задело колени. Чьи-то руки продолжали тащить меня за свитер так, что он задрался на лицо. Наконец я услышала:
– Жива?
Я одернула свитер и увидела Майю, которая стояла надо мной бледная, словно недозревшая антоновка. Черт, почему эта встреча произошла именно сейчас?
– Вызывай «Скорую», – скомандовала я.
На самом же деле мне хотелось сказать ей совсем не это.
– Сильно приложилась?
– Быстрее, – торопила я, пока она доставала телефон.
Я продиктовала адрес, а потом выхватила телефон из ее рук и сама принялась рассказывать оператору, что случилось и кому нужна помощь.
Пока я разговаривала, Майя заботливо отряхивала от снега мои джинсы и свитер. Я смотрела на нее не отрываясь, словно глазами могла вести параллельный диалог.
– Восемьдесят четыре или пять… – говорила я в трубку.
«Где ты была все это время?»
– Пульс, кажется, есть, но слабый. Я не уверена.
«Как ты здесь оказалась?»
– Что я могу сделать, пока вы едете? Есть корвалол…
«Ты уверена, что тот инквизитор в маске из твоих снов – Бергман?»
– Через сколько минут вы будете?
«Почему ты убежала тогда, на площади, когда мы с Климом вышли из «дома с чертями»? Ты узнала его? Или просто испугалась?»
Наконец я протянула Майе телефон, растерянно на нее глядя. Я пребывала в шоке и от ее появления: такого долгожданного и такого неожиданного, и от того, что какой-то ненормальный только что чуть не проехался по мне на автомобиле, и от того, что в доме Ольховых лежит Антонина Петровна, которой срочно нужно помочь.
– Тапки подними, простудишься.
Как по команде, я развернулась к дороге. На этот раз внимательно посмотрела сначала налево, затем направо, как учили в школе. Подняла тапки, которые теперь валялись на проезжей части метрах в пяти друг от друга.
Когда я обернулась, Майи и след простыл. Скорее всего, она побежала и скрылась в одном из переулков. Вероятно, в том, на который выходил дом Ветровой. Проверить это у меня не было возможности. Сделав глубокий вдох и стараясь не поддаваться панике, я побежала назад, к особняку Ольховых. Входная дверь была нараспашку. Я лишь слегка прикрыла ее, чтобы бригада «Скорой» могла без труда попасть в дом, и побежала наверх через две ступени, чтобы попробовать привести в чувство Ветрову теми способами, которые продиктовали мне по телефону.
Я совсем забыла о Маше и очень удивилась, застав ее тут. Она сидела рядом с лежащей на полу сестрой и трогательно гладила ее по голове.
– Дай-ка я попробую, – произнесла я вслух и опустилась на колени рядом со старушкой.
Врачи приехали неожиданно быстро. Все время, что они пытались вдохнуть жизнь в тело Антонины Петровны, Маруся стояла рядом с ними, будто выглядывая из-за их спин. Я отошла к окну и просто ждала, не спуская глаз с улицы. Вдруг Майя дожидается меня внизу?
– Мы сделали все, что могли, – услышала я голос фельдшера. – Сожалею. Пожила ваша бабушка…
– Не моя, – растерянно сказала я.
Поняв, что не знаю ни одного номера кого бы то ни было из родственников Ветровой, я бросилась к квартире Ксюши. Сколько ни барабанила в дверь, мне никто не открыл. Когда я сбегала вниз по лестнице, услышала звонкий лай. Дверь на первом этаже приоткрылась, и я увидела Веру Петровну.
– Номер родственников Ветровой знаете? – без лишних сантиментов бросилась я к ней.
– Ну знаю, а к чему такая спешка? Случилось что?
– Умерла Антонина Петровна…
– Вот те на, – растерялась старушка.
Она скрылась за дверью и вскоре протянула мне клочок бумаги с записанным на ней номером и подписью: «Ветров».
