неизменно стоит рядом с одной и той же девушкой.
Я наклонилась и попросила приблизить изображение. Симпатичная блондинка, примерно моего возраста. Серое платье с горлом и длинным рукавом. На фото она действительно стояла вплотную к Виталию. Димка щелкнул клавишей, и на экране появился снимок с другого мероприятия. Трое мужчин и та же блондинка на природе у костра. Виталия она держит под руку и смотрит ему прямо в глаза, в то время как другие пытаются улыбнуться фотографу. Поэт показал еще несколько изображений. Закономерность действительно присутствовала.
– Одна из героинь служебного романа, о которых говорили коллеги Ольхова? – догадалась я.
– Да, с помощью поиска по изображениям нашел ее социальные сети и имя: Анастасия Юрьевна Величко. Покопался в переписке, обнаружил некоторые двусмысленные послания. Определенно их отношения были несколько ближе, чем у начальника и подчиненной.
– Она работала под его руководством?
– Как я понимаю, до сих пор трудится в том отделе, где когда-то работал Ольхов. Что делать с этой информацией, я пока не знаю, но ничего более интересного мне найти не удалось, – вздохнул Димка. – Как твой разговор?
– Джокер не сообщил? – удивилась я.
– Сообщил, – ответил сам Бергман. – Но твоими ощущениями кто-то кроме тебя поделиться вряд ли сможет.
– Об отношениях соседа с Лилией Ольхов либо не знает, либо их и вовсе не было. Не врал совершенно точно. Правда, когда я заговорила об изменах, заметно занервничал. Ну, судя по этим снимкам, понятно почему: у самого рыльце в пушку.
– Так, может, с Лилей был роман у него самого, а не у Тимофеева? – предположил Димка. – А что, учитывая его любвеобильность, вполне вероятно.
– Ага, и, убивая соперницу, Лиля немного ошиблась адресом? – съязвил Клим.
Поэт не нашелся что ответить. Демонстративно встал, хлопнул крышкой ноутбука и вышел из кабинета. Клим, сославшись на дела, последовал его примеру.
Я встала, чтобы тоже уйти, но взгляд зацепился за бумажный пакет, который я оставила возле двери. Я подошла, вынула альбом и положила на стол Бергмана.
– Кузьмич отказался брать с меня деньги.
– Альбом уездной барышни Матвеевой, – кивнул Бергман. – Купил за бесценок, кстати.
– Историю его покупки я знаю. Заезжий немец проиграл его в карты какому-то выпивохе. Тот, в свою очередь, не найдя средств для очередного возлияния, выставил его на продажу в Интернет.
– Именно так, – улыбнулся Бергман. – Кстати, в магазине есть и более любопытные экземпляры.
– Да, но потомков авторов тех альбомов я, вероятно, не знаю лично.
Максимильян нахмурился и вопросительно посмотрел на меня.
– Матвеева Екатерина Ильинична – прабабушка Антонины Петровны Ветровой, соседки Ольховых. Я в этом почти уверена.
– Матвеева… Кажется, ее погибшая сестра носила эту фамилию?
– Да, подозреваю, что мать, родившая от немца, дала дочери фамилию Матвеева в целях конспирации. По легенде, отцом Маши был странствующий геолог, поэтому собственную фамилию давать девочке Елена не стала. Ведь у нее якобы был отец. Пришлось придумывать дочери не только имя, но и фамилию. Так, вероятно, она и стала Матвеевой, как бабка Елены.
– Удивительное совпадение, – произнес он. – Ты права, человек, который мне его продал, рассказывал, что получил его от немца. Старик приехал в Россию с целью альбом вернуть. Его лучший друг передал ему фолиант перед смертью.
– Возможно, мать Ветровой подарила его Мартину еще до рождения Маши, пока они были вместе…
– Интересно, знает ли о его существовании Ветрова?
Бергман встал из-за стола и приблизился ко мне.
– Скоро узнаем, – тихо произнесла я, отвечая на его вопрос.
Приближение Джокера заставляло сердце биться чаще. Он остановился буквально в десяти сантиметрах от меня. Наклонил голову, протянул руку к моей шее. Аккуратно, едва касаясь кожи, взял подвеску двумя пальцами и покрутил.
– Решила надеть? – усмехнулся он.
– Да, жду, когда хозяин объявится. Кстати, ни Поэта, ни Клима она не заинтересовала.
– Я люблю безделушки, – хмыкнул Максимильян, оглядывая свой кабинет.
Здесь действительно было множество старинных вещиц разных форм и назначений: от литографий до астролябий.
Я стояла, боясь сделать вдох. Наконец Бергман отпустил кулон и аккуратно поправил шнурок на моей шее. Кожа при этом предательски покрылась мурашками. Вряд ли это укрылось от его цепкого взора.
Не говоря ни слова, я взяла альбом и вышла из кабинета. Уже лежа в кровати, я вспомнила, что так и не договорилась об оплате. «В конце концов, спишет на расходы для расследования», – убедила я саму себя. Я боялась снова встречаться этим вечером с Максимильяном даже взглядом, настолько взволновали меня его прикосновения. Делал он это будто невзначай, но у такого человека, как Джокер, рассчитаны даже самые незначительные движения и слова. «Пусть катится к красотке, которой предназначался букет», – успела решить я перед тем, как заснуть.
Утром, даже не позавтракав, я припустила к Гоголевскому скверу. Первые двадцать метров я почти бежала, но с каждым новым поворотом скорость приходилось снижать – на дороге была настоящая гололедица. Дворники трудились на тротуарах, методично постукивая ледорубами. В итоге к переулку я фактически подкрадывалась.
Антонина Петровна моему появлению не удивилась. Сегодня она была в приподнятом настроении. Сразу принялась хлопотать на кухне, заваривая чай и заверяя, что ее пироги на следующий день не хуже свежих.
– Это все потому, что я в тесто яйцо не кладу, – объясняла она.
Я переместилась в комнату, пока она накрывала на стол. Взглянула на стену с портретами над кроватью. Сомнений быть не могло – уездная барышня с первой страницы альбома красовалась на одном из портретов, что висели на стене.
– Антонина Петровна, – набрав полную грудь воздуха, начала я. – В центре города есть небольшой букинистический магазин. Вчера я случайно обнаружила там вещь, которая, как мне кажется, принадлежала когда-то вашей семье.
Я вынула из пакета альбом и положила на стол, чуть подвинув тарелку с пирогами. Как ни странно, радости узнавания я на ее лице не заметила.
– Что же это, милочка?
– Посмотрите.
Она открыла альбом и обомлела:
– Мать честная! Альбом прабабки… Елизаветы Ильиничны. Я уж и не думала, что когда-то его увижу. Откуда он у тебя?
– Из магазина, я же сказала.
– Батюшки… Но как?
Я рассказала ей историю, которую слышала от Василия Кузьмича и Бергмана о заезжем немце. Старушка бережно переворачивала страницы, подолгу задерживаясь на каждой.
– Я ведь и не видела никогда этот альбом. Мать рассказала мне о нем уже после моего замужества. Как она жалела, что подарила его Мартину. Прямо не сказала, конечно, но я поняла, почувствовала… Уж не знаю, почему она тогда это сделала. Мне не сказала, а я и спрашивать не стала. Зачем былое бередить? Видать, любила его сильно, вот и отдала самое дорогое, что у нее тогда было.
– Странно, что он не вернул альбом после того, как она дала ему от ворот поворот.
– А как отдать единственное, что у тебя есть от любимой женщины?
– Но ведь он в итоге связал свою судьбу с Фемке… мог бы тогда вернуть.
– Сердцу не