Лабуж уловил интонацию:
— Вы ему не поверили?
Инспектор скептически усмехнулся.
— Анонимные преследования редко представляют тайну для жертвы. Затем, двенадцатого февраля этого года, его пытались втянуть в скандал, связанный с кражей редкой рукописи из библиотеки Арсенала.
Лабуж хлопнул себя по колену.
— Вот оно! Вот где мне попадалось его имя!
— По роду своей деятельности Верньер бывал там часто и пользовался доверием. В феврале, после анонимной информации, обнаружилось, что исчез чрезвычайно ценный текст оккультного содержания. — Торон снова заглянул в свои записи. — Труд некого Роберта Фладда.
— Впервые слышу о таком.
— Ничто не указывало на Верньера, к тому же обнаружились, что охрана библиотеки организована из рук вон плохо, так что дело замяли.
— Верньер из этих эзотеристов?
— По-видимому, нет, хотя, конечно, коллекционирует и книги такого рода.
— Его допрашивали?
— Опять же, да. Опять же, нетрудно оказалось доказать, что он не мог быть замешан. И опять же, на вопрос, что за лицо могло злонамеренно намекать на его виновность, он уверял в своем полном неведении. Нам ничего не оставалось, как оставить это дело.
Лабуж помолчал, усваивая информацию.
— А что у этого Верньера с источниками дохода?
— Доход нерегулярный, — ответил Торон, — но достаточно существенный. Из различных источников он получает около двенадцати тысяч франков в год. — Инспектор опустил взгляд. — Редакция журнала выплачивает ему шесть тысяч. Расположена она на улице Монторжей. Кроме того, он пишет статьи для других специальных журналов и, вне сомнений, выигрывает кое-что за карточным столом и в казино.
— Надежды на будущее?
Торон покачал головой.
— Имущество отца, как бывшего коммунара, было конфисковано. Верньер-отец был единственным сыном, и родители его давно умерли.
— А Маргарита Верньер?
— Мы занимаемся ею. Соседи ничего не знают о близких родственниках, но мы проверим.
— Дюпон вносил свой вклад в хозяйственные расходы дома на улице Берлин?
Торон пожал плечами.
— Утверждает, что нет, но я сомневаюсь, что он вполне откровенен в этом вопросе. Какую роль в их отношениях играл Верньер, я предпочитаю не гадать.
Лабуж шевельнулся на стуле, заставив его жалобно заскрипеть. Торон терпеливо ждал, пока его начальник обдумает факты.
— Говорите, Верньер холостяк, — наконец заговорил тот. — А любовница у него была?
— Была связь с женщиной. Та умерла в марте, похоронена на Монмартрском кладбище. По медицинским сведениям, она за две недели до того перенесла операцию в клинике «Мэзон Дюбуа».
Лабуж с отвращением поморщился:
— Аборт?
— Возможно, мсье. Медицинские документы затерялись. Сотрудники уверяют, что украдены. Впрочем, клиника подтвердила, что лечение оплачивал Верньер.
— В марте, говорите… — протянул Лабуж. — Значит, связь с убийством Маргариты Верньер маловероятна?
— Да, мсье, — согласился инспектор и добавил: — Мне кажется более вероятной связь с газетной кампанией против Верньера, если таковая действительно имела место.
Лабуж фыркнул.
— Бросьте, Торон. Пачкать грязью чье-то имя — занятие не для человека чести. Но от клеветы до убийства…
— Совершенно верно, мсье префект, и при обычных обстоятельствах я бы не спорил. Но есть одна подробность, заставляющая меня подозревать нарастание враждебности.
Лабуж вздохнул, поняв, что его инспектор еще не высказался до конца. Он достал из кармана черную пенковую трубку, постучал ею об угол стола, чтобы растрясти табак, чиркнул спичкой и втянул огонек в чашечку. Кислый затхлый запах наполнил тесную комнатку.
— Очевидной связи с последним делом нет, однако на самого Верньера было совершено нападение в пассаже «Панорам» в ночь на семнадцатое сентября, в прошлый вторник.
— Наутро после погрома в Пале Гарнье?
— Место вам знакомо, мсье?
— Галерея модных лавчонок и ресторанчиков. Тот гравер, Стерн, тоже там обосновался.
— Именно так, мсье. Верньер получил неприятную рану над левым глазом и добрую порцию синяков. Наши коллеги из Двенадцатого округа получили анонимное сообщение и передали его нам, зная, как мы интересуемся этим молодым человеком. Ночной сторож, когда его допросили, признал, что ему известно о нападении — собственно, все произошло у него на глазах, — но признался, что Верньер щедро ему заплатил за молчание.
— Вы занимались этим делом?
— Нет, мсье. Поскольку пострадавший, Верньер, предпочел не сообщать об инциденте, мы мало что могли сделать. Я упомянул о нем только потому, что оно может указывать…
— На что?
— На возросшую враждебность, — терпеливо повторил Торон.
— Но в таком случае, Торон, почему убита Маргарита Верньер, а не ее сын? Какой тут смысл?
Префект Лабуж развалился на стуле и затянулся табаком. Торон молча ждал.
— Вы, инспектор, верите, что Дюпон виновен в убийстве? Да или нет?
— Я допускаю различные версии, мсье, пока у нас недостаточно информации.
— Да-да, — нетерпеливо махнул рукой префект, — но что говорит ваш инстинкт?
— По правде сказать, не думаю, что Дюпон — тот, кто нам нужен. Конечно, такое объяснение кажется наиболее вероятным. Генерал там был. Что он нашел Маргариту Верньер мертвой, мы знаем только с его слов. Там было два бокала шампанского, но еще и стакан виски, разбитый о решетку камина. Но слишком многое не укладывается в картину. — Торон глубоко вздохнул, подбирая слова… — Прежде всего наводка. Если правда, что любовники поссорились и дошло до убийства, кто сообщил об этом газетчикам? Сам Дюпон? Что-то не верится. Слуг уже не было. Значит, есть третья сторона.
Лабуж кивнул:
— Продолжайте.
— Еще расчет времени, если хотите. Сын и дочь в отъезде, квартиру собирались на время закрыть. — Он вздохнул. — Не знаю, мсье. Есть в этом что-то театральное, будто сцену нарочно подготовили.
— Вы считаете, Дюпона подставили?
— Думаю, такую версию стоит рассмотреть, мсье. Если это был он, почему он всего лишь отложил свидание? Он ведь мог вообще не появляться на месте преступления?
Лабуж кивнул.
— Не могу отрицать, что у меня полегчает на душе, если не придется тянуть в суд героя войны, Торон, особенно такого прославленного и увенчанного наградами, как Дюпон. — Он перехватил взгляд инспектора. — Но на ваше мнение это повлиять не должно. Если вы сочтете его виновным…
— Разумеется, мсье. Мне тоже было бы тяжело преследовать героя родины!
Лабуж покосился на крикливые газетные заголовки.