Читать интересную книгу Йоханнес Кабал. Некромант - Д. Ховард

такой звук, как будто там что-то перекатывалось.

— Хорошо, — сказал машинист, — не хотите по-человечески, будь по-вашему.

Деннис с Дензилом переглянулись и всё с тем же скрипом ликующе закивали.

— Конга! — обратился машинист к крыше сооружения.

Огромных размеров горилла-автоматон, что сидела на крыше аттракциона и грозила прохожим

булыжником из папье-маше (по крайней мере, прохожие на это надеялись) свесилась через парапет и

с вопросом посмотрела на него. Вниз головой она почему-то выглядела ещё более грозной.

— У меня тут проблемка с этими двумя, — закончил машинист, большим пальцем указывая на

Денниса с Дензилом.

Гигантская горилла обвела их презрительным взглядом, обнажила впечатляющие клыки и

издала рык в тональности бассо профундо, от которого зубы закачались в их иссохших дёснах. Они

вылупили то, что осталось от их глаз, и лак у них на лицах затрещал.

* * *

— Такие вот две группы. А все эти добрые люди и нелюди могут прогуляться по балагану, ну

типа, не привлекая внимания.

Кабал посмотрел на них и вздохнул. Большинство из них не смогли бы прогуляться, даже если

им учебник по этому занятию дать, не говоря уже о том, чтобы делать это не привлекая внимания. Он

также заметил, что его взгляд постоянно скользит по одному и тому же участку толпы. Усилием воли

он сфокусировался на нужном месте и наконец, заметил невысокого человека, настолько невзрачного,

что само слово "невзрачный" для него чересчур выразительный эпитет.

— А ты кто такой? — спросил он.

Вокруг человека все в удивлении начали тыкать себя в грудь, и несколько секунд ушло на "Нет,

не ты, рядом, с другой стороны, да нет, с другой стороны от него", прежде, чем до человека дошло,

что объектом внимания был он. Любопытно, что некоторые продолжали в замешательстве смотреть

сквозь него, как будто никого там и не было.

— А, — сказал человек тихим, бесстрастным голосом, — вы обо мне, что ли?

— Да, — ответил Кабал, изо всех сил стараясь удержать взгляд на собеседнике. — Кто ты

такой? Не помню, чтобы видел тебя раньше.

— Меня зовут Альфред Симпкинс, сэр. С вашей стороны было очень любезно принять меня и

моих коллег, когда мы сбежали из Лейдстоунской тюрьмы.

— Ты один из тех маньяков?

— Да, сэр.

— Один из серийных убийц?

— Да, сэр.

— Итак... — Кабал посмотрел на бледного человечка — короткие усы, маленькие очки, волосы

зачёсаны на лысину, одет в кардиган и дешёвый костюм с заплатками на локтях. — Что тебе здесь

нужно?

— Вы ведь ищете отставного инспектора Фрэнсиса Барроу, не так ли? Не так давно я видел его

в Павильоне Убийц, он всё шнырял да разнюхивал.

Его щёк как будто коснулся румянец. Несколько его соседей наконец заметили его и

вскрикнули от удивления. "Любопытно, — подумал Кабал, — когда он выражает эмоции, он

становится отчасти видимым. Иначе его и не заметишь".

— Это он арестовал тебя?

— Да, сэр. И, с вашего позволения, я бы его убил.

Он произнёс это так, как иные сказали бы: "Мне ещё одну пинту и баночку йогурта".

— Найдёшь его — сообщишь остальным. Мне он нужен живым. — Мысли Кабала не

отрывались от последнего неподписанного контракта. — Никаких личных разборок, мне дело нужно

делать.

— Слушаюсь, сэр, — ничего не выражающим тоном сказал Альфред Симпкинс.

Кабал пробежался глазами по остальным и удовлетворённо кивнул.

— Отлично. Вы знаете, кого искать. Найдите его. Свободны.

Как только они ушли, Кабал разыскал мистера Костинза.

— Мистер Костинз, вы моего брата не видели? Не знаете, где он бродит последний час?

— Боюсь, что нет, босс. Если увижу, сказать, что вы спрашивали?

— Да, будьте добры. Спасибо.

* * *

Барроу спрятался за аттракционом "Ракушки" и начал обдумывать свой следующий шаг. Одну

ужасную тактическую ошибку он уже допустил, когда не свалил с балагана, пока была возможность.

