четыре стула с подлокотниками. Глория, искоса глянув на самодельную ложу, опустила голову, не желая видеть, кого отец пригласил посмотреть на её унижение.
Здесь все также пахло гнилью и мочой, а ещё потом и прелым сеном. Ворота были заперты. У них шеренгой стояли стражники. Глорию провели в центр двора и оставили у столба. Она опустила голову ещё ниже.
Во дворе воцарилась тишина. Стражник взял донну Нильянто за плечо и заставил развернуться к помосту.
— Сегодня я, глава дома Скорпиона, — голос отца среди молчания толпы звучал для Глории раскатами грома. — Валент Нильянто, отпускаю свою дочь, Глорию Нильянто, из её родного дома. Сегодня я лишусь одного ребёнка. Сегодня Скорпионы будут печальны. Но нет места скорби в наших сердцах. Сей путь моя дочь выбрала сама, отвернувшись от семьи, плюнув в очаг отчего дома. Сегодня Глория Нильянто будет наказана. Сегодня Глория Нильянто умрёт. Но сегодня же родится новая прислужница в храме нашего покровителя. Да славится Восьмой бог!
— Да славится Восьмой бог! — хором повторили присутствующие.
— Да очистит он твою душу, Глория, от скверны, тайной и явной.
Она вскинула голову и, наконец, посмотрела на отца. Мессер Нильянто поднялся со своего стула и сверху вниз смотрел на дочь. Он выглядел усталым, не более. Справа от него сидела монна, спрятавшая лицо под плотной вуалью. Слева, бледный и растерянный, вздрагивая от каждого шороха, дрожал один из её старших братьев. Удивительно, но вся храбрость молодого поколения дома Нильянто досталась исключительно дочерям.
Четвертым зрителем был дядя Клавдий. На него Глория предпочла не смотреть.
Мессер вскинул руку.
— Твоё последнее слово, дочь моя.
— Покойной смерти, отец.
Мессер вытаращил глаза, брат испуганно ахнул, по толпе зевак прокатился ропот, и только Клавдий сохранил спокойствие. Стражник потянул Глорию к столбу, а она не сводила глаз с отца, который, справившись с собой, уселся на стул и, поставив локоть на подлокотник, кулаком подпер подбородок. В такой позе он смотрел представления в театре.
Стражник опутал запястья Глории веревкой и привязал её руки к перекрестью. Пальцы вмиг онемели. Засвистела за спиной, пробуя свободу, плеть. Юную донну должен был высечь глава дома. Но мессер Нильянто не желал марать руки.
Глория не сводила с него глаз. Отец не смотрел на неё, предпочитая наблюдать за стражниками. Слуги замерли в предвкушении первого удара, Глория зажмурилась, прижимаясь к столбу, и вдруг по толпе пронёсся шепот. Кто-то вскрикнул, и внезапно весь двор загомонил.
Глория распахнула глаза. К отцу побежал стражник, потом слуга. Отец изменился в лице второй раз за день. Они с Клавдием переглянулись. За креслами послышались громкие крики, но Глория не могла различить слова. Слуги бросились врассыпную. Стражники у ворот подались было вперед, но мессер вскинул руку и, поднявшись на ноги, стремительно спрыгнул с помоста. Монна Нильянто приподнялась и громко ахнула, увидев кого-то позади их шаткой ложи.
— Ваше Величество, — глава дома низко поклонился вышедшей на свет королеве. — Какая честь…
— Что за представление вы устроили, мессер Нильянто? — резко, почти зло, спросила она. — Такое бессердечие непростительно даже для Скорпионов! Мы что же, северные варвары, чтобы сечь собственных детей плетью, как преступников?
— Но это мой приказ, Ваше Величество. Традиции нашего дома…
— А вот вам мой приказ, мессер! Освободите девочку!
Стражники замялись. Мессер Нильянто отступил в сторону, пропуская вперед людей королевы.
Глория замерла, вжав голову в плечи, обескураженная и не верящая своему счастью. Она будто узрела Тринадцатого бога, что пришел спасти её, как когда-то он спас Патрицию.
Королева, придерживая юбки своего траурного наряда, подошла к столбу. Кто-то из воинов Льва перерезал путы, и Глория, обессилев, упала в объятья своей спасительницы.
— Бедное дитя, — прошептала королева, прижимая к себе дрожащую девочку. — Теперь ты в безопасности. Теперь ты под моей защитой.
Рыбы
Нити сияли. Словно молнии они ветвились среди людей, тянулись от одного человека к другому, через улицы, через стены, охватывая город за городом, провинцию за провинцией. Нити пересекали реку. Нити вели на Запад.
Алтан открыл глаза. Действие настоя, прописанного ему лекарем, заканчивалось. Чародел и не думал обращаться к магии. Если с его ранами может справиться служитель дома Дев, то зачем тратить то, что непомерно дороже лекарств?
Алтан протянул руку, взял склянку с настоем. Поморщившись, проглотил несколько капель. Вкус мяты перебил горечь лекарства. Служители Девы считали, что больным нечего мучиться от горького снадобья. Приятного в болезни мало, так пусть хоть лекарства будут сладкими.
Он повёл плечами, устраиваясь на подушке, и, повернув голову, вперился в стену. Светало, и сумрак бледнел. Неспешное отступление ночи успокаивало. Где-то внизу просыпался суетливый Диеннар. Когда первые лучи солнца коснулись куполов, запели колокола. Алтан слушал их звон, прикрыв глаза. Все его существо, каждая мысль, каждый удар сердца тонул в громких голосах чужих богов.
В дверь постучали. Алтан вздрогнул и открыл глаза. Яркие лучи солнца проскальзывали в комнату из-за штор и светлыми полосами расчерчивали пол и стены. Чародел провел ладонью по лицу, встряхнулся и, неловким движением подоткнув под спину подушку, сел.
— Войдите.
К нему пришёл лекарь с учеником. Утренние процедуры начинались для раненого с перевязки. Теперь он мог сидеть, и дело пошло быстрее. Лекарь, молча занимавшийся больным, не выдержал и продолжил разговор, который был начат явно задолго до прибытия во дворец.
— А я тебе говорю совершенно точно, что королева поступила верно. Традиции пишутся когтями львов.
— Но те традиции тоже ими и были написаны!
— Во имя Лура и Лотта! Время не стоит на месте. Эта девочка должна была служить нашему богу! Я не могу поверить, что мессер Нильянто так легко отбросил данное слово.
Алтан навострил уши. Но лекари будто почуяли его внимание и замолкли. Старик ещё только закреплял повязки, как в комнату без стука вошёл капитан Герра. Открыл дверь и, пропустив вперед служанку со стопкой одежды, кивнул лекарям.
— Доброго дня, служители Девы.
— И тебе, — искоса глянув на него, отозвался старик. — Почитатель Первого бога.
Герра, закрыв дверь, прислонился к ней спиной. Алтан, глядя на гостя, едва слышно вздохнул. Капитан Герра являл собой образец диеннарского воина — высокий, темноволосый, с тонкой линией бороды вдоль скул и подбородка, широкоплечий и длинноногий. Он был ловок, как чародел, хитер, как богатый купец, умен, как соглядатаи великих домов. Капитан Герра мог все. А Алтан завидовал его росту. Он бы хотел быть чуточку выше. Но кочевники, все, как на подбор, были низкими и тощими. Его отец любил повторять: «Тот лишь степняк хорош, что не виден за