— Ребята, примете меня? — полушутя спросил Рубинек. — Лягу «валетом», могу заняться готовкой!
— Понятно!
Втроем мы едва уместились в палатке. Приходилось лежать на боку. Рубинек расположился головой к выходу и, как пообещал, хозяйничал на кухоньке. Весек и я лежали головой в другую сторону, в полусне ожидая, когда Рубинек предложит нам взяться за ложки.
— Уже половина одиннадцатого! — взглянул я на часы, когда мы кончили есть и стали укладываться.
— Спокойной ночи! — еще донесся до меня голос Збышека, и я заснул.
Юзек:
«У меня дела складывались неважно. Я чувствовал себя хуже, чем в предыдущие дни. Мне показалось, что и Вальдеку сегодня тяжело. Вы нагнали нас так быстро… Утомительный день, но… по-настоящему мне досталось при подготовке площадок. Это меня окончательно доконало; такая скверная работенка, что господи боже!..»
Шимек в лагере II:
«Вчера мне было плохо. Поэтому сегодня я вместе с Мацеком стал спускаться с перевала в «двойку». Шерпы кажется, отправились выше, в японский лагерь. Мы двинулись в путь только около полудня. Сверху во втором лагере было видно какое-то движение. Я решил, что там готовятся к ночлегу, и теперь, когда Мацек намерен вернуться на базу, я присоединюсь к ним. Потом лагерь II скрылся из моих глаз. Мы вышли из-за снежной складки, и я увидел… приближающуюся тройку. Меня удивило и почти оскорбило, что они следуют выше, оставив меня. Ведь Доктор до сих пор являлся моим партнером. Он должен вернуться!
Можно было просить их либо настаивать, чтобы кто-то остался со мной — ведь мне следовало заняться съемками, но, страшно обозлившись, я подумал только: «Шут с ними!» — и мы разошлись. Они, видите ли, так ужасно спешили, что успели добраться лишь до «рондо» у перевала».
Рогаль в лагере IIIa, у перевала:
«Мы вышли с базы рано, около семи утра, планируя сегодня же добраться до перевала, в лагерь III. На леднике Доктор задал нашему движению истинно олимпийский темп. Было еще холодно, но на морене нас настигло солнце. Бодрый темп и страшная жара мстили за себя. Мы добрались до лагеря II измученные, буквально умирая от жажды. Два часа отдыхали, готовя еду и питье. Я помню отврати тельную кашу с привкусом жидкости «Людвик» от плохо вымытой посуды. От нее я долго потом не мог прийти в себя.
На траверсе виднелись шесть темных точек, медленно движущихся по снежному полю. Это были вы!
Наконец, взяв себя в руки, мы двинулись дальше. В нескольких сотнях метров за лагерем повстречали сходящую вниз двойку. Шаман имел оскорбленный вид, оттого что мы следуем дальше.
Мы говорили недолго. Петр советовал ему спуститься в базовый лагерь на два дня. Ободрял его заверениями, что Сташишин планирует еще один выход к «четверке». Мы разошлись: Шаман — к «двойке», а мы в этот день поспели только в лагерь у перевала.
Вечером связались с Войтеком. Он сообщал о биваке на высоте 7100, на крохотной террасочке. Беспокоился, что шерпы не идут вслед за вами. Мы не могли воздействовать на них — ведь они находились на японской стоянке. Петр считал, что по крайней мере один из вас должен остаться, чтобы руководить шерпами».
24 мая
Спали мы очень долго. Вчера нам крепко досталось, а ночь, проведенная в тесноте, не принесла желанного отдыха. Ныли мышцы ног и плечи. Впервые в жизни мы ночевали так высоко (7100 метров над уровнем моря!). Но, несмотря на все это, наша шестерка хорошо провела ночь. Если бы только она оказалась длиннее!
С трудом мы принялись за работу. Приготовление завтра ка, одевание, потом свертывание палаток — все это отняло у нас уйму времени. Мы были измучены и потому страшно замешкались. Лишь после одиннадцати смогли двинуться дальше.
Как и вчера, образовали три связки по двое. Войтек с Рубинеком, Вальдек с Юзеком, Весек со мной. Мы перевали ли через скальную гряду, наискось забирая вверх, к седловине на ребре.
Ветер был такой же, как и вчера, но снег значительно хуже. Мы проваливались по колено. Прокладывали дорогу, каждые четверть часа сменяя друг друга. Дольше всех выдерживал Войтек.
— Он в превосходной форме! — Юзек был полон уважения — Ну а ты как себя чувствуешь? — переговаривались мы с ним во время привала.
— Я ослаб, но идётся мне хорошо.
— Старик… Просто сегодня такой день! Завтра будешь чувствовать себя лучше. — Я продолжал верить, что так оно и произойдет.
Высота уже давала знать о себе. Делалось душно, легкие как бы уменьшились в объеме. При каждом шаге приходи лось делать больше глубоких вдохов… Мы часто останавливались, опираясь на ледорубы. Нас охватывала усталость и апатия. Я знал только, что нужно передвигать ноги, а день… еще далеко не кончился.
— Это результат вчерашней усталости и того, что не удалось как следует выспаться, — объясняли мы себе причину низкого темпа.
Время летело, а высота возрастала незначительно. Шел уже третий час, когда Вальдек добрался до скальных плит, скрытых под тонким слоем снега. Он пытался вбить ледовый крюк, но снег был сыпучий, а под ним всюду сплошные скалы. Не дожидаясь результатов этих усилий, я обошел его по широкой дуге и добрался до скальной гряды.
По нашим следам пришли и коллеги.
— Скоро три. Время подыскивать место для ночлега.
Мы помнили о том, сколько времени потратили вчера на подготовку площадок.
Но всюду, куда хватал глаз, не обнаруживаю места, где можно поставить палатки. Я стал карабкаться вверх по гребню гряды. Слева вниз уходил глубокий снежный кулуар. С трудом одолевая снеговые и скальные нагромождения, я добрался до вклинившейся в снег скалы. Над ней десяти-пятнадцатиметровая снежная грань, нависающая над кулуаром, она вела под скальный уступ. Я подумал, что выше должна быть приличная полка.
— Попытаюсь еще подняться. Страхуй! — бросил я Весеку.
Он глубоко вогнал в снег ледоруб, обвязав его верёвкой.
Правая часть стены напоминала обледеневший желоб. Я карабкался медленно, крайне осторожно, чувствуя, что спешить нельзя, что я не могу допустить ни малейшей оплошности. Стена стала отвесной, а скалы были залиты ледяной глазурью. Подо мной — снежное поле, на нем крохотные закоченевшие фигурки в разноцветных куртках и шапках. Мне казалось, что они смотрят на меня, надеясь, что я найду место для ночлега.
Сперва я испытывал страх, естественную боязнь. Но действие высоты, мороз и желание поскорее найти место для бивака подавили инстинкт самосохранения. Поняв, что карабкаться мне уже недолго, я вообще перестал бояться. Не было в этот момент ничего важнее, чем одолеть стенку и найти место для палаток!