1 декабря
Уж две недели я живу в монастыреСреди молчания и тишины глубокой. Наш монастырь построен на горе И обнесен оградою высокой.Из башни летом вид чудесный, говорят,На дальние леса, озера и селенья; Меж кельями разбросанными – сад,Где множество цветов и редкие растенья(Цветами монастырь наш славился давно) Весной в нем рай земной, но ныне Глубоким снегом всё занесено, Всё кажется мне белою пустыней, И только куполы церквей Сверкают золотом над ней. Направо от ворот, вблизи собора, Из-за дерев едва видна, Моя ютится келья в два окна.Приманки мало в ней для суетного взора:Дощатая кровать, покрытая ковром,Два стула кожаных, меж окон стол дубовый И полка книг церковных над столом;В киоте лик Христа, на нем венец терновый.
Жизнь монастырская без бурь и без страстей Мне кажется каким-то сном беспечным.Не слышу светских фраз, затверженных речей С их вечной ложью и злословьем вечным, Не вижу пошлых, злобных лиц… Одно смущает: недостаток веры,Но Бог поможет мне: Его любви нет меры И милосердью нет границ!Проснувшись, каждый день я к старцу Михаилу Иду на послушанье в скит.Ему на вид лет сто, он ходит через силу, Но взор его сверкает и горит Глубокой, крепкой верой в Бога И в душу смотрит пристально и строго. Вчера сказал он с гневом мне, Что одержим я духом своеволья И гордости, подобно сатане; Потом повел меня в подпольеИ показал мне гроб, в котором тридцать лет Спит, как мертвец, он, саваном одет, Готовясь к жизни бесконечной…Я с умилением и горестью сердечнойСмотрел на этот одр унынья и борьбы. Но старец спит в нем только летом; Теперь в гробу суровом этомХранятся овощи, картофель и грибы.
10 декабря
День знаменательный, и как бы я его Мог описать, когда бы был поэтом! По приказанью старца моего Поехал я рубить дрова с рассветом В сосновый бор. Я помню, в первый разЯ проезжал его, томим тяжелой думой; Октябрьский серый вечер гас,И лес казался мне могилою угрюмой – Так был тогда он мрачен и уныл!Теперь блеснул он мне краоою небывалой. В восторге, как ребенок малый, Я вежды широко раскрыл.Покрыта парчевым блестящим одеяньем,Стояла предо мной гигантская сосна;Кругом глубокая такая тишина,Что нарушать ее боялся я дыханьем.Деревья стройные, как небеса светлы,Вели, казалось, в глубь серебряного сада,И хлопья снежные, пушисты, тяжелы,Повисли на ветвях, как гроздья винограда.И долго я стоял без мыслей и без слов…Когда же топора впервые звук раздался,Весь лес заговорил, затопал, засмеялсяКак бы от тысячи невидимых шагов. А щеки мне щипал мороз сердитый,И я рубил, рубил, один в глуши лесной… К полудню возвратился я домой Усталый, инеем покрытый. О, никогда, мои друзья, Так не был весел и доволен я На ваших сходках монотонных И на цинических пирах,На ваших раутах игриво-похоронных, На ваших скучных пикниках
12 декабря
Неверие мое меня томит и мучит, Я слепо верить не могу.Пусть разум веры враг и нас лукаво учит, Но нехотя внимаю я врагу.Увы, заблудшая овца я в божьем стаде… Наш ризничий – известный Варлаам – Читал сегодня проповедь об аде.Подробно, радостно, как будто видел сам, Описывал, что делается там:И стоны грешников, молящих о пощаде, И совести, и глаз, и рук, и ног Разнообразные страданья…Я заглушить в душе не мог негодованья. Ужели правосудный Бог За краткий миг грехопаденья Нас мукой вечною казнит? И вечером побрел я в скит, Чтоб эти мысли и сомненья Поведать старцу. Старец МихаилОтчасти только мне сомненья разрешил. Он мне сказал, что, верно, с колыбели Во мне все мысли грешные живут,Что я смердящий пес и дьявольский сосуд…Да, помыслы мои успеха не имели!
