На улице меня усадили на лавочку, дали попить воды. Что-то спрашивали, но я только мычал и стонал — головокружение становилось всё сильнее. В какой-то момент прозвучало слово «скорая», потом «такси» — гораздо позже, вспоминая это, я решил, что ребята, вытащившие меня наружу, спорили, что со мной теперь делать.
Не знаю, что они в итоге решили, но, когда я наконец начал соображать чуть лучше, рядом никого не оказалось. Возможно, они просто ушли, так и не поняв, куда деть мою пьяную тушу. У всех свои дела, никто не обязан решать чужие проблемы. Кроме того, по себе знаю — к пьяным у многих брезгливое отношение, примерно как к бомжам. И не хочется даже узнавать причину, по которой хорошо одетый мужик нажрался как свинья. Вытащили на воздух, чтобы бар не разгромил случайно, — и оставили на лавочке, а дальше сам разберётся. Логично, и я, наверное, сам бы так поступил.
Но почему-то было горько. И вновь обидно — никому я не нужен.
Эту сопливую мысль неожиданно прервало птичье дерьмо, свалившееся прямо мне на макушку. Тёплое и противное, оно моментально потекло за шиворот, и я, выругавшись, зачем-то резко вскочил с лавочки, хватаясь рукой за мокрую шею.
Мир моментально перевернулся — и, одновременно с болью во лбу, вместо домов, деревьев с молодой листвой и светло-серого рассветного неба перед моими глазами возникла абсолютная темнота.
.
В себя я пришёл уже в карете скорой помощи. Башка трещала — жуть, как будто в неё гвозди забивали.
— Не двигайтесь, — спокойно сказал склонившийся надо мной фельдшер — молодой парень с усами и бородой. — Вы упали и ударились головой. Сейчас в больницу приедем, посмотрим, что у вас там.
— Опилки? — предположил я, и рядом кто-то засмеялся.
— Шутите — это хорошо, — кивнул фельдшер. — Значит, жить будете. Примета такая.
Пока ехали, он рассказал мне, что я ударился лбом о лавочку — и теперь лицо у меня очень, мягко говоря, «красивое». Особенно лоб. Удивительно, что не убился.
— Потому что пьяный, — произнёс я совершенно серьёзно, но фельдшер улыбнулся.
— Возможно. Я думаю, что у вас только сотрясение мозга, ну и гематома. Вряд ли что-то более серьёзное.
Я не мог сказать, что это меня утешает — мне было безразлично.
Впрочем, безразлично мне было недолго — потом мы приехали в больницу, и я увидел время над стойкой регистрации, куда меня аккуратно подвезли, запретив вставать с кушетки.
Девять утра. Девять! Я полчаса как должен быть на работе. Там отец и Славка, наверное, уже рвут и мечут. И дай бог, чтобы они Марине не начали трезвонить — испугают её ещё…
Кстати, где вообще мой телефон?
Похлопывание по карманам ничего не дало.
— У вас с собой ничего нет, — сообщил мне фельдшер, обратив внимание, что я завозился. — Ни телефона, ни документов. Поэтому давайте просто запишем то, что вы сможете мне продиктовать. Фамилия, имя, отчество?
— Погодите, — прохрипел я. — Мне бы позвонить.
— Я вам дам свой телефон, как только заполним все документы, — пообещал парень. — Диктуйте.
Далось мне это трудно — разговаривал я с трудом, от каждого слова в голове стоял звон, как в колоколе. И не факт, что только от удара, — подобные симптомы у меня и во время похмелья бывают. От него мне тоже никуда не деться, алкоголь-то до сих пор в крови.
Минут через десять, когда все документы были заполнены, фельдшер передал мне свою разблокированную трубу, предварительно набрав на ней номер моей мамы, а сам медленно повёз меня на каталке вдоль коридора.
— После того как поговорите, я пойду, — предупредил парень. — Оставлю вас возле рентген-кабинета.
Я успел заволноваться — мама долго не брала трубку, она не любила незнакомые номера, — поэтому, когда я услышал её голос, даже улыбнулся от облегчения.
— Мам, это я.
— Саша! — почти завизжала она в телефон, и я поморщился, отодвигая мобильный подальше, — в голове затрещало. — Ты где?!
— Со мной ничего страшного, — соврал я. — Просто упал, ударился. В больнице, в общем. Сейчас вот на рентген меня везут.