Я устремилась обратно к дому Ольховых. Антонину Петровну как раз выносили на носилках. Я передала фельдшерам записку. Маша стояла на пороге, будто на улицу выходить ей не велели. Я подошла и встала рядом с ней, не спуская взгляда с носилок.
– Она тебя очень любила, Маша. Очень.
Двери кареты «Скорой помощи» захлопнулись, и я повернулась к девочке. Рядом ее не оказалось. Я вошла в дом, но и там Маши не было. Вдруг я услышала резкое «ку-ку» и вздрогнула от неожиданности. Кукушка не унималась так долго, что я побоялась, что птица не остановится уже никогда. Столько часов просто нет в сутках. Птица повторяла и повторяла свое «ку-ку». Куковала она раз восемьдесят пять, не меньше. А может быть, восемьдесят четыре.
Во дворе я встретила Веру Петровну. Она стояла у кормушки и тихо плакала. Муся бегала вокруг нее, так что старушка еле успевала поднимать ноги, чтобы не запутаться в поводке.
– Думаю, она прожила долгую и счастливую жизнь, – попыталась успокоить ее я, подойдя ближе.
– Да не по ней я плачу, – махнула рукой Вера Петровна. – Себя жаль. Так и не помирилась с ней, не успела… Теперь ведь корить себя буду всю оставшуюся жизнь.
– Вы дружили?
– Когда-то…
– А что случилось?
– Да и говорить смешно. Накормила она мою Мусю своими пирожками. А той еще и года не было, совсем щенок. Я ведь ее только телятиной сырой кормлю, индейкой… А эта… пирожки! Собаке! Своих снегирей и то лучше кормит. Мусе ведь такое нельзя, она и помереть могла…
– Но не померла, – заметила я.
Муся громко тявкнула, будто пыталась добавить что-то на своем, собачьем.
Не дожидаясь ответа, я пошла прочь со двора.
В гостиной «дома с чертями» кипела дискуссия бурная настолько, что мое появление заметили не сразу.
– Лена, – первым обратил на меня внимание Димка. – Привет.
– Во дворе дома Ольховых еще один труп, – сообщила я.
Мужчины хором ахнули. Я поспешила рассказать детали.
– Выходит, часы с кукушкой убили обеих сестер, – задумчиво произнес Максимильян.
– Я бы на месте Ольховых поспешила от них избавиться как можно скорее.
– Надо узнать, за сколько он готов их отдать.
– Ты серьезно готов их купить?
– Почему бы и нет?
– Это будет не самая странная и не самая страшная вещь в этом доме, – хохотнул Димка.
– Неужели никакой мистики? – возмутился Клим. – Просто часы когда-то висели на хлипкой стене, часто падали, и оттого кукушка теперь кукует, когда ей вздумается, пугая впечатлительную хозяйку и соседскую старушку?
– А ты предпочел бы поверить в злой дух, вселившийся в деревянный корпус? – ухмыльнулась я.
Клим не ответил, лишь скроил насмешливую физиономию.
– У нас тоже новости есть, – откашлявшись, сообщил Поэт. – Сорока на хвосте принесла, что конкуренты вызывали Ольхова сегодня не только потому, что он ближайший сосед погибшей Тимофеевой.
– Он был одним из первых, кому Павел позвонил в поисках жены, когда та перестала отвечать на звонки, – отметила я.
– Павел – не единственный представитель семьи Тимофеевых, с кем Ольхов поддерживал плотное общение. Я бы сказал, слишком плотное.
– Анжела? – догадалась я.
– Именно. В ее телефоне нашли переписку с Виталием. Активную и регулярную. С интимными фото и недвусмысленными приглашениями.
– Она была его любовницей?
– Без сомнения.
Я не сразу нашлась что сказать. Клим продолжил:
– Помнишь, я рассказывал, что видел из окна особняка Ольхова с какой-то дамой, выходящими из машины? Сейчас я понимаю, что это была Тимофеева.
– И