20 декабря
Увы, меня открыли! Пишет брат,Что всюду о моем побеге говорят, Что все смеются до упаду,Что басней города я стал, к стыду друзей, И просит прекратить скорей Мою, как говорит он, «ескападу».Я басня города! Не всё ли мне равно? В далекой, ранней юности, бывало,Боялся я того, что может быть смешно, Но это чувство скоро миновало.Теперь, когда с людьми все связи порваны,Как сами мне они и жалки, и смешны! Мне дела нет до мненья света,Но мнение одно хотел бы я узнать…Что говорит она? Впервые слово это Я заношу в заветную тетрадь… Ее не назвал я… но что-то Кольнуло сердце, как ножом.Ужель ничем, ничем: ни трудною работой, Ни долгою молитвой, ни постом Из сердца вырвать не придется Воспоминаний роковых? Оно, как прежде, ими бьется, Они и в снах, и в помыслах моих, Смешно же лгать перед самим собою…Но этих помыслов я старцу не открою!
24 декабря
Восторженный канон Дамаскина У всенощной сегодня пели,И умилением душа была полна,И чудные слова мне душу разогрели.«Владыка в древности чудесно спас народ, Он волны осушил морские…»О, верю, верю, он и в наши дни придет И чудеса свершит другие.О Боже! не народ – последний из людей Зовет Тебя, тоскою смертной полный… В моей душе бушуют также волны Воспоминаний и страстей.О, осуши же их своей могучей дланью!Как солнцем, освети греховных мыслей тьму… О, снизойди к ничтожному созданью! О, помоги неверью моему!
31 декабря
На монастырской башне полночь бьет,И в бездну падает тяжелый, грустный год. Я с ним простился тихо, хладнокровно,Один в своем углу: всё спит в монастыре. У нас и службы нет церковной, Здесь Новый год встречают в сентябре.В миру, бывало, я, в гостиной шумной стоя,Вел тихий разговор с судьбой наедине.Молил я счастия – теперь молю покоя…Чего еще желать, к чему стремиться мне?А год тому назад… Мы были вместе с нею,Как будущее нам казалося светло,Как сердце жгла она улыбкою своею, Как платье белое к ней шло!
11 января
Сегодня сценою печальной Весь монастырь взволнован был.Есть послушник у нас, по имени Кирилл. Пришел он из Сибири дальной Еще весной и все привлек сердцаСвоею кротостью и верой без предела.Он сын единственный богатого купца,Но верой пламенной душа его горелаОт первых детских лет. Таил он мысль свою, И вот однажды бросил дом, семью,Оставивши письмо, что на служенье Богу Уходит он. Отец и матьЧуть не сошли с ума; потом его искать Отправились в безвестную дорогу.Семь месяцев, влача томительные дни,По всем монастырям скиталися они. Вчера с надеждою последнейПриехали сюда, не зная ничего, И нынче вдруг за раннею обедней Увидели Кирюшу своего…
Вся братия стояла у собора, Кирилл молчал, не поднимая взора.Отец – осанистый, седой как лунь старик –Степенно начал речь, но стольких впечатленийНе вынесла душа: он головой поник И стал пред сыном на колени. Он заклинал его Христом Вернуться снова в отчий дом, Он говорил, как жизнь ему постыла…«На что богатства мне? Кому их передать?Кирюша, воротись! Возьмет меня могила –Опять придешь сюда: тебе недолго ждать!»Игумен отвечал красноречиво, ясно, Что это благодать, а не напасть, Что горевать отцу напрасно, Что сын его избрал благую часть, Что он грехи отцовские замолит, Что тяжело идти от света в тьму,Что, впрочем, он его остаться не неволит:«Пускай решает сам по сердцу своему!» А мать молчала. Робкими глазами Смотрела то на сына, то на храм,И зарыдала вдруг, припав к его ногам,И таял белый снег под жгучими слезами.Кирилл бледнел, бледнел; в душе его опять,Казалось, перелом какой-то совершался,Не выдержал и он: обняв отца и мать, Заплакал горько… но остался.Так наша жизнь идет: везде борьба, разлад…Кого ж ты осудил, о правосудный Боже?И правы старики, и сын не виноват,И долгу своему игумен верен тоже…Как разрешить вопрос? Что радость для одних, Другим – причина для страданья… Решать я не могу задач таких… Но только матери рыданья Сильней всего звучат в ушах моих!
2 февраля