Читать интересную книгу Химеры просыпаются ночью - Райво Штулберг

— Две недели почти. Вас едва-едва успели вытащить. Часом позже — и лежали бы Вы сейчас не здесь.

Две недели! Митин на самом деле ужаснулся. А ведь кажется, что все случилось только вчера. Две недели выпало просто так. То-то странно ощущать волосы под носом. Должно быть, целая борода образовалась теперь.

— Когда смогу встать?

— А Вы куда-то торопитесь? — ласково улыбнулся Азам Юсупович. — На Вашем месте я бы Бога благодарил, что вообще сейчас в мягкой постели и в полнейшей безопасности.

— И Вас.

— Что меня? — не понял врач.

— И Вас благодарить нужно.

— Ну… — Азам Юсупович довольно мотнул головой, — работа такая.

Принесли воду. Митин припал к горлышку и пил, пил, пил, впитывал каждой клеточкой высохшего рта — воду. Наконец, отвалился в сторону, наполовину опустошив бутылку, булькая переполненным желудком.

— Черт, вот теперь можно жить…

— И нужно жить, — подхватил доктор, — ну, а теперь посмотрим Ваши ноги.

Лето прошло в бинтах. От постоянных перевязок начала отслаиваться кожа. «Это хорошо, — говорил Азам Юсупович, — новая вырастет. Прежняя все равно никуда не годилась». И это было правдой. Покрасневшая, шелушащаяся, она отваливалась кусками. Бывали ночи, когда Митин от боли не мог сомкнуть глаз ни на секунду. Но случались и редкие дни, когда боль отступала, чувствовался прилив бодрости. И тогда хотелось поскорее выбраться из этих выкрашенных в синее стен, сбросить сдавливающие тело повязки, как следует отмыться — и прочь отсюда, на свободу, домой.

Но практически все лето не разрешали даже бриться: обожженная кожа восстанавливалась медленно. Тем не менее, Митин давно ходил без костылей, стараясь не обращать внимания на боль, каждый день совершал прогулки — сначала по больничному коридору, потом выбрался и в больничный дворик. Смотрел, как теряют краски августовские листья, как постепенно обрастают красно-желтым ковром дорожки. Однажды мимо больницы прошла ватага ребятишек с ранцами и цветами, и Митин понял, что наступила осень. А он даже не смотрел в календарь, чтобы не испугаться проведенным тут неделям.

Странно, но думать об огнях в аномалии, об артефактах и образцах здесь — не хотелось. А он и не заставлял себя. Было сонно и почти безмятежно. Он даже подумывал над тем, как бы оставаться в больнице подольше.

Но однажды повязки сняли, а новых не приготовили.

— Теперь будешь просто так ходить, — сказала медсестра на перевязке.

Стало ясно: до выписки осталось совсем немного.

Наверху серые стаи кружились в ледяной синеве, а внизу задумчиво шуршали опавшие листья. Нужно было принимать решение, но Митин все медлил. Здесь так спокойно и можно неспешно жить размеренным существованием больничного быта. Он уже знал, какое примет решение, но боялся признаться себе и каждый день оттягивал решающий момент, когда нужно будет приводить веские причины и доказывать своей второй половине, что имела отношение к разуму, правильность принятого решения.

— К черту все, — сказал он однажды вечером громко и вслух, — к черту доводы и расчеты. Я просто это сделаю.

Курившие неподалеку мужики с удивлением посмотрели на него, а он поднялся со скамейки и твердо пошел в свою палату. Этим вечером Митин так же твердо решил: он вернется в Зону.

Это было не какое-то спонтанное решение, принятое однажды под действием чувственного порыва, но и не холодным расчетом; просто он знал, что по-другому не будет, и подчинялся неизбежному.

— Я не хочу ничего доказывать, я просто это делаю, — говорил Митин знакомому сталкеру, который изредка заглядывал к нему в палату.

Сталкер понимающе кивал головой, доставал папиросу и курил в открытое окно. Вдвоем они молчали, но понимали мысли друг друга лучше, чем если бы доверяли словам самое сокровенное. Безмолвный собеседник Митина сам каким-то чудом едва спасся от кровососа. Когда тварь уже прижала жертву к земле, вонзила щупальца, подоспела группа «тяжелых» и отбила жертву. На память сталкеру осталась дюжина грубых рубцов на груди; и голова самого кровососа.

— Сам туда не вернешься?

Сталкер медленно качал головой:

— Два раза судьбу не испытывают.

— Я не испытываю. Просто не знаю… и не тянет туда даже. Это не то… Просто знаю: мне там нужно быть. Понимаешь, нужно.

Сталкер понимал.

Несколько раз заглядывал Толик. Весьма обрадовался, когда узнал, что Митин возвращается в лабораторию.

