только уже без меня!
Егор ничего не ответил. Поглядел в никуда и уполз с кровати, где валялись ботинки. Протез ноги почти сел, требовалась зарядка, которая на удачу оказалась с собой. Но для начала требовалось позавтракать.
— Никогда не завтракал в таком ресторане. Не гостиница, а Лувр… — заметил Егор, ковыряя вилкой омлет.
— Первый раз — всегда загадывай желание! — сказала Анжела, голодная не меньше Егора.
— Мои желания плохо сбываются.
— Это всё карма: чистить надо! Брешешь, наверное, много?
— Нет. Стараюсь не врать… То есть совсем не вру… Теперь — пусть уже поздно — говорю только правду… — Егор Бис выговаривал слова небольшими порциями; между омлетом, свежим овощем и бутербродом; между вилкой — с одной стороны и искусственными пальцами протеза — с другой, — …для меня это важно!
— То есть ты всегда говоришь правду?
— Да, — Егор кивнул, уткнувшись в тарелку с видом будто обстоятельно высказался и вдруг заговорил снова. — Это сложно и в то же время просто… нужно лишь сделать выбор и не говорить ничего кроме неё… кроме, правды! — уточнил он.
— Ух! — поморщила Анжела нос, выражая умиление или другие подобные чувства. — Тогда, что это было вчера вечером? — спросила она.
— Вечером? У меня был план, — прожевал он бутерброд и запил чаем, едва не выколов себе глаз чайной ложкой из чашки, которую отложил и очень вдумчиво произнёс, — особый: заняться с тобой сексом за деньги и застрелиться…
— Это шутка такая? — очень серьёзно посмотрела Анжела.
— Нет. Правда.
— Очень честно! — оценила она. — Страшно тебе верить, если ты и правда не врёшь! А зачем тебе это? — и тут же уточнила. — К первой части твоего плана у меня вопросов как бы нет… интересует — вторая часть?
— Бегу от драмы в личной жизни. Решил относиться ко всему прямолинейно просто, только от драмы оправиться не могу и выдерживать её устал. Сделал выбор: культурно выйти из всего этого…
— Культурно, это как? — спросила она. — Застрелившись?
— Ну, да, — снова кивнул Егор в тарелку.
— Ну, что с вами, с мужчинами, не так? А? Почему так устроены? Почему вас умирать по каждому поводу научили, а любить — нет? Ты знаешь, что самоубийцы не попадут в рай?
— Мне туда не надо.
— А куда — надо? — заинтересовалась она.
— Куда угодно; только не к богу.
— Не веришь в Бога?
— Нет, — категорично отрезал Егор.
— Из-за этого? — Анжела кивнула на протез.
— Нет. — Егор оглядел кисть, произведя короткий технический осмотр, который, по наблюдению Анжелы, походил на удивление от увиденного впервые. Егор вообще на многие вещи смотрел одинаковым взглядом и Анжеле было трудно понять, когда он говорил всерьёз, а когда — нет. — Это была тактическая оплошность, — признался он, — профессиональная ошибка… А бог это самая ужасная ложь, которую выдумал человек! В массе случаев: бог — настоящий чёрт! Не удивлюсь, если окажется, что оба персонажа — в сущности один… Во всяком случае, поведение у них одинаковое, потребительское: оба — враги человека.
— Странно всё это слышать. Многие мои знакомые… — запнулась она, судя по всему, подразумевая клиентов и смутилась, сопротивляясь профессиональной деформации, — …приехали сюда воевать, чтобы победить. Все уверены в победе. А ты, как будто нет?
— У всех, нас, разное представление о победе, и о войне — тоже. Конечно, воевать стоит исключительно ради победы, в остальных случаях войну надо избегать любыми путями. А для меня победа, как и приезд сюда, на войну, значит — умереть, как я хочу.
— Какая — то сложная у тебя философия? — сказала она, отвернувшись в окно. — Немного глупая.
— Наверное, — согласился Егор.
— Дань, а как это с тобой случилось? — очень аккуратно поинтересовалась она, понятно, что о протезе.
— Кстати, меня не Данила зовут. Я Егор.
— …И позывной у тебя не «Киборг»?! — опередив Егора, сделала она следующий вывод. — А говорил: не врёшь?!
— Нет. Ну почти нет. Мой позывной — Кибо. Это, кстати, сокращение от «Киборга».
— Ладно… — согласилась она. — Кибо, конечно, тоже не фонтан… не Бамблби, — со всей серьёзностью сказала Анжела, — а Егор — гораздо лучше… Тебе больше подходит, — высказалась она, но о своём вопросе не забыла. — Так, что с тобой случилось Кибо?
— Подорвался на фугасе, — как обычно по привычке с безразличием сказал Егор.
— Что такое — фугас?
— Ну, как бы объяснить попроще… Ты, как киноманка наверняка знакома с киновзрывами, такими зрелищными фейерверками из грома и ярких вспышек, миллионов искр, клубов огня, чёрного дыма и земли, которая летит во все стороны, от которых рассыпаются машины и здания, а в окна — кувыркаясь — летят мебель и люди… Так вот, я был в эпицентре настоящего…
— И каково это? — внимательно посмотрела она и сморгнув, будто боясь пропустить что — то важное, добавила. — Расскажи! Это, конечно, ужасно страшно и — страшно интересно!
— Это… Это как… — это было трудным даже для Егора: объяснить, что твориться в тебе, когда оказываешься внутри взрыва, — …это страшно! — сказал он.
— Это понятно! А что с тобой там произошло?
Бис задумался и отложил вилку в сторону.
— Я увидел песчаную бурю… прямо перед собой… что — то вроде природной стихии, одновременного подъёма и оседания слоёв земли, песка, серо — жёлто — красной пыли, которая накрыла меня чёрной мглой, заглотив как наживку и парализовав громом и молнией… От ужаса я закрыл глаза. Много раз слышал, как говорят, чтоб не бояться: смотри туда, где страшно; а вместо этого я просто глаза закрыл. Что — то необъятное, сильное и огненное, будто рядом пронёсся гоночный болид, меня подхватило и, перетряхнув мои внутренности во мне, кинуло на землю. С начала я ничего не чувствовал, — до этого я уже подрывался на фугасе, находясь в паре метров: терял сознание, находил его, и снова терял, не мог найти в теле ни грамма силы, какое — то время спустя очухивался — тогда отделался контузией, осколки прошли мимо, ушли вверх из — за воронки… А в этот раз я всё контролировал, был в сознании, полон сил, но стремительно потерял их в какой — то момент… наверное, потому что зажмурился. Меня будто коснулось живое существо, вроде, огромной китовой акулы, но я её по трусости не увидел. — Егор замолчал.
— Интересно: во что теперь верит Егор после такого, если не верит в Бога? — строго спросила она, говоря о нём в третьем лице. — Может быть, в чудо?
— Почему в чудо? — усмехнулся Егор. — Что вообще такое чудо? Нарушение установленного законами природы естественного хода вещей по воле всё того же выдуманного всемогущего бога, о котором пиздят, извини, в каждой