- Ну, насчет «бесследно» вы поторопились…
Гримодан таинственно улыбаясь, извлек из кармана круглую жестяную коробочку-бонбоньерку. Аккуратно открыл крышку…
Череста перегнулся через стол, заглядывая в нее. Он и сам не знал, что надеялся там увидеть, но, в любом случае, не то, что ожидал.
- Что это?!
В коробочке лежали какие-то обрывки, кусочки, комочки, похожие на… снятую кожу?!
- Что это за дрянь?
- Это, мой дорогой друг Череста – тот самый след, который якобы не оставил Спектр.
- С кого вы содрали это кожу?
- Со Спектра, - подмигнул Гримодан.
- Это как?!
- Не собственноручно, конечно. Это – остатки грима, который я нашел на полу за кулисами» Божьей коровки».
- О, господи, - Череста поднял глаза к потолку, но Господь ожидаемо не ответил. Он вообще не очень часто вмешивается в дела обитателей земли, - Грим. На полу кабаре. В котором сотня девиц, меняющих образы чаще, чем любовников...
- В образе старух они тоже выходят?
Череста замер и внимательно посмотрел на развалившегося в своем любимом кресле у углу Гримодана:
- Говори.
- Видел в закулисье старика-уборщика?
- Видел, - припомнил Череста.
- А его там не было. Потому что старика зарезали в каморке, в которой он жил, еще сутки назад.
- Так. Значит, это был Спектр?!
- Да. И девчонки поймали его еще в облике старика. А вот из кабаре он выскочил уже в другом гриме. Что это означает?
- Что грим старика он снял в кабаре.
- Верно. Седой парик – тоже, но парик я не нашел, похоже, Спектр предусмотрительно унес его с собой. А вот снятый грим старика – бросил на полу. Торопился, а тот, кто торопится – всегда совершает ошибки.
- Так. Стоп. И как это нам поможет? Грим можно купить где угодно.
- ТАКОЙ грим? О, нет…
Череста осторожно извлек лоскуток грима:
- Тонкая основа, естественный цвет, рисунок морщин и склеротических жилок… - он втянул запах ноздрями, - никакого сандарака, легкий аромат этенкарбоновой кислоты… Такой грим можно найти только в одном месте.
Гримодан выдержал паузу, явно ради пущего эффекта:
- В цирке Ильфенэй.
Эффект был сильно испорчен прозвучавшим телефонным звонком:
- Особняк Эллинэ, Череста… Слушаю… Дальше…
Тут Череста отнял трубку от уха и посмотрел на нее так, как будто ожидал увидеть, как та превратилась в букет роз.
- Шшшто? – прошипел он, бросил ее к уху снова, - Что?! Скажите, что мне послышалось!... Тысяча демонов из глубин ада…
Лицо начальника охраны меняло цвет от ярко-багрового до снежно-белого и обратно.
- Ваши действия?... Результат?... Немедленно назад! Сюда! Ко мне!
Он швырнул трубку в сторону – телефон слетел со стола и покатился по полу, жалобно звеня и рассыпаясь осколками – и схватил другой телефон:
- Череста. Соедини с Бьерко... Общий сбор по первому расписанию… В Темные кварталы. Выполнять!
- Прошу прощения, разрешите поинтересоваться, в целях утоления моего, возможно неуместного любопытства…
- Что?! – рыкнул Череста.
- Что еще за «первое расписание в Темные кварталы» и что произошло?
- Первое расписание – нехорошо улыбнулся Череста, - это когда все имеющиеся у меня люди, а их у меня, поверь, немало, отправляются с целью объяснить немного зарвавшимся наглецам, что ТАК поступать не стоило. У военных это называется «карательная операция».
- В Темные кварталы? – Гримодан стал очень серьезен, - Не советую. Чревато бунтом.
- Мне плевать. Госпожу Эллинэ похитили.
Глава 46
- Казнь, - пожала плечами Кристина, - подразумевает суд…
- Для чего, по вашему, здесь собрался Совет металлистов в полном составе?
- …а суд, в свою очередь, подразумевает, как минимум, обвинение. И возможность защиты. Я уж не говорю про адвоката. Иначе это не суд, а судилище. В таком случае - просто убейте меня и не будем тратить ни мое, ни ваше время.
