У башмачника был выбор богатый, а у рядом сидящего сапожника — ещё богаче, но платить тридцать реалов за сапоги на ещё детскую ногу, которая скоро вырастет, это уже было чересчур. А потому, поторговавшись, приобрёл за шесть реалов отличные кожаные башмаки, и, сполоснув свои ноги в ближайшей луже, тут же их обновил.
Из ста реалов, официально озвученных, и двухсот, бывших в наличии, у меня осталось сто восемьдесят четыре. Но надо было приобрести ещё и оружие, да и научиться владеть им тоже не помешало бы. Вот с этим была проблема. Обозначив желание пойти в оружейную лавку, мы туда и направились.
Оружейник, низкорослый, черноволосый, очень смуглый испанец, встретил нас обоих недоверчиво, не отвлекаясь и продолжая начищать выставленные образцы различного колюще-режущего оружия. На прилавке перед ним были выложены шпаги, рапиры, даги, абордажные сабли, кинжалы, стилеты, ножи большие и маленькие, а также метательные. Кроме этого, в углу стояло копьё, и были расставлены части разных панцирей и кирас, а на полках, в глубине крытого павильона, выставляя свои загнутые кверху края, лежали морионы.
— Что интересует в моей лавке монаха и молодого идальго?
— Абордажный клинок, уважаемый.
— Идальго моряк?
— Да!
Монах хмыкнул, но тихо.
— Тогда могу предложить вам вот этот клинок, — и он показал на одну из сабель. Но ни я, ни монах абсолютно не разбирались в оружии. Мне нужно было купить хорошую короткую саблю, но выбрать я не мог, а зная, что меня могут обмануть, как щенка, я не решался на покупку. Глаза разбегались от обилия холодного оружия. А чем оно отличается от других себе подобных — загадка.
Было тут и дорогое оружие, с золотой или серебряной насечкой и из толедской стали, но мне оно было не нужно. Так я и стоял, рассматривая прилавок, а мастер продолжал раскладывать свой товар, вынося из подсобки разные сабли и рекламируя их всяческим образом.
Внезапно сзади раздался возглас явно подвыпившего человека.
— О, Хуан, продолжаешь втюхивать дурачкам свой залежалый товар? По десять реалов за старую саблю? И это, несмотря на то, что ты борешься за свою репутацию? Нехорошо мальчишку обманывать. Это тебе говорю я, Алехандро Алькалло, лейтенант испанской пехоты.
— Бывший лейтенант испанской пехоты, прошу заметить, — поправил его торговец Хуан.
— Что есть, то есть, — сказал, нетрезво покачиваясь, незнакомый испанец, одетый в потрёпанную, но некогда дорогую одежду. Был он среднего роста, с резкими чертами крупного лица и большим носом, выдававшимся вперёд, под которым свисали длинные чёрные усы, уже обильно тронутые сединой. Наставив на меня взгляд тёмных глаз, он проговорил.
— За два реала помогу с выбором, а за вашу прекрасную дагу я научу вас сражаться абордажной саблей, любезный юный идальго, несмотря на то, что вы её уже изрядно запустили, — и он показал на мелкие пятна ржавчины, появившиеся на клинке.
— А зачем вам нужна моя дага?
— Видите ли, юный сеньор, дело в том, что я продал свою шпагу. Мне срочно понадобились деньги. И вот я без оружия. А какой же офицер без оружия?! Это невозможно, к тому же, я офицер, и дрянная сабля мне не подойдёт, а на дорогую у меня, к сожалению, нет сейчас средств. А ваша дага сделана из толедской стали и мастером своего дела. Ну, так как?
— Я согласен, — неожиданно для себя сказал я. Дага мне была не нужна и только мешала. А предложение офицера, пусть и бывшего, который может научить меня владеть саблей, стоило гораздо дороже самого клинка. Да и офицеров бывших не бывает, что заложено годами, не вытравишь ничем. Как говорится, мастерство не пропьёшь, и в карты не проиграешь.
— Отлично, — обрадовался Алькалло.
— Хуан, неси абордажный клинок, тот, который с ракушкой, он подойдёт.
— Он стоит двадцать реалов! Да ладно тебе, Хуан, максимум, восемнадцать!
— Хорошо, если у идальго есть деньги, то пускай забирает!