— Ох, Сашка… Ну хоть с тобой всё в порядке! — судя по голосу, мама плакала. — А где твой телефон, почему ты звонишь не с него?
— Не знаю где. Потерял, наверное. Или стащили. Ладно, мам, меня зовут, — вновь соврал я. — Я позже позвоню.
И положил трубку, пока мама не спросила что-нибудь ещё про моё состояние и каким местом я, собственно, ударился.
После рентгена выяснилось, что по меньшей мере кости черепа целы. Но в голове не только кости есть, поэтому меня всё равно собирались положить в отделение, чтобы чуть позже — когда нормально протрезвею — сделать уже МРТ.
Я не сопротивлялся. И не потому, что хотел остаться — нет, конечно, лежать в больнице не самое приятное занятие. Я просто банально даже встать с каталки толком не мог — вокруг всё вертелось-крутилось, как будто я недавно слез с карусели.
— Это из-за сотрясения мозга? Или... — поинтересовался я у одного из врачей в приёмном отделении и вновь получил честный ответ:
— Узнаем, когда протрезвеете. Пока в крови алкоголь — вообще ничего не понятно. Может, просто похмелье сильное у вас. А может, и нет. Посмотрим.
Я вновь решился на звонок ещё спустя три часа, когда уже был в палате. Попросил телефон у одного из мужиков, объяснив ситуацию, и набрал номер Славки.
— Сашка, блядь, — выдохнул в трубку мой старший брат, от которого мат можно было услышать от силы раз в год. — Мы тут все чуть не свихнулись, пока тебя искали. Что с тобой?
— Да я матери сказал же всё. Упал, ударился.
— Ага, ну-ну. Упал, очнулся, гипс. Мне-то можешь не заливать. Что случилось?
Славка всегда был мне другом, но даже ему я не собирался рассказывать про то, что учудила Марина.
— Да ерунда. Ты же знаешь, какой я у вас дебил. Напился, потому что с Мариной у нас никак не налаживаются отношения, шёл по улице, упал и ушибся. Синяк на пол-лица. Черепушка цела вроде, но ещё МРТ будут делать. Скорее всего, завтра. Мне документы бы привезти и вещи какие-нибудь — вы скооперируйтесь там, кто и когда сможет.
— Ясно, — вздохнул Славка, и я уже хотел потихоньку сворачивать разговор, но брат неожиданно произнёс: — Я лучше тебе сейчас скажу, а то потом обидишься, что тебе не сообщили. В общем, у Марины был выкидыш. Она тоже сейчас в больнице.
Я будто бы вновь треснулся головой о лавочку.
Только свет не померк.
— Саш, Саша? Алло, ты меня…
— Я слышу. А в какой она больнице?
— Я скажу, только не вздумай к ней бежать.
— Слав, я не могу бегать. Я даже встать пока не могу.
— Вот и лежи. Ты там уже ничем не поможешь, честно.
Это был спорный вопрос.
— Говори адрес.
102
Марина
В жизни всё закономерно.
За любые поступки приходится отвечать — так или иначе. Наивно верить, что тебе никогда не прилетит бумеранг за то, что ты сделал, — обязательно прилетит. Возможно, не там и не так, как ты думаешь, но платить всё равно придётся.
За всё придётся платить. И нет, не деньгами.
Я сама поставила на карту всё, что у меня было в тот момент. Я сама, а вовсе не Сашка, решила принести в жертву то, что он пытался сохранить между нами в течение четырёх лет.
Поэтому что же удивляться, когда я всё и потеряла?
.
Про то, что случилось с Сашкой, я узнала от его мамы — она позвонила мне уже в больницу. Перед тем, как отправить меня на скорой, Лиза предусмотрительно дала мне запасной телефон, который плоховато работал, но звонки и сообщения принимал, поэтому я смогла выслушать сначала краткий рассказ свекрови, а потом и Славки.
Молча.
Говорить я практически не могла — горло драло и саднило, словно от сдерживаемых рыданий. И мне казалось: если открою рот — они вырвутся из меня, как пена из кастрюли, когда снимаешь с неё крышку. И зальют всё вокруг.
Мне было больно и стыдно. Не знаю, из-за чего больше, — я постоянно перескакивала в своих мыслях с одного на другое.