И снова они прошли через внутренний дворик, миновали длинный коридор, освещенный факелами, но на этот раз Абдулла остановился перед другой дверью. Он окинул Кристу благосклонным взглядом.
— Я готов смягчить прежние условия. Чтобы достигнуть цели, я позволю тебе говорить. — Ее лицо осветилось нежданной радостью, но Абдулла тут же добавил: — Но только для того, чтобы ты подтверждала все, что я скажу.
— Какая мне в том польза? — не сдержала возмущения Криста. — Что бы я ни делала, ты все равно убьешь Ахмеда.
— Ты ошибаешься. Я не собираюсь его убивать. В конце концов, я вовсе не чудовище.
— Но ты сказал…
— Я сказал только, что Ахмед недолго пробудет с нами, но не говорил, что намереваюсь предать его смерти. Единственное, что может заставить меня переменить решение, — это твой отказ. Если ты откажешься подтверждать все, что бы я ни говорил, он умрет на твоих глазах.
— Почему я должна тебе верить?
— У тебя нет другого выбора.
— И если я выполню твое желание, ты пощадишь его?
— Да.
— Значит ли это, что ты вернешь ему свободу? — с надеждой спросила Криста. Глаза Абдуллы загорелись таким коварством, что холодок тревоги коснулся ее сердца. — Ты лжешь! Ты собираешься мучить его и сгноить в темнице. Я знаю Ахмеда как никто другой, и я уверена, что он предпочтет смерть тому, что ты для него готовишь.
— Через несколько минут вы оба узнаете, что я для вас готовлю, — холодно объявил Абдулла. — Но уверяю тебя, я не стану ни убивать, ни пытать его, и уже, завтра он уедет отсюда.
Криста молча смотрела ему в глаза, пытаясь найти скрытый смысл в его словах. Если принять во внимание все обстоятельства, у нее действительно не было выбора и оставалось только подчиниться воле Абдуллы. Ахмед должен остаться в живых — во что бы то ни стало, на что бы ни пришлось ей согласиться. Наконец она наклонила голову, выражая согласие, и Абдулла дал знак отодвинуть щеколду на массивной двери. Раздался пронзительный скрип ржавых петель, дверь медленно распахнулась.
Ахмед сидел в углу камеры, с опущенной головой, скрестив руки на согнутых коленях. Когда дверь открылась, он вскинул голову и широко раскрыл отвыкшие от света глаза. Кристе показалось, что его глаза сверкают, как два изумруда, сверкают ненавистью и презрением.
— С чем ты пожаловал сегодня, Абдулла? — прозвучал его хриплый голос. — Какую новую пытку ты мне приготовил? Не проще ли покончить с этим раз и навсегда?
— И лишить себя величайшего удовольствия? — захохотал Абдулла. — Отказаться от мести?
В это мгновение Ахмед увидел Кристу, которая появилась из-за спины Абдуллы.
— Криста! Любовь моя! Неужели это ты? Какое счастье узнать, что ты жива! — Он с трудом поднялся на ноги.
— Ахмед! — Криста была готова броситься на встречу его протянутым рукам, но быстрый взгляд Абдуллы пригвоздил ее к месту.
— Я знал, что ты захочешь увидеть мою наложницу. В последний раз. Чтобы попрощаться с ней. — Абдулла величественным жестом указал на Кристу. — Я не хочу, чтобы вы считали меня бессердечным. Надо сказать, братец, я никогда не ожидал, что увижу, как тебя поставит на колени обыкновенная женщина. Ты всегда был таким недосягаемым и надменным.
Из всей это речи Ахмед уловил лишь слово «попрощаться». Неужели в сердце его брата проснулась жалость?
— Ты хочешь отправить Кристу домой? — спросил он с растущей надеждой. Но ответ Абдуллы грубо сбросил его с небес на землю.
— Как я могу расстаться с любимой наложницей? Которая с таким удовольствием выполняет свои обязанности. Которая уже растит в своем чреве мое семя.
— Нет! Ты лжешь! — в ярости вскричал Ах мед.
Вместо ответа Абдулла спокойно повернулся к Кристе, привлек ее к себе и обнял за плечи жестом собственника. Из горла Ахмеда вырвалось низкое рычание, похожее на львиный рык. Он бросился на Абдуллу, готовый вцепиться ему в глотку, но рывок короткой цепи, которой он был прикован, бросил его на колени. Он остался лежать на земле, тяжело дыша, в отчаянии молотя кулаками по грязному каменному полу.
— Криста, — его дрожащий голос был полон смертной муки, — любовь моя, скажи, что это не правда. Скажи, что он лжет.
— Ну, говори же, — приказал Абдулла, и его черные глаза сузились, а пальцы больно вцепились в ее плечо. — Облегчи страдания моего брата, утешь его в горе.
Криста молчала. Она была готова провалиться сквозь землю, сообразив, какую нечеловеческую пытку изобрел Абдулла для Ахмеда. Поистине жестокость этого человека была безгранична. Краем глаза она увидела, что Махмуд вопросительно смотрит на Абдуллу в ожидании знака. Опасность была так близка, что Криста отбросила все мысли, кроме одной: она должна подтвердить все, что угодно, лишь бы сохранить жизнь Ахмеду. Рана, которую ему нанесут ее слова, как бы ни была она болезненна, все же лучше, чем смерть.
— Это правда, Ахмед, — еле слышно прошептала она, но ее дрожащий голос, казалось, заполнил собой всю камеру.
— Громче, — рявкнул Абдулла.
— Бога ради, неужели в тебе нет ни капли жалости! — во весь голос прокричала Криста. — Это правда! Чего еще ты хочешь?
Вся кровь отхлынула от и без того бледного лица Ахмеда. Никогда ему не приходилось переживать такого поражения. Ему казалось, будто вся жизнь разом потеряла смысл. Но он ни в чем не винил Кристу, которая стала жертвой стечения обстоятельств и злой воли. Когда Ахмед заговорил, его голос был лишен всяких чувств, он испытывал лишь полное опустошение.
— Не отчаивайся, любовь моя. В том, что случилось, нет твоей вины. Когда-нибудь Абдулла заплатит за все зло, которое тебе причинил. Только убив меня, он сможет избежать возмездия. Но и тогда я восстану из могилы, чтобы отомстить за твою попранную честь.
— Убить тебя? — самодовольно засмеялся Абдулла. — Как я уже говорил, я привел ее сюда, что бы ты мог с ней попрощаться. Но смерть — слишком легкое наказание. Зная твою любовь к свободе, я придумал для тебя наказание, по сравнению с которым смерть показалась бы тебе желанным избавлением.
Он с ненавистью посмотрел на поверженного врага.
— Завтра на рассвете капитан Хаджи в сопровождении полусотни янычар доставит тебя в Алжир, где продаст в рабство испанцам. Представь себе, братец, остаток жизни ты проведешь в цепях и будешь день и ночь гнуть спину на каком-нибудь руднике. Впрочем, не бойся, испанцы так обращаются со своими рабами, что только немногие из них живут больше года, так что, без сомнения, твои мучения долго не продлятся.
— Ублюдок! — Слово прозвучало как презрительный плевок. — Отродье дьявола. Неужели ты думаешь, что заставишь меня влачить жизнь раба? Можешь быть уверен, я убегу. И тогда жди меня, я вернусь сюда за Кристой.