Металлисты пошевелись, негромко что-то обсудили между собой.
- Вы так торопитесь на тот свет? – наконец спросил Аур.
Кристина пожала плечами. Странно, но она действительно не боялась смерти. По крайней мере – в данный момент. Сожаление, что Спектр добьется своих, пока неясных, целей, печаль из-за того, что расстроится Мюрелло, огорчение из-за того, что она так и не смогла пройти до конца цепочку с поиском неуловимого доктора Воркеи… Всё это – да. Страха смерти – нет. Разве что небольшой страх возможной боли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Во-первых, - спокойно произнесла она, - я не люблю оттягивать неизбежное. Во-вторых же… за последние пару месяцев меня два раза взрывали, травили, хотели удушить отравляющими газами, убить в крушении дирижабля, зарезать руками липанов… Знаете, я уже как-то привыкла к мысли, что не доживу до двадцати пяти лет.
- Снова попытка надавить на жалость?
- Снова не угадали. Итак, в чем меня обвиняет суд металлистов?
- Суд народа.
- Не буду спрашивать, когда и как народ дал вам право говорить от его имени…
- И тем не менее, - перебил ее товарищ Аур, - я отвечу. Народ дал нам это право, когда сделал нас металлистами. Вы думали, это мы, - он обвел своих коллег рукой – всемером собрались и объявили себя вождями народного гнева?
Кристина промолчала, хотя именно так и думала.
- Ни один из нас не рвался в Совет, каждого из нас выдвинули коллективы. Товарищ Аур – это не мое имя и не мой псевдоним. Это – должность. И когда меня убьют жандармы, отправят на каторгу или бросят в стакан – придет следующий товарищ Аур. И движение к революции не прекратится ни на миг. Вам понятно?
- Да, - сказала Кристина. На некоторое время она даже испытала стыд. Потому что приняла этих, без сомнения, самоотверженных людей, за «революционеров» двадцать первого века. Которых не просто не выдвигал народ – «революционеров», которые этот самый народ, за свободу которого якобы борются, просто-напросто презирают. Впрочем, стыд был недолгим. Трудно стыдится людей, которые хотят тебя убить.
- Теперь к обвинениям. Народ Ларса, в лице своих представителей, Совета металлистов, обвиняет Кармин Эллинэ в том, что она, будучи главой одной из самых богатых семей Ларса, является частью системы по угнетению ларсийского народа. Кармин Эллинэ обвиняется:
- в том, что условия труда на предприятиях Ларса вообще и предприятиях, принадлежащих семье Эллинэ, в частности, выжимаете все соки из рабочих, превращая их из людей, в отравленных стимуляторами придатков к станкам и машинам;
- в том, что ради увеличения прибыли сокращаете заработные платы, одновременно увеличивая цены и штрафы, вынуждаете Ларс вести захватнические войны, в которых на вашей стороне воюют угнетенные вами же рабочие;
- в том, что из-за вашего попустительства, а то и прямого покровительства, процветает преступность;
- в том, что выжав все, что можно, из рабочего, вы выбрасываете его на улицу, обрекая на смерть от голода.
Спокойный голос товарища Аура жутковато контрастировал со смыслом предъявляемых обвинений.
- Так уж и на смерть… - пробормотала Кристина.
- Вы опять решили, что услышали риторическую фигуру? Нет, это не иносказание и не гипербола… удивительно слышать такие слова от простого рабочего, верно? Так вот, несмотря на то, что я знаю риторику – я не пользуюсь приемами «для увеличения выразительности сказанной мысли»…
Кавычки в словах Аура были слышны не менее четко, чем сарказм.
- …и когда говорю «смерть от голода», я имею в виду – смерть от голода. Рабочий на фабрике – любой рабочий на любой фабрике – не имеет ничего. Не имеет жилья, кроме того, что ему выделено от фабрики, не имеет денег, потому что со своей оплаты с трудом кормит семью и не имеет возможности копить, не имеет возможности устроиться на другую работу, потому что его увольняют, только если он в силу здоровья или возраста неспособен больше работать, либо же потому, что он попал в списки «неблагонадежных» и теперь для него закрыты двери любой фабрики и любого завода. Что остается уволенному? Умереть от голода. А теперь – что вы можете сказать в свое оправдание?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})