Синяк на скуле, разбитый висок и кровь, запекшаяся в уголке губ.
Он едва не рычал вслух.
— Тебе нужен доктор.
— Меня уже осмотрели в лаборатории.
— Что сказали?
— Ничего. Они… — Меган запнулась, — не особенно разговорчивые.
«Это точно», — Дэлл неслышно выдохнул.
Она стояла рядом, близко, такая потерянная, что щемило в груди. Разочаровавшаяся, тихая, одинокая, с пустотой на дне зеленых глаз, а Дэлл едва преодолевал желание дотронуться до разбитой щеки. Коснется и что скажет? Что? Что ему жаль, что хотел бы он помочь, и не только ей, но и себе? Им обоим? Дурак…
Меган почувствовала его взгляд, смущенно улыбнулась и осторожно дотронулась до синяка на скуле.
— Не заживет до дня рождения.
Сказала это так просто, что Дэлл сразу понял — не было в этой фразе ни скрытого смысла, ни приглашения, ни хитрого замысла передать что-то большее, чем то, что было сказано. Просто «не заживет», и все.
На секунду стало больно дышать.
— Когда? — спросил он тихо.
— Через три дня.
Нахлынула новая порция растерянности.
— Уже придумала, как будешь праздновать?
Спросил, лишь бы отвлечься от странно-сосущего чувства внутри, которое вот уже несколько минут не был способен распознать.
— Нет.
Еще одна короткая фраза из одного слова, в которой сказано больше, чем в длинных параграфах текста.
— А как бы ты хотела?
Она посмотрела на него так странно, будто Дэлл вопросом затронул нечто большее, чем предполагал. Губы приоткрылись и дрогнули, словно слова прорвались сквозь них быстрее, чем мозг успел выстроить очередную преграду.
— Как? — В ее глазах внезапно проснулась надежда, вспыхнула, как грань невидимого кристалла. — Принеси… подари… мне, пожалуйста, нож на сутки, и тогда мы придумаем, «как»…
Стоило этой фразе прозвучать вслух, как надежда в ее глазах погасла, словно накрытая крылом ворона. А ведь он не успел даже отреагировать — ни внутри, ни снаружи, — как Меган уже шагала прочь по коридору. И в который раз за этот день, неспособный сориентироваться в водовороте чувств, он просто стоял и смотрел, как она уходит.
Как такое возможно, чтобы события, которым стоило бы растянуться по времени, если не на недели, то хотя бы на дни, всем скопом упаковались в последние несколько часов? Сошлись, слепились в клубок, ворвались в жизнь нежданным штормом. Градом, размером с гусиное яйцо. Чертово похищение, замок, побои, отключка, Комиссия, сенсорный допрос, лабораторное обследование, а затем еще и Дэлл… Вот уж кого я совсем не ожидала увидеть. Не в этот день и не в таком состоянии.
Щека пульсировала, затылок тоже.
Если врачи из Комиссии не выявили сложных повреждений головы, значит, их нет, и можно успокоиться и перетерпеть. Зарастет, заживет и затянется, как и многое другое. Вот только была внутри еще одна растущая пульсация, ухода которой ждать, увы, как я понимала с каждой минутой, было бесполезно.
Дэлл.
Конечно. Он же связан с Комиссией, он работает на них, и стоило сразу предположить, что существовал шанс натолкнуться на него в тех длинных коридорах. Вот только большой ли шанс? Или мизерный? Но судьба пошутила вновь: хотела — получай.
Хотела, да.
Оказывается, и сама не подозревала, насколько сильно хотела, а как только увидела знакомую фигуру, лицо и серьезный, такой родной взгляд серо-голубых глаз, как все, пропала вновь. От того, насколько сильно скрутило что-то внутри — наверное, исстрадавшуюся в разлуке душу, — пришлось присесть на диван.
Как близко… Тот же запах, те же короткие волоски на висках, те же брови и едва опущенные вниз, как бывало всегда, когда он был раздосадован, уголки губ.
Стало трудно дышать.
Мой мужчина. С самого первого дня глубинная часть меня признала в Дэлле своего мужчину — нутро тянуло к нему так, что становилось больно. Хотелось не просто обнять тело, хотелось погладить душу, слиться воедино, расформироваться на крохотные искры и поселиться у него внутри. Чтобы уже не смог вытащить, чтобы принял и полюбил всем сердцем, так же, как и я. Одного взгляда хватило, чтобы осознать — вся борьба против собственных инстинктов последние месяцы была напрасной, и главная битва, так называемый экзамен по усвоенному материалу, оказалась проиграна еще до того, как прозвучало первое слово.
Забылся замок и красная лампочка, забылся даже лысый и его головорезы, осталась только ноющая глухая тоска и чувство, зовущее туда, где мне стоило находиться. Дома. Рядом с ним.
Висели, замерев, кофейные портьеры и кружевной тюль. За окном опустилась на город февральская ночь.
Нордейл — город-сказка… Сказки, как оказывается, тоже бывают разными.
Хотелось горячего чая; горло пересохло, но вместо того, чтобы идти на кухню, я все сидела и размышляла над тем, что сказала сегодня в коридоре в последний момент…
«Принеси… подари мне нож на сутки, и тогда мы придумаем, „как“…»
Что же я наделала? Неужели не учусь? Захотела еще раз увидеть, как в самый нужный момент никто не приходит, и ты остаешься один, оголенный, ранимый, умирая вместе с надеждой, которую приходится душить собственными руками. Чтобы она умерла до того, как умрешь ты.
Зачем…
Я закрыла лицо руками, не обращая внимания на саднящую щеку. Не боли душа, уймись, да уймись же, мать твою!
Черт!.. я испортила грядущий день рождения гораздо сильнее, чем это сделал лысый. Теперь я боялась просыпаться второго марта. Проснешься, и никого…
Так, все, хватит! Не раскисать! Если уж придет время это делать, то зачем начинать сегодня?
Не успела я подняться с дивана, как прозвучал дверной звонок.
Кого могло принести в этот час?… Кого вообще могло принести… ко мне? Снова Комиссию с проверкой? Дэлла? Только не это…. (да-да-да!)
Но за дверью, к моему одновременному облегчению и разочарованию, обнаружился не Дэлл, а совершенно незнакомый мужчина приятной, впрочем, наружности: высокий, с рыжеватыми волосами, глазами цвета выдержанного виски и мягкой располагающей улыбкой.
Не успела я поздороваться и спросить о цели его визита, как тот уже браво представился:
— Доктор Лагерфельд к вашим услугам, мадам. На что жалуетесь?
От удивления я запрокинула голову и приоткрыла рот. Затем опомнилась, приняла должный вид, захлопнула рот и только после этого довольно прохладно ответила:
— Я никогда ни на что не жалуюсь.
— Хорошо. Тогда пока я вас осматриваю, — незнакомец, не спрашивая разрешения, шагнул в квартиру, — вы подробно расскажете мне, на что вы «не жалуетесь».
К моей челюсти будто привязали грузик — так сильно ей хотелось снова отвиснуть, а через секунду губы непроизвольно растянулись в улыбке. Ну и наглец! Но обаятельный, в этом не откажешь.