом положении. Мы все… в одной лодке.
— Я понял твою мысль, — кивнул Мэтью. — Хотя два года ожидать торгового судна, которое сможет забрать нас отсюда… видится мне трагическим развитием событий.
— Особенно для молодого человека, которого в Нью-Йорке ждет его возлюбленная, так?
— Именно.
— Это черт знает что, я согласен. Но я тебе вот, что скажу… почему бы тебе не пойти со мной завтра в то место, которое я здесь посетил? Ты сможешь принять ванну и побриться. Это сотворило чудеса с моим мировоззрением. А в качестве платы тебе нужно лишь вымыть ванну и подмести пол. Это достаточно просто, хотя там было немного пыльно, и моему носу это не понравилось. Что скажешь?
Мэтью не пришлось долго раздумывать над ответом.
— Меня это устраивает.
— Хорошо. — Хадсон повернулся лицом к кораблям в море. Океан мерцал багровым отблеском заходящего солнца. — И завтра я собираюсь рассмотреть возможность присоединения к одной из этих команд. Хочу провести время с пользой.
— Разумный план, — согласился Мэтью.
Хадсон кивнул, не отрывая взгляда от лодок.
— Хм, — тихо протянул он. — Разумный. Вот это интересное слово.
Мэтью ничего не сказал. По лицу Хадсона он видел, что его что-то беспокоит, но не знал, что именно, поэтому терпеливо ждал, когда Великий снова заговорит.
— Разумно, — повторил Хадсон. — Знаешь, есть кое-что, что мне не совсем понятно.
— Например то, что король Фавор и Фрателло заговорили на нашем языке почти как оксфордские профессора, хотя вчера они едва могли связать два слова?
— Отчасти. Но я сейчас скорее о татуировке на тыльной стороне левой руки Фрателло. Я заметил ее, когда он наливал мне вино прошлой ночью. Полагаю, ты тоже ее видел?
Мэтью вспомнил рисунок: выцветший от времени якорь на старой загорелой коже с именем Руби под ним.
— Видел, — сказал он. — И что же ты насчет нее думаешь?
— Вот мы и встретились с тем, чего не знает юный Мэтью. — Хадсон добродушно улыбнулся. — Очевидно, ты не изучал военно-морскую историю?
— А ты изучал, — кивнул Мэтью. Это не было вопросом.
— Я, конечно, не оксфордский студент, но я знаю вот что: я сражался во второй Голландской войне, но ведь была и первая. В мае 1652 года произошло то, что сейчас называется битвой при Гудвин-Сэндс[26], между нами и Голландской республикой. Двадцать пять английских кораблей против сорока семи голландских. Мы хорошо себя проявили, но интересно не это. А то, что одним из знаменитых кораблей был «Рубин»[27]. О, да, это история способна взволновать юношеское сердце, поэтому я запомнил ее хорошо.
— Ясно. И что с того?
— И я не думаю, что Руби — это имя женщины из прошлого Фрателло… если только не сравнивать женщину с кораблем. — Хадсон пристально посмотрел на Мэтью. — Якорь — это универсальный символ принадлежности к экипажу. Я полагаю, что Фрателло служил на борту «Рубина». Не знаю, участвовал ли он в той битве, но… Мэтью, я думаю, что Фрателло — англичанин.
— Он говорит, что родился здесь и никогда не уезжал.
— Да, он так говорит, — кивнул Хадсон. — Вопрос только в том, почему.
— Потому что это правда? — пожал плечами Мэтью.
— Так ли это? Разве то, что он англичанин, не объясняет того, как внезапно он вспомнил английский язык. И Фавор тоже, если уж на то пошло. Да, они загорелые и похожи для нас на иностранцев. Возможно, они даже утеряли некоторые свойственные нашим землякам интонации, но… «Рубин», Мэтью! Это буквально глас из прошлого, выбитый на его коже!
Мэтью нахмурился.
— «Руби» может быть именем его жены. И... Май 1652 года? Пятьдесят два года назад? Я бы сказал, что ему под шестьдесят. По-твоему, он был в море в детстве?
— Да, — воодушевился Хадсон. — Тут ты попал в точку. Мальчики на военных кораблях служат, чтобы подтаскивать мешки с порохом к пушкам. Этим мальчикам обычно по двенадцать-четырнадцать лет. Я полагаю, что Фрателло был «пороховой обезьянкой» на британском корабле «Рубин». А вот насчет того, что он никогда не покидал Голгофу… тут мы переходим к твоей специализации.
— Моей специализации?
— Любопытство. То самое качество, что не дает тебе спать по ночам.
— Оно бывает губительным, — возразил Мэтью.
— С тебя несколько раз чуть не содрали кожу, но ты цел и невредим.
— По большей части, — сказал Мэтью и коснулся шрама на лбу, оставленного когтем медведя, известного под именем Джек Одноглазый. Он посмотрел вдаль и увидел, как лодки одна за одной начинают подплывать к причалу. Свет продолжал угасать. В окнах домов начали зажигаться фонари, а внизу, на улицах под дворцом, начали загораться факелы.
Фрателло — англичанин? — задумался Мэтью. — И король Фавор, возможно, тоже?
Вчера утром Фрателло не узнал (или сделал вид, что не узнал) морской флаг Великобритании, который реял на мачте