— Ты потом на старое место? — поинтересовался Митин.

— Да, у меня без вариантов.

А потом того сталкера — собеседника Митина — выписали. В последний вечер тот был так же молчалив, но, пожимая на прощанье руку, сказал:

— А знаешь, не возвращайся туда.

Митин неопределенно повел плечом.

— Нет, ты не понял, — сталкер не отпускал руки Митина и твердо смотрел ему в глаза, чего никогда до того не случалось, — Ты не понял. Ты не вернешься. Я вижу. Я видел многих, которые навсегда остались там. Ты тоже останешься.

— Возможно. Но я буду осторожен.

— Хорошо. Только вспомни, если что: судьбу не испытывают два раза. Она этого не любит.

Через несколько недель, находясь на КПП Лелев, Митин почему-то вспомнил тот самый вечер и слова сталкера. Даже показалось, будто повеяло прохладой из открытого больничного окна. Но это был сквозняк из неприкрытой двери автобуса. Стояли уже полтора часа, никак не давали «добро» на въезд, что-то не в порядке с путевками. Митин вспомнил, как легко пропустили их в первый раз. Что-то изменилось в Зоне за это время, или всего-навсего дежурный дотошный попался?

— Совсем близко, — сказал сосед Митина, ни к кому не обращаясь.

— Что? — машинально переспросил тот.

— Станция совсем близко.

— Да…

— На пол, живо! На пол! И не высовываться! — в автобус ворвался человек в военной форме и противогазе.

— А что?.. — начал кто-то вопрос, но тут совсем рядом полоснуло очередью, и все, кто был в салоне, без лишних разговоров попадали на пол.

— Накаркал, — сказал сосед.

Митин посмотрел на его побелевшее лицо и поймал себя на том, что нисколько не боится. Тогда почему он лежит? Все правильно: чтобы сохранить сою жизнь. А еще — чтобы не мешать военным. Что это: нападение?

Со стороны шлагбаума застучало с сухим металлическим отзвуком. Митин понял, что это пулемет. Потом рявкнул мотор, завибрировала земля. Но, кроме грязного пола автобуса, он ничего не видел. Нет, только не скотом, покорно привезенным на убой.

Митин поднялся.

— Ты что? — окликнул его сосед.

Ученый только отмахнулся.

У открытого шлагбаума с обеих сторон дороги сгрудились вооруженные солдаты, а мимо них, тарахтя моторами, проходили замызганные БТР. Это от их тяжелого хода вибрировала земля. Митин насчитал шесть штук. Солдаты на ходу прыгали на броню, и машины набирали скорость, уходили дальше, туда, где чернел лес. Некоторые уже начинали вести огонь из спаренных пулеметов. Со стороны леса накатывали звуки перестрелки.

«Не испытывать судьбу два раза», — опять вспомнились слова сталкера. Наверное, стоило бы снова лечь и вжать себя в пол. Только тонкая автобусная стена не спасет от пули. Могут добрую половину положить одной очередью, не говоря уж о том, если в салон залетит граната.

— Пошли! — прокричал Митин прямо в побелевшее лицо соседа.

Тот вытаращил бессмысленные глаза и только мотал головой. Совсем близко грохнуло, в окне справа вырос черный дымовой столб, посыпались стекла.

— Поубивают всех, надо выходить! — закричал Митин на весь автобус. Но никто не пошевелился, только спины бугрились на полу.

— Ну и черт с вами, как хотите, — Митин побежал прямо по спинам, оказался на улице и кинулся за кирпичную стену какого-то строения. Оглянулся на автобус. Тот стоял на хорошо простреливаемом месте, прямо по центру дороги. Эх, водила, хоть бы за укрытие отогнал.

«А что если испытать, — мелькнуло в голове, — Все равно ведь всех положат».

Но он так и не мог собраться в решимость — оторвать себя от стены и пробежать этот десяток метра по открытому пространству.

«Да и ключи теперь наверняка у шофера. И что я — они сами отказались уходить».

А впереди грохотало, выстрелы теперь слились в беспорядочную трескотню и стук. Совсем близко от автобуса брызнули обломки асфальта — туда легла очередь. Подбежал, такой неуклюжий в своем защитном снаряжении, снайпер; якут ли, казах или кореец — сквозь прорезь в маске только узкие глаза видно. Подбежал, даже не взглянул на Митина, проверил винтовку, лег на асфальт и замер. Сделал два выстрела, поднялся и затрусил на противоположную сторону дороги.

«А место ведь пристрелянное, сейчас сюда по снайперу долбанут», — вдруг понял Митин. Он отбежал подальше и улегся за деревом. И вовремя: как раз в том самом месте, где только что стоял ученый, вспыхнул багровый язык пламени. Затем точно такой же возник немного поодаль, за ним еще…