Читать интересную книгу Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

— Бог тебя благословляет, Псков вземши!

Псковичи оскорбились за невнимание к их покорности и сказали со слезами:

— Бог волен, да государь; а мы изстари были отчина отцов, дедов и прадедов ваших!

Прошло два дня. Великий князь обедал и беседовал со своими духовными и со своими боярами, да воеводами. Псковичей не звали и не обращались к ним. Но в воскресенье, 27-го января, утром, кликали государевы люди клич по городу, чтоб все псковичи: и луччие, и середние, и молодшие люди, все шли на двор к великому князю слушать его управу. Когда народ сошелся к назначенному месту по приказанию, бояре сказали, что псковские посадники, бояре, купцы и знатные люди должны идти в большую гридню и там слушать, что им скажут, а остальной весь народ пусть стоит на дворе. Государь сидел с боярами в другой избе, называемой середней. Оттуда он поручил нескольким боярам [45] передать свою волю луччим людям, собравшимся в большой гридне, а другим боярам приказал говорить народу, стоявшему на дворе. Бояре, появившись в гридне, произнесли такую речь луччим людям псковичам:

"Государь наш Василий Иванович, царь и государь всея Русин и великий князь, велел вам говорить: как прежде я пожаловал вас, мою отчину, Псков, так и теперь жалую, не уступаюсь в имущества и достояния ваши, и вперед хочу жаловать вас; но здесь в нашей отчине, во Пскове, быть вам не пригоже, для того, что прежде были многия жалобы на ваши неправды, безпорядки, обиды и оскорбления и разорения людям: я вас жалую ныне своим жалованьем в Московской Земле; и вам теперь же ехать в Москву, с женами и детьми!"

Псковичи отвечали:

"Прародителям его, государям, и ему, государю, мы всегда были неизменны и неотступны до сих пор; и ныне мы положились на Бога и на своего государя и царя во всей его воле; как он хочет, так нас и пожалует! Ведают Бог, да государь!"

Другие бояре, которые были высланы к простому народу, стоявшему на дворе, говорили:

— Тем псковичам, что отобраны в избе, я, великий князь, не велю быть во Пскове, а посылаю их в Московскую Землю; это делается потому, что я жалую вас, свою отчину, Псков, для того, что прежде на них бивали челом мелкие люди, псковичи: что от них чинятся насилия и обиды; а вас, как я пожаловал уже свою отчину, Псков, так и вперед тем же хочу жаловать; развода не бойтесь; только тех посадников и псковичей, что в избе отобраны, велел я вывести; но и тех в Московской Земле я пожалую своим жалованьем, что будет пригоже; а вы живите в нашей отчине, Пскове, и слушайтесь тех бояр и псковских наместников, которых я пожалую наместничеством в своей отчине.

Простой народ плакал; раздался такой ответ:

— Мы челом бьем за его жалованье и рады слушать во всем государева наместника!

Простой народ разошелся по домам с унылыми лицами. Те, которые собрались в гридне, уже не увидали своих домов. Когда сообщили великому князю ответ их, явились по его приказанию к ним в избу дьяки и дети боярские; первые сделали им перепись и отдали последним; дети боярские имели поручение везти их в Москву каждого по росписи, кому кого назначено. Их женам и детям велено сбираться и быть готовыми на другой же день. Таким образом они могли взять только самое необходимое, и должны были покинуть в прежнем отечестве не только дворы и дома, лишившись на них права, но и большую часть движимого имущества. 28-го января все уже было готово. Триста семейств потянулись на санях к московской дороге, под стражей, в сопровождении вооруженных детей боярских. С ними отправлены были также жены и дети тех псковичей, которых задержали в Новгороде. Князь Михайло Данилович Щенятев начальствовал этим поездом.