Однако ему удалось убедить себя, что помощь можно найти здесь, это и было ошибкой. Он не увидел

ни одного человека, от которого можно было ждать разумного поведения или такого, который

согласился бы рискнуть. Когда он это наконец понял, он направился к выходу и наткнулся на

здоровенного типа, чья голова напоминала оживший камень — тот стоял на воротах и внимательно

рассматривал уходящих. Барроу понимал, что надеяться выстоять против камнеголового,

вооружившись чем-нибудь легче противотанкового ружья, не стоит. Беглый осмотр забора, что

окружал "Ярмарку Братьев Кабалов", показал, что этим путём ему тоже не выбраться: двадцать футов

в высоту, колючая проволока. Он-то полагал, что глупо было наклонить забор вовнутрь, что его не

той стороной поставили. В конце концов, таким образом он скорее не давал людям выйти, чем войти.

Теперь Барроу был не так уверен в глупости этой идеи. Получается, он в ловушке. В этом случае

остаётся только прятаться до рассвета. Насколько он заметил в свой прошлый утренний визит,

большинство обитателей ярмарки не были в восторге от солнечного света. Несколько минут назад он

видел группу порхающих тёмных существ, что пробирались по крышам и вывескам. Их можно было

увидеть, только потому, что он сам находился вдали от ярких огней; горожане внизу оставались в

полном неведении о вприпрыжку бегущей ораве чудовищ всего в нескольких футах у них над

головами, скрытых сверкающими огнями, неоном и люминесцентными лампами, которые ещё больше

сгущали темноту вокруг.

Барроу вспомнил то неприятное ощущение, будто должно случиться что-то дурное, которое

преследовало его почти весь день, ощущение, которое он именовал словом "страх", и улыбнулся. Нет,

то был так, мандраж. Вот теперь он испугался. На поиски бросали все ресурсы, а значит и существ,

которым место разве что в церковных книгах. Существ, которые ни в какое сравнение не шли с теми

чудовищами рода людского, которых всю свою карьеру он преследовал и предавал правосудию. Эти

мысли помогли ему; быть может, ему удастся найти силы, вспомнив тех хищников, которых он

вырвал из толпы и засадил за решётку? Надо попробовать.

Смит, страховой агент, которому доставалось гораздо больше прибыли, чем необходимо. Да, он

до сих пор помнил выражение лица Смита, когда ему огласили приговор — как у избалованного

ребёнка, шалость которого раскрылась. Джонс, доктор, который возомнил себя Богом и лишал жизни

пациентов, которые ему не нравились. Сложное было дело — Джонс участвовал в расследовании в

качестве привлечённого эксперта, и имела место подмена улики, что заставило Барроу внимательнее

присмотреться к доктору; а не причастен ли он? Какого же труда ему стоило убедить начальство

тщательнее изучить историю Джонса. Браун, шляпник с частной коллекцией бюстов, на которых он

выставлял свою продукцию. Если кто-нибудь когда и наслаждался собственным помешательством,

так это Браун. Он и в шляпники пошёл только из-за ассоциации с безумием. Когда его приговорили,

он попросил своего пленителя поговорить с глазу на глаз. Пока его дожидалась полицейская машина,

он близко наклонился к Барроу и, тихонько посмеиваясь, прошептал: "Вообще-то я не сумасшедший.

Притворяюсь, только и всего!" Когда его уводили, он шипел на Барроу — впоследствии это стало их

дежурной шуткой.

И Симпкинс, человек, который убивал, потому что мог. Его взяли по подозрению в пятнадцати

убийствах, а в комнате для допроса он спокойно заявил, что есть ещё тридцать два человека, которых,

наверное, стоит включить в этот список. Барроу до сих пор помнил, как Симпкинс сидел на скамье

подсудимых, когда зачитывали обвинения, не выказывая ни малейшей эмоции, напустив на себя

сдержанный, если не скучающий, вид.

— Вы признаёте себя виновным?

Симпкинс поправил очки, слегка улыбнулся, показывая, что просто хочет помочь, и сказал:

— Да, безусловно.

На допросах он говорил только с Барроу, пропуская мимо ушей вопросы всех остальных, даже

в присутствии последнего.

— Почему важно говорить именно со мной? — спросил Барроу в конце концов. — Это весьма

обременительно.

— Потому что вы видите меня, инспектор Барроу. Другие через некоторое время начинают

терять интерес. Вы, что приятно, видите меня постоянно.

— Не понимаю.

— Моя жизнь не более чем заметка на полях, написанная мягким карандашом, едва видимая.

Меня обходили стороной, не замечали, не обращали на меня внимания. Для меня это стало большим

потрясением, не передать насколько болезненным. С детства я был последним, о ком вспоминали,