Я собрался с силами и рванулся к центру квадрата, как утопающий рвется к берегу. И тогда одно создание, несомненно дьявол, хотя столь же невидимый, как его адские сотоварищи, бросился на меня. Сверхъестественные когти вонзились мне в шею и терзали спину, пахнущее рыбой дыхание ударило в лицо, и все же на моем теле не оставалось следов.
Я вскинул руки над головой, чтобы защититься. Сердце мое пропускало удары, и я испугался, что лишусь сил. Задыхаясь, дрожа, напрягая каждый мускул до последней крайности, я призвал остатки мужества и заставил себя снова шагнуть вперед. Музыка становилась громче. Я вцепился ногтями в трещины между плитами пола и каким-то чудом сумел подтянуться к отмеченному квадрату.
В тот же миг ужасная тишина заполнила камеру с мощью яростного вопля и принесла с собой зловоние ада и морских глубин. Я думал, что голова моя лопнет от тяжести. Дико, как в бреду, я продолжал называть имена карт: Дурак, Башня, Сила, Справедливость, Правосудие. Призывал ли я духи карт, в которых видел теперь помощников, или это они пытались отвратить меня от квадрата? Голос как будто не был моим, но исходил откуда-то извне, сперва тихий, но постепенно набирая силу и мощь, набирая властность и наполняя часовню.
И тогда, когда я уже думал, что не вынесу этого, что-то отступило из меня, от меня, словно вырвавшись из-под кожи, процарапав, словно звериным когтем, по поверхности моих костей. Снова порыв воздуха, и тяжесть упала с моего дрогнувшего сердца.
Я упал ничком наземь, но не утратил чувств. Я все еще слышал, как затихали ноты — те же четыре ноты — и как, шепча и вздыхая, слабели духи, пока наконец не смолкли все звуки.
Я открыл глаза. Карты снова погрузились в сон, как спали прежде. Картины на стене апсиды утратили жизненность. Чувство пустоты и покоя внезапно охватило часовню, и я понял, что все кончено. Темнота сомкнулась надо мной. Не знаю, долго ли я лежал без чувств.
Я, как умел, записал мелодию. Следы на моих ладонях, стигматы, не заживают».
Леони протяжно присвистнула, перевернула страницу. Дальше ничего не было.
Она посидела немного, просто уставившись на последние строки записи. Оккультное взаимодействие музыки и места вызвало к жизни фигуры карт и, если она правильно поняла, призвало тех, кто прошел с другой стороны. «Из-под полога…» — как гласила надпись на переплете.
«И это писал мой дядя…»
В ту минуту Леони более всего потрясло то, что в их семье был писатель такого таланта, и об этом ни разу не упомянули.
«Однако же…»
Леони задумалась. Во введении дядя утверждал, что это — подлинное свидетельство. Она откинулась назад. Что он хотел сказать, когда писал о власти «пройти в другое измерение»? Как понимать слова: «мои другие „я“, прошлые и будущие»? А духи, призванные однажды, вернулись ли восвояси?
По спине пробежал неприятный холодок. Леони резко обернулась, глянула через плечо, не стоит ли кто за спиной. Она коротко взглянула в тени ниш у камина и в пыльные углы под столами и занавесями. Не обитают ли духи в имении и теперь? Ей вспомнилась фигура, пересекавшая лужайку вчера вечером.
Предчувствие? Или что-то иное?
Леони покачала головой. Даже смешно — так поддаться фантазиям. Она снова обратилась к книге. Если принять слова дяди на веру и видеть в записи факты, а не выдумку, — стоит ли еще та часовня где-то в имении? Она склонна была думать, что часовня здесь, не в последнюю очередь оттого, что ноты, призывающие духов: C, D, E, A — складывались в название имения «CADE».
Но сохранилась ли она? Леони опустила подбородок на ладони. Практическая жилка в ней взяла верх. Нетрудно будет выяснить, существует ли часовня, похожая на описанную ее дядей. Для такого обширного сельского поместья вполне естественно иметь собственную часовню или мавзолей. Правда, тетя Изольда о ней не упоминала, но тема вчерашней беседы не касалась ничего подобного, да она и сама призналась, что не слишком хорошо знакома с историей родового имения покойного супруга.
«Если часовня еще стоит, я ее разыщу».
Шум в коридоре отвлек внимание Леони.
Она мгновенно спрятала книжку на коленях. Не хотелось бы, чтобы ее застали за чтением таких книг. Ничего дурного в том нет, но это ее собственное приключение, и ей не хотелось ни с кем делиться. Анатоль бы ее задразнил.
Шаги удалялись, потом Леони услышала, как закрылась дверь в холле. Она встала, раздумывая, можно ли взять «Таро» с собой. Тетя, наверно, не стала бы возражать, ведь она сама предложила распоряжаться книгами, как своими. И, хотя книга была заперта в шкафчике, Леони не сомневалась, что это для защиты от пыли и солнца, а не потому, что ее сочли запретной. Иначе зачем так любезно оставлять ключ в замке? Леони покинула библиотеку, прихватив книжку с собой.
Глава 37
Париж
Виктор Констант свернул газету и отложил на сиденье рядом с собой.
«Убийство Кармен. Полиция разыскивает сына!»
Он презрительно сощурил глаза.
«Убийство Кармен»! Его оскорбляло, что господа из прессы оказались столь предсказуемы — и это после того, как он дал им столько подсказок! Маргарита Верньер менее всего напоминала капризную, порочную героиню Визе как характером, так и темпераментом, но опера безнадежно пропитала общественное сознание французов. Стоило появиться солдату и ножу, и история готова.
За несколько часов Дюпон на газетных страницах превратился из главного подозреваемого в невинную жертву. Сперва газетчиков насторожило, что префект Лабуж не предъявил ему обвинения в убийстве. Тогда они раскинули свои сети несколько шире. Теперь — в немалой степени благодаря усилиям самого Константа — репортеры заинтересовались Анатолем Верньером. Он еще не попал в обвиняемые, но тот факт, что его местонахождение неизвестно, внушал подозрения. Стало известно, что полиция не смогла отыскать Верньера и его сестру, чтобы уведомить их о трагедии. Если человек невиновен, разве его так трудно отыскать?
На самом деле, чем тверже инспектор Торон отрицал, что подозревает Верньера, тем ядовитее становились слухи. Факт, что Верньер отсутствовал в Париже, словно доказывал, что он присутствовал в квартире в день убийства.
Леность журналистов играла Константу на руку. Подкинь им красиво упакованную историю, и они передадут ее читателям, не исправив и нескольких слов. Им и в голову не придет самостоятельно проверить информацию или удостовериться в точности фактов, которые им скормили.
При всей своей ненависти к Верньеру Констант вынужден был признать, что дурак сыграл умно. Даже Констант с его бездонными карманами и сетью шпионов и осведомителей, трудившихся день и ночь, не сразу установил, куда отправились Верньер с сестрой.