И остальных псковичей не оставили без передвижения; хотя их не выслали тогда в Московщину, но великий князь не велел жить ни одному из них ни в Кроме, ни в Середнем городе, и велел всех вывести в Застенье, в Большой город. Великий князь прожил во Пскове месяц, и установил в нем московскую управу. Он поручил управление Пскова и Псковской Земли двум наместникам [46] и при них двум дьякам, определил воевод, начальствующих военной силой, городничих, которые надзирали за городскими укреплениями, устроил во Пскове тысячу московских детей боярских, пищальников и воротников, а сверх того пятьсот новгородских (т.е. москвичей же, но переведенных прежде в Новгород) пищальников. Суд производился наместниками и их тиунами, т.е. доверенными, а делопроизводство лежало на дьяках; как охранители правды, поставлены были двенадцать человек москвичей и двенадцать псковичей, которые должны были сидеть в Суде[47].

До тех пор во Пскове была вольная торговля и таможенных пошлин не существовало; теперь великий князь приказал прибыть из Москвы гостям и дождался их во Пскове; эти купцы (гости), москвичи, установили тамгу по оценке торговых предметов, как было в Москве. Во все десять псковских пригородов посланы были наместники из Московщины с москвичами. Чтобы смешать народонаселение, на место выведенных из Середнего города, по приказанию великого князя, приехало множество семей из Московщины. Таким образом, падение свободы Пскова было тяжко не только для псковичей, но и для москвичей, которые должны были, по приказанию государя, оставлять свои жилища и ехать в чужую сторону. Деревни и земли псковских бояр розданы московским боярам, чтоб во Псковской Земле пресечь историческую непрерывность со стариной. Для истребг ления вечевых воспоминаний, великий князь приказал перевести торг от Довмонтовой стены, где он был прежде, за Середний город, против Лужских ворот [48]; в заключение, чтоб оставить потомству память об уничтожении вольности во Пскове, заложил он церковь во имя св. Ксении[49] потому что в день, посвященный этой святой (24 января), он вошел во Псков. На второй неделе поста, в понедельник, выехал он из Пскова с великой победой, без крови, — по выражению псковского летописца.

Управление и суд оставленных во Пскове москвичей казались невыносимы для псковичей. На суд смотрели судьи только как на доходную статью и не разбирали средств увеличивать свои доходы. Подстрекали ябедников подавать челобитные на богатых псковичей; призывали последних к суду, брали с них взятки и посулы, и разоряли. Таким образом, добро, нажитое торговлей и промыслами в прежние времена независимости, теперь переходило в руки московских дьяков. Государь оставил им свою уставную грамоту; но по этой грамоте никто из судей не думал поступать. Вообще как правители, так и служилые обращались с псковичами как с безгласными невольниками; когда псковича отдавали по суду на поруки, то брали с него более, чем сколько было указано в уставной грамоте; пскович жаловался, — за то псковича били, а иногда убивали до смерти. Все сходило с рук москвичам. На обиду от москвича негде было псковичу найти управы; на суде москвич всегда будет оправдан, а псковича оберут, да еще и накажут. У московских судей, — говорит летописец, — правда улетала на небо, а кривда одна оставалась на суде. Чего не доделал Василий, чтоб судьба Пскова была похожа на судьбу Новгорода при Иване Васильиче, то доканчивали его наместники и дьяки. Псковичи, спасаясь от оскорблений, бросали свои дома и имущества и убегали в чужие земли. Мниогие ушли в монастыри и постриглись. В один год большая часть дворов опустела. Прежде во Пскове проживало много инородцев; теперь не осталось ни одного! Торговля и промышленность упали и под покровительством московских начальников перешли исключительно в руки поселенцев москвичей. Только эти переселенцы казались несколько зажиточными. Оставшиеся во Пскове прежние жители пришли в нищету и скоро под гнетом нужды и московского порядка поневоле забыли старину свою и сделались холопами. Уже современник этих роковых событий, Герберштейн, заметил, что прежние гуманные и общительные нравы псковичей стали заменяться испорченными московскими. Исчезла прежняя искренность, добродушие, простота, чем отличались псковичи, когда в торговых сделках своих не прибегали к многословию с целью надуть покупателя, а достаточно было одного слова псковича для объяснения дела. Нельзя бороться с историей. "Некуда было деться, — говорит летописец, земля под нами не разступится, а вверх не взлететь! [50]