У идальго, то есть у меня, деньги нашлись, и я стал счастливым обладателем короткой абордажной сабли, с гардой в виде ракушки, которая полностью закрывала кисть руки. А кроме этого, купил за четыре реала четыре метательных ножа, перевязь и пояс с ножнами для сабли, расставшись с ещё пятью реалами. Дагу я сразу отдал офицеру, и мы втроём пошли в таверну «У святого».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Глава 21 Ничего святого
По дороге в таверну мы ловили на себе множество взглядов прохожих. Действительно, странная компания: бывший офицер, молодой монах и юнец, из бедных дворян. Втроём мы завалились в таверну. Внутри ожидаемо пахло дымом из очага, вперемешку с ароматом жарящихся и варившихся блюд, перегара и ещё чего-то непонятного. Сновали между столами пышные официантки или подавальщицы, или проститутки.
Не разбираюсь я, ху из ху здесь! На вид, вроде обычные женщины, а на деле, на деле я не проверял, и не собирался этого делать. Единственное, что я понял, это то, что поварихами здесь были негритянки, которые обитали на кухне и в зал не показывались. Лишь один раз из помещения, где валил пар, вместе с различными вкусными и не очень запахами, выглянуло чёрное лицо, лоснящееся то ли от пота, то ли от жира, то ли от того и другого вместе взятых.
Стены таверны были увешаны…, да ничем они были не увешаны, ни картинами, что весьма дорого и, по сути, невозможно, рогов и копыт убитых животных тоже не было, как не было оружия и щитов, с изображёнными на них гербами или сценами из жития святых. Стены были просто голыми, основательно закопчёнными дымом из очага, просто и без вкуса.
— Что будешь заказывать, Алехандро, ты, я смотрю, при деньгах теперь.
К испанцу, назвавшемуся лейтенантом испанской пехоты, обратилась дородная матрона, игравшая здесь роль официантки. Была она маленькая и, можно сказать, круглая, как колобок. На круглом пухлом лице выделялись светлые глаза, что было здесь редкостью.
— Марианна, я сегодня богат, неси вина, самого лучшего, и тарелку пикадильо, — и он бросил на стол честно заработанные два реала.
— А вам, уважаемые? — спросили у нас с братом Мигелем. Брат Мигель скромно промолчал, ну да, он свою миссию выполнил, а банкую теперь я.
— А что у вас есть самое вкусное?
Зал оглушил громкий смех этой Марианны.
— Жареный польо! Ой, не могу, сам польо и будет есть польо. Идальго… с саблей, и в шляпе. Что повкуснее, ой не могу! — и она заколыхалась всем своим грузным телом, мелко сотрясая бесформенной грудью и большим задом.
Кровь бросилась мне в лицо, она смеялась надо мной, ещё и при всех. Алехандро смеялся себе в усы и явно ожидал от меня какого-то поступка. Несмотря на то, что был в ярости, я ещё не забыл, каково это быть в плену, и у меня было два выхода: либо ударить наглую женщину, либо самому посмеяться над ней. Я выбрал третье. Собрав все силы, я опустился обратно на скамью, с которой вскочил мгновение назад.
— Что у вас есть из жареного, для меня и моего друга монаха?
— Цыпл…, ладно, хотите что-нибудь погорячее, юноша, у нас найдётся не только еда, конечно, если у тебя есть немного денег.
— Сделав вид, что не понял её грязных намёков, я проглотил свою гордость, вместе с гордостью дворянина, не умеющего обращаться с саблей, и снова её спросил.
— Какие у вас есть блюда, посвежее?
Сверкнув на меня мимолетным взглядом, уже с явным сарказмом, но без откровенного ехидства, эта камарера (официантка) озвучила неполный список блюд, которыми одаривала эта посада (трактир, постоялый двор)
— Кальос, ракионде из барашка и пикадильо, всё самое свежее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Несите всё!
А у вас деньги-то есть, юноша?
— А сколько это будет стоить?
— Если все три блюда, то… восемьдесят четыре мараведи.
— Вот три реала, а на остаток хлеба, пожалуйста.
— А что пить будут сеньоры, — протянула камарера, увидев деньги.
— А что есть? Сок свежевыжатый есть?
Судя по выпученным глазам официантки, сока не было. Положение спас брат Мигель.