разбить стену. Вроде бы сначала мужчина хотел убедить меня проделать такую операцию вдвоем с ним, но потом сам понял, что это нереально. Короче говоря, на следующий день я отправилась к ректору института и все ему рассказала. Не знаю, как бы поступил на его месте человек более сдержанный и рассудительный, но наш ректор тут же пригласил архитектора и бригаду строителей, которые и вскрыли штукатурку в том самом месте, где, по словам мужчины, должен был находиться вход в тайник. И мужчина оказался совершенно прав – дверь, представляющая собой часть кирпичной кладки на шарнирах, действительно была здесь, но открыть ее так и не удалось, поэтому строители были вынуждены сломать кладку. Можете себе представить, с каким нетерпением следили мы за их работой, а мужчина даже побледнел от волнения, я даже испугалась за него. Но нас ожидало разочарование – тайник оказался пуст, не считая кресла и маленького ломберного столика, на котором стояли подсвечник с почти догоревшей свечой и чернильница с гусиным пером. На полках, которые здесь так и остались, не было ничего, только пыль. Увидев пустой тайник, мужчина лишь рукой махнул и сразу ушел; видимо, для него это было очень тяжелым потрясением. Потом обнаруженные здесь вещи сдали в музей, сделали сюда нормальную дверь и приспособили помещение под архив. Вот такая занятная история случилась с комнатой, в которой вы находитесь, – закончила Вера Лукьяновна.
Я спросил, представился ли тот мужчина и как он выглядел.
– Фамилию свою он мне вроде бы так и не сказал, а звать его Лев Семенович. Ростом невысокий, черты лица резкие, кустистые брови, тонкие губы, пышная седая шевелюра. Несколько лет назад в театре имени Вахтангова шел спектакль по драме Лермонтова «Маскарад». Так перед началом спектакля оркестр играл увертюру, но дирижировал оркестром актер – эта сцена была как бы частью спектакля. Помню, этот мужчина мне показался очень похожим на того дирижера…
Я тоже видел этот спектакль и сейчас зримо представил себе, как выглядел неизвестный мне Лев Семенович. Пожалуй, я даже узнал бы его, если бы встретился с ним на улице.
– Видимо, вы заинтересовались историей этой потайной комнаты из-за списка «Слова о полку Игореве»? – спросил Вера Лукьяновна и, получив мой утвердительный ответ, заметила: – А может, он все-таки не погиб?
– Что же тогда могло случиться с ним?
– Я где-то читала высказывание внучки Мусина-Пушкина Мещерской, опубликованное в начале этого столетия, что список «Слова о полку Игореве» не мог сгореть в Московском пожаре, потому что находился у Карамзина.
Я задал следующий, естественно возникающий вопрос:
– Почему же список «Слова» не объявился потом, после освобождения Москвы и изгнания Наполеона?
– Возможно, в сумятице забот и дел, вызванных наполеоновским нашествием, список «Слова о полку Игореве» просто-напросто затерялся в каком-нибудь собрании и до сих пор ждет своего второго открытия…
Мне и самому упрямо не верилось, что список, найденный Мусиным-Пушкиным, погиб в огне. И о другом подумал я, когда, простившись с Верой Лукьяновной, мы с Марком покидали графский особняк. Неужели «Слово» сохранилось только в одном списке, найденном Мусиным-Пушкиным? Ведь следы его влияния находят на протяжении пятивековой истории, начиная с Псковского Апостола 1307 года и кончая просвещенным восемнадцатым столетием. Значит, списков было несколько и их надо искать, не могли же все они превратиться в пепел…
На улице мы некоторое время постояли рядом с особняком, молча еще раз разглядывая его, словно пытаясь разгадать скрытую в нем тайну. Потом Марк спросил:
– Ты уверен, что старик, появлявшийся здесь, – автор анонимного письма?
– Тут не может быть никаких сомнений! Наташа говорила, что человека, написавшего письмо, тоже зовут Лев Семенович. Совпадение исключено. Жаль только, мы до сих пор не знаем его фамилии. Я уверен: старинный план он заполучил из тайника в доме Мусина-Пушкина в Иловне.
– А почему оказался пуст этот тайник? – кивнул Марк на здание института и сам же ответил себе: – Видимо, кто-то давным-давно узнал о его существовании и вывез отсюда все ценное.
– Можно сделать и другое предположение: не поручил ли Мусин-Пушкин после своей смерти какому-то близкому человеку увезти содержимое этого тайника в Иловну, где завещал себя похоронить?
Марк нашел мое предположение вполне возможным, и я продолжил свое рассуждение:
– Похоже, что после пожара, практически полностью уничтожившего Собрание российских древностей, Мусин-Пушкин одновременно устроил комнаты-сейфы и здесь, и в Иловне. Кстати, там тоже нашли чугунные детали потайной двери. Видимо, тайники делались по одному проекту и, возможно, одним мастером. Кроме того, в Иловне тоже обнаружили подсвечник и ломберный столик: вероятно, Мусин-Пушкин не только хранил в тайниках свои приобретения, но иногда и работал.
– К чему ты клонишь?
– Мусин-Пушкин устроил второй тайник в Иловне для хранения в нем самых ценных экспонатов, оставшихся от его Собрания российских древностей и того, что он приобрел уже после гибели коллекции. В таком случае, там могли находиться уникальные вещи и рукописи, которым воистину нет цены. Но, судя по всему, после ограбления тайника они так нигде и не появились. Не перепрятал ли их Самойлин в другое место, более надежное?
Марк промолчал, отчего мое собственное предположение показалось мне еще вероятней.
Только сейчас я спохватился, что упустил такое важное свидетельство, и сообщил Марку об исчезнувшей переписке Мусиных-Пушкиных, о которой узнал из старой синей папки. Теперь было ясно, о каких «маленьких комнатах» писал граф своему архитектору, – речь шла о тайниках в Иловне и в доме на Разгуляе.
Вероятно, владелец переписки потому и обратился к Подосиновой за помощью в переводе этих писем, что надеялся узнать из них какие-то подробности об устройстве или содержимом этих тайников. Но кто он – этот загадочный владелец семейной переписки Мусиных-Пушкиных? Как она очутилась у него и почему он поставил перед Подосиновой условие не называть его имя? Что скрывается за этим? Неужели Лидия Сергеевна права, и этот человек – Самойлин, который спустя полвека как бы возник из небытия и зачем-то прислал мне акварель с видом графской усадьбы?
Я подумал о Наташе – и меня опять охватило беспокойство за нее.
Но что я мог поделать, как мог помочь ей, если в последний раз она не захотела даже разговаривать со мной?…
Я простился с Марком, не догадываясь, что наша следующая встреча состоится гораздо раньше, чем мы рассчитывали.
Глава шестая. Забытая версия
Из Москвы я выехал автобусом, намереваясь по дороге домой остановиться в Петровском – селе неподалеку от Ростова Великого, где жили родители и где прошло мое детство. Однако, неожиданно