Глава четвертая. Борьба с тевтонским племенем

Борьба с тевтонским племенем

По географическому положению и по течению исторических обстоятельств новгородские и псковские земли подвергались непрерывному ряду столкновений с немецким племенем. Новгороду и Пскову суждено было отстаивать на севере славянский мир от властолюбивых вековых покушений. В то время как ганзейский торговый союз успел обратить торговую деятельность Новгорода исключительно в свою пользу, с одной стороны шведы, с другой — ливонские рыцари покушались оружием лишить русскую стихию самобытности. Борьба с немецким племенем как будто завещана была нашим северным республикам из мрака доисторических времен на целый ряд грядущих веков. В IX веке, как мы видели, Новгород подпал под власть шведов: чуждое завоевание пробудило спящие силы северных народов. Изгнавши пришельцев, эти народы почувствовали необходимость сплотиться теснее; положено было начало государственному телу, долженствовавшему со временем достигнуть огромного размера. Но через это скандинавы не перестали налегать на Новгород. Олег установил между Новгородом и ими компромисс: новгородцы откупались от их покушений на свою независимость платежом каждогодной дани. Князья в своих междоусобиях призывали их сами. Владимир с помощью скандинавских варягов победил Ярополка. Его бегство за море показывает, что он не надеялся на самих новгородцев; и действительно, едва только он убежал, как соперник его и брат беспрепятственно посадил своих посадников в Новгороде. Не может быть, чтоб шведы, помогавшие Владимиру, тогда же не дали знать себя новгородцам. Действительно, князь русский покупал свою власть на счет порабощения народа. Это видно из того, как варяги смотрели на ту помощь, какую оказывали Владимиру. Когда с варягами он завоевал Киев, его союзники говорили: это наш город, мы его взяли; мы хотим взять на его жителях окуп по две гривны с человека". Успев отправить часть их в Грецию, Владимир иначе, однако, не мог от них отвязаться, как только давши важнейшим из них лицам грады для управления. Эти черты ясно показывают, что норманны, вмешиваясь в междоусобия русского мира, пускали в него свои корни. Хотя в Новгороде посадником поставлен был не пришлец, а дядя Владимира, Добрыня, однако, предание о том, что Новгород продолжал платить и при Владимире, ради мира, 300 гривен варягам, показывает, что этот край не мог освободиться совершенно от влияния этих чужеземцев. Яснее видим мы следы этого тяготения норманства на жизнь Новгорода во во время Ярослава. Видно, что норманны служили этому князю наемным войском, поддерживали его власть против покушений древней свободы прорваться наружу. Новгород был обложен даньми; его мирская свобода была в это время подавлена. Оружием для князя служили норманны. В 1015 году произошло против них восстание. Летописец говорит, что варягов было много у Ярослава; они готовились идти на Владимира, а между тем, расположившись в Новгороде, смотрели на жителей, как на порабощенных себе — творили насилия новгородцам и их женам. Тогда новгородцы составили заговор и перебили пришельцев. Как Ярослав мстил за убитых, как потом помирился с новгородцами, — рассказано было прежде. Это столкновение с варягами-норманнами было на этот раз последним. Ярослав уселся в Киеве, возвратил Новгороду его древнюю свободу: с тех пор Новгород перестал платить и свою заморскую дань, установленную Олегом. Скандинавы начали терять свои силы во внутренних междоусобиях и выпустили из рук северно-русский край. Только Ладога была отдана Ярославом в пожизненное владение ярлу Рагнвальду, как вено за шведскую княжну Инги-герду, на которой Ярослав женился. Быть может, эта отдача Ладоги и была заменой тех трехсот гривен, которые платили новгородцы. Впоследствии и Ладога возвращена была Новгороду, как его пригород.