День рождения. Через неделю. Второе марта — день моего попадания на Уровни. Давно это было. Почему и зачем — кого теперь спрашивать…
Я вздохнула.
Как праздновать, с кем? Неужели снова в одиночестве?
Новое место, новая квартира, новые знакомые, но никого из них нельзя назвать друзьями. Друзья — это те, кого ты рад видеть в любое время суток, кто принесет бутылку вина без предупреждения и ввалится в квартиру с вопросом: «ну, как оно?», и ты с удовольствием поделишься, несмотря на то, насколько хорошим или плохим это самое «оно» ни было в данную минуту…
Полезный курс, приятные ребята — верные и нужные товарищи в будущем, но не друзья, нет. К сожалению. А значит, видит Бог мою грусть, праздновать снова буду в одиночестве.
Вспомнился прошлый год.
И торт, будь он неладен. А следом вплыл в ноздри невидимый запах апельсинов и вкус последовавших за ним поцелуев. Хорошо было, ох, как хорошо. Тепло, нежно, трепетно. Тогда была в душе наполненность и ощущение нужности — единство двоих, которым следовало разглядеть собственное предназначение.
Не разглядели.
Шумели по проспекту машины. Переливались под фонарями их гладкие блестящие бока, отражали огни ночных витрин окна.
Я открыла рот и поймала в плен очередную снежинку. Еще несколько осели на ресницах и почти сразу же растаяли от выдохнутого в воздух пара.
Как он переживал по поводу шрамов на моих ладонях… Тихо кипел, злился, негодовал. Просто не знал, что последовало сразу после, а так бы негодовал куда больше. Не заметил одной маленькой детали: маленького круглого шрама на спине — входного пулевого отверстия. А если бы заметил, на сколько еще вопросов мне предстояло бы тогда ответить? И стала ли бы я ворошить «те» воспоминания?
Спина зажила, а душа нет. Больно. Очень больно.
До сих пор.
Холодный ветер рвался в лицо, хлестал по щекам, и дрожала земля от тех, кто бежал впереди, и тех, кто настигал позади. Хрип из собственных легких: «Ну, подождите же, подождите!» Стылая земля под подошвами, скользкая и шипастая, полная ловушек для обессилевших ног, и уносящиеся на полной скорости спины впереди. Собственная рука, протянувшаяся вперед в поисках опоры, в поисках того, кто подхватит, поддержит, поможет рвануть из последних сил. Но никто не обернулся. Пустота под пальцами.
«Вернитесь же, вернитесь!» — бессловесно хрипело горло.
Еще один рывок вперед, еще один шаг к спасению…
А потом последовал выстрел.
Он обжег спину, заставил рухнуть прямо на землю, лицом в застывшую от мороза грязь, — и боль. Много боли, рвущий на части алый цветок в теле и пропитывающаяся кровью куртка. Горячо и холодно. Страшно и спокойно. Распоротая камнем щека и нездоровый сип из горла.
Все. Конец.
Но вдруг спереди послышались шаги — кто-то вернулся. Вернулся! Я до сих пор помнила, как в опаленном болью сознании фениксом взметнулась надежда, вспыхнула ярким пламенем, почти ослепила от нахлынувшего на секунду счастья.
Они помогут мне, возьмут с собой, вылечат, залатают… Команда, боже, моя команда… ведь мы команда — спасибо! Господи, значит, ты все еще слышишь!
И следом выскальзывающий из пальцев пистолет.
Поднять голову сил не хватило.
Кто-то вернулся за тем, чтобы забрать оружие. Присел на корточки, грубо и жестко разжал мои сжимающие рукоять окоченевшие пальцы и бросился наутек.
Вернулись, да.
Но не за мной. За оружием.
Тот случай меня многому научил. Лучше бы не учил. Лучше бы тогда помереть.
Очередная снежинка приземлилась на рукав, и какое-то время я рассматривала ее крохотные ножки в свете фонаря. Блестящая, тонкая, красивая. Очередное чудо для того, кто когда-то остался жив. Зачем-то остался.
Нордейл. Спокойные уютные улицы — новая жизнь, новые места, новые дела. Только душа старая и круглый шрам на спине. И как его пропустил Дэлл?
Я горько усмехнулась.
Пусть этот день рождения я проведу в одиночестве, но зато без торта, без ложных друзей, без пули в спине и без последующей больницы. Одиночество не самое худшее, что может случиться с человеком. Нет, далеко не худшее.
Гораздо хуже, когда ждешь и не дожидаешься. Когда за тобой не возвращается тот, на кого ты очень надеялся. Когда за тобой, мать его, вообще никто не приходит.
Я зло выплюнула изо рта обломанную веточку, которую непонятно когда успела туда засунуть и вот уже какое-то время жевала. Почти изгрызла от горечи, заполнившей ум.
Если кто-то за тобой не возвращается, значит, он тебе не нужен. Значит, в очередной раз сам. Всегда сам.
Подумаешь. Не в первый и не в последний раз.
Бросив взгляд на выплюнутую на землю изжеванную веточку, я подхватила стоящий у лавочки припорошенный снегом пакет с продуктами, поднялась и быстро зашагала домой.
А позже той же ночью не удержалась… попросила, чтобы второе марта я провела не одна. Да, тогда небесный отец не услышал. Но, может быть, он услышит в этот раз?
* * *
— Отпустите! Что вы делаете!!!
— Заткнись!
Грубые руки запихнули меня в салон автомобиля. Что это — черный джип? SUV? Не успела разглядеть ни знаков, ни лиц напавших. Лишь сумбурное мельтешение курток и обжигающе холодный воздух, ворвавшийся в легкие, приготовившиеся исторгнуть душераздирающий визг.
— Не смей орать, сука! Тихо!
Затянутые кожей перчатки сжали горло поверх шарфа. Вместо крика вырвался беспомощный сип. Звуки вокруг на мгновение заглушил грохот бешено бьющегося сердца.
— Эй, ты, не повреди ей башку. И пальцы тоже!
Вот и все. Стиснутая на заднем сиденье в чужой машине между незнакомыми мужчинами, я не смела пошевелиться, лишь дрожала, словно маленькая стянутая одеялом птичка.
Их было четверо — двое по бокам, водитель и один на пассажирском сиденье, в пальто и меховой шапке, вероятно главный. Потому что сразу после того, как он бросил водителю «поехали», повернулся ко мне и неприятно улыбнулся. На меня уставились маленькие цепкие глаза, плохие глаза, умные глаза.
— Не дергайся, девочка, целее будешь.
— Что происходит? Что вам нужно?!
Несмотря на предупреждение, я все же дернулась — больше по инерции, нежели из желания воспротивиться его словам. Не слишком-то подергаешься, когда вокруг ни сантиметра свободного пространства, а машина мчится во весь опор. Голова лихорадочно пыталась найти объяснение случившемуся: как так, ни друзей, ни врагов, всего месяц в Нордейле, и тут такое? Куда едем, зачем? Клейкий страх слепил внутренности в единый комок.
По меховой шапке плыл свет от вечерних фонарей, раз за разом высвечивая жесткий профиль с орлиным носом, острым подбородком и тонкими губами.