Кроме этого большого собрания, в новолуние или когда луна была в последней четверти, устраивались не столь многолюдные собрания. Чтецы ронго-ронго собирались в заливе Анакена, и арики ходил взад-вперед, читая дощечки, а старики стояли вместе и слушали».
О кончине арики Нгаары, умершего незадолго до набега работорговцев, Раутледж рассказали следующее: «Шесть дней подряд после его смерти все делали палки с перьями на конце (хеу-хеу), эти палки расставили вокруг того места. Его похоронили в разрушенной аху в Тахаи, и тело его несли на трех дощечках, а следом между рядами провожающих шли чтецы ронго-ронго. Дощечки захоронили вместе с ним. Голова арики поплатилась за свое величие: ее потом украли, и неизвестно, куда она делась. Десять или пятнадцать дощечек арики раздали старикам, остальные достались его слуге Пито, а после смерти Пито – Маурате. Когда Маурату увезли в Перу, дощечки перешли к родственнику Те Хахи, Таке, и Салмон попросил Те Хаху добыть их для него. На беду Таке был в ссоре с Те Хахой, ибо Те Хаха, служа у Салмона и получая хорошее жалованье, был, по мнению Таке, слишком скуп на подарки родственнику. Поэтому Таке отказался уступить дощечки. Они хранились в пещере, положение которой приблизительно было известно; но Таке умер, не сказав точно, где она находится, и дощечки не удалось найти».
Раутледж напоминает также основанное на длительности декламации Меторо мнение Жоссана, что каждый знак ронго-ронго «был лишь гвоздем, на который можно было подвесить куда более длинный текст, сохраняемый в памяти». Правда, по ее наблюдениям, декламируемые тексты дощечек оказались не длиннее тех, которые были известны Салмону и Томсону со слов старика Уре Ваеико на острове Пасхи. Больше того, информаторы Раутледж узнали в одном из кусков, прочтенных Уре Ваеико, текст дощечки, в которой говорилось о сотворении мира. Другой отрывок оказался хорошо известной старинной любовной песней, остальные не были опознаны. Но островитяне единодушно утверждали, что Уре Ваеико, хотя и не умел сам изготовлять дощечки ронго-ронго, «был слугой Нгаары и научился их декламировать».
Раутледж продолжает: «Поначалу у нас все шло так же, как у американцев. Стоило нам предъявить фотографии с единственной целью получить общие сведения, как их, к нашему удивлению, тотчас начинали читать, привязывая определенные слова к каждой фигуре. Когда же мы после великих трудов начертили все знаки и записали значения каждого, оказалось, что можно любой из них поставить на любое место. Туземцы вели себя словно дети, они делали вид, что читают, а сами декламировали наизусть».
Одно наблюдение Раутледж особенно важно в свете наших последующих открытий на острове Пасхи: «Однако в пяти или шести примечательных случаях разные лица декламировали примерно одно и то же, начиная словами: «Хе тимо те ако-ако, хе ако-ако тена». На вопрос, что это значит, нам отвечали, что эти слова взяты с одной из древнейших дощечек и всем известны. Они представляли собой как бы «первую азбуку». Уре-ваи-ике (то есть Уре Ваеико) утверждал, что это «великие древние слова», а все другие слова «малые». Получить перевод их было очень трудно… некоторые слова могли быть объяснены, другие нет, полный смысл оставался непонятным. Тем не менее можно предположить, что здесь действительно речь идет о содержании древних дощечек».
Мы не знаем, записала ли экспедиция Раутледж полный текст этого важного документа, потому что неопубликованные записки экспедиции были потеряны в Англии. К счастью, мне удалось найти текст «Хе тимо те ако-ако» среди рукописей, собранных мной в 1956 году на острове Пасхи.
Сообщение Раутледж о том, что речь идет о выученном наизусть тексте одной из древнейших дощечек и что смысл его непонятен из-за слов, которые нынешние островитяне не могут истолковать, очень интересно, если учесть, что современные ей пасхальцы хорошо знали другие полинезийские диалекты. Церковные службы шли на таитянском языке; мангаревский был в обиходе на острове с тех пор, как приехали первые миссионеры со спутниками с Мангаревы; во время визита Раутледж учителем закона божьего на острове был Пакарати, женатый на туамотуанке. Замечательно, что в этой полинезийской лингвистической каше сохранился древний текст, непонятный самим пасхальцам.
Вспоминается продекламированный Салмону и Томсону отрывок, будто бы написанный «на древнем языке, ключ к которому давно утрачен». Видимо, пасхальский язык изменялся в большей степени, чем представляют себе большинство языковедов. Или же перед нами свидетельства лингвистического субстрата. Намек на то, что исконный текст дощечек написан не на современном рапануйском языке, виден и в своеобразных ответах, которые получила Раутледж от своих двух основных информаторов, когда силилась выяснить, почему все попытки прочесть дощечки приводят в тупик Она пишет. «Как заявил Томеника, «слова новые, а вот письмена старые»; Капиера по этому же поводу сказал, что «картинки те же, а слова другие»."(37) Раутледж составила список тринадцати предметов, о которых, по словам разных лиц, повествовали кохау ронго-ронго. «Предметы, о которых, казалось бы, непременно должны рассказывать ронго-ронго – генеалогии, перечень арики или странствия народа, – вовсе не упоминались». По полученным ею сведениям, были дощечки, которые читались в связи с убийством человека, другие связывались с местью, третьи способствовали плодородию, в некоторых перечислялись войны или описывались полностью либо частично ритуалы.
Ей сообщили, что самая интересная дощечка известна под названием «кохау-о-те-ранга». Она приносила своему владельцу победу и много «ранга», то есть беженцев, обращаемых в рабство. И будто бы есть только одна такая дощечка, привезенная на остров первыми поселенцами. Она была украдена у короля Нгаары слугой, который отдал ее Арохио, а сын его продал дощечку одному из миссионеров. Видимо, она оказалась в числе дощечек, попавших на Таити.
И снова мы видим указание на то, что был второй род письма. Раутледж говорит: «К счастью, мы прибыли своевременно и застали человека, который умел чертить один из видов письмен. Правда, он был, увы, уже далеко не в расцвете своих сил.
Однажды нам показали в деревне клочок, вырванный из чилийского блокнота бумаги с коряво начертанными знаками; одни из них напоминали уже известные, другие отличались от всего виденного нами ранее. Выяснилось, что это дело рук старика по имени Томеника; будто бы он последний из пасхальцев знал низший вид ронго-ронго именуемый «тау». Но теперь он был болен и содержался в колонии прокаженных.
Вооружившись копией письмен, мы посетили старика; он стоял на пороге своего дома и явно не хотел, чтобы мы входили, – он не был склонен сотрудничать с нами. Старик признал, что знаки начертаны его рукой, прочел «Хе тимо те ако-ако» и объяснил, что некоторые письмена связаны с «Иисусом Христом"».