Однажды Фомин уже встречался с представителем Навь-Города. В окрестностях замка Т’Вер. С сегодняшними — уже троих увидел. Статистика — не статистика, а все ж…
— Мы рады, что доблестный рыцарь откликнулся на наше приглашение, — сказал один, тот что повыше. Мужчина, пожалуй. Покрой одежды таков, что оставляет большое поле для догадок.
Оба подземных пришельца зажгли холодные факелы. Теперь было видно совсем хорошо. Действительно, люди как люди.
— Как же не откликнуться, — ответил Фомин.
— Простите некоторую экстравагантность послания, но тому были причины. Мы не могли доверить сообщение бумаге.
— Крепость Кор не в обиде, — действительно, одно дело получить рисунок на бумажке, а другое — на многопудовом золотом диске. Совсем другое.
— Причины скоро будут вам ясны — если вы, доблестный рыцарь, и ваши спутники соблаговолите следовать за нами в переговорные покои.
— Если вы считаете это необходимым…
— Следуйте за мною, — продолжил тот, кто постарше. — Я буду открывать Ход.
Пришлось построиться гуськом. Первым шел Открывающий Ход — так решил именовать его Фомин; сам житель Навь-Города не представился то ли из конспиративных соображений, то ли считал себя личностью ничего не значащей. Впрочем, были еще десятки причин для подобного поведения.
За Открывающим Ход шел Фомин, вопреки предостережению панночки не поворачиваться к ней спиной. Панночка оказалась точно посередине маленького отряда. Туун-Бо занял для себя уже привычное место за ведьмой. Интересно, хватит у него духу убить ее, если панночка вдруг — ну, совершенно случайно — нападет на Фомина, или ведьма успела очаровать кадета совершенно?
И замыкал отряд Закрывающий Ход.
Ход шел вглубь сначала круто, потом стало легче. Перемещение напоминало движение пузырька воздуха в воде. Нет, скорее в трубочке с водою. Перед Открывающим Ход земля расступалась, а позади, насколько мог разглядеть Фомин, смыкалась снова. Никаких пояснений, увы, не давалось, но видно было, что открывать ходы — дело нелегкое. Фомин буквально чувствовал напряжение, исходящее от идущего впереди. Передвигаться под землей — невероятно, да? Но мотылькам, порхающим в воздухе, столь же невероятным должно казаться плавание рыбы — плотность и вязкость воды на много порядков выше воздушной. А ведь рыба-то плавает, и еще как плавает! Зазевается мотылек, она его и ам!
Он прислушался. От идущего впереди словно исходил некий ритм. Да не словно, а определенно исходил. Похож на «барыню», на четыре четверти. Перемещаться в ритме «барыни», надо же! То есть шли-то они обычно, даже неторопливо, но в голову Фомина все пробивалась плохоразличимая пока еще мелодийка. Насчет «барыни» он поспешил, музыка была сложнее, многомернее. Он попробовал ощутить ее полнее, отдаться, раствориться в ней — и почувствовал, что Открывающий Ход сбился с шага.
— Мне помогать не нужно, пожалуйста, — не оборачиваясь, сказал он Фомину.
Помогать? Верно, это навеянное Открывающим Ход чувство имеет отношение к перемещению под землей.
А шли они, действительно, в чистоте. Ни крошки, ни пылинки. Силовой пузырь или… или они используют четвертое физическое измерение.
Воздух же был мертв, таким был воздух в некоторых отсеках «Королева», куда не долетали флюиды оранжерейной зелени. Мертв, но для дыхания пригоден. Пока.
— Мы скоро дойдем до Постоянного Хода, — успокоил Открывающий Ход.
И точно, шестьсот шагов спустя, на четыре тысячи семьсот пятьдесят втором шаге (Фомин, разумеется, считал шаги, и, зная длину своего шага при заданном ритме ходьбы, мог оценить пройденный путь) они вышли в тоннель. Постоянный Ход, как назвал его ведущий.
Тоннель был великолепен. Почти в два человеческих роста высотою, он блестел и переливался в свете факелов холодного огня — своды его казались зеркальными. Да они и были зеркальными — он увидел себя. Искаженного, перевернутого, но себя. И своих спутников. Комната смеха, право.
И опять чистота неимоверная. Чего она стоит, Фомин представлял — в полете к Маленькому Муку ему как бортинженеру приходилось не раз и не десять налаживать капризничающие машины-уборщики, фильтраторы, рецикляторы. Будь у них хотя бы хухрики! Но нет, все руками, этими самыми руками.
Закрывающий Ход сделал свое дело, и теперь найти место, откуда они пришли, на глаз не представлялось возможным. На его глаз, поправился Фомин. Насчет Панночки он уверен не был. Глыбь-Зонд, возможно, тоже кое-что бы уловил, все-таки структура породы меняется, но глыбь-зонд далеко.
И к чему? Будут они знать, как сюда попали, и что?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
(окончание)
— Если вы отдохнули, продолжим путь, — предложил первый из навьгородцев. Второй вообще молчал, навевая сомнение — уж не немой ли? Или не разумеет латыни?
Устали, положим, навьгородцы, у Фомина на это глаз наметан, но если им не хочется показать этого, то пусть.
— Мы отдохнули.
Идти теперь было неизмеримо легче — может, из-за ощущения незыблемости тоннеля, капитальности, почти вечности. Простор. И воздух другой, свободный, что ли. Прогулка, одним словом. Но музыка внутри Фомина исчезла. Ничего, живы будем — еще послушаем.
Строй стал вольнее — пара в белых одеждах впереди, а они, вся троица, позади. Фомин перемолвился с кадетом, сверяясь в счете. Совпало, значит, кадет второй экзамен выполнил. Первый — когда без колебаний пошел Ходом. Хотя считать нам экзаменов, не пересчитать. И позади много, и впереди, надеюсь, тоже.
Спустя две тысячи семьсот шагов все остановились.
— Доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин, вас примет паладин Орт! — торжественно проговорил первый.
— Польщен, — отозвался Фомин.
Дверь в стене тоннеля оказалась совсем неприметной, вернее, ее и не было — опять Открывающий Ход проявил свои способности. Фомин вновь ощутил музыку сфер.
Все прошли в зал. Хороший зал. Не такой, как в Крепости, поменьше, зато отделан роскошно. Яшма, малахит, мрамор — других камней Фомин просто не узнал. Тут геолог нужен или ювелир. Оценщик.
Свет шел из плафонов в потолке. А рядом с плафонами — решетчатые орнаменты. Вентиляционные отверстия? Может быть. А в стене — дверь. Обыкновенная, правда, очень красивая дверь. Куда она вела?
Вокруг круглого стола (ох уж эти круглые столы! Ведь неудобно, неэффективно, неконструктивно! Но каждый рыцарский зал, а Фомин побывал во многих, считал это своим неизменным атрибутом) стояло двенадцать кресел. Но заняты были только три.
— Я, паладин Орт, приветствую доблестного рыцаря Кор-Фо-Мина и его спутников — поднялся дородный, видный мужчина. Нет, ни на мертвеца, ни на карлика он явно не походил. Вот и верь после этого молве!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});