Но марафон снимать имело смысл только отсюда: здесь было лучше со светом, чем в Уэст-Сайде, ближе к концу дистанции. Ну да, здесь были его друзья, клиника, где он работал, и наши воспоминания. До этого воскресного марафона я не в силах была совместить все это со своей жизнью. Но я живу на острове, тут не до разграничений. Если я случайно наткнусь на Гэйба или на кого-нибудь из его друзей или знакомых, возникнет ненужное напряжение, словно тревожная музыка в фильме, которая предупреждает зрителей о грядущих опасных событиях. Музыка-предупреждение бьет по нервам, прямо как страх, который я несла с собой в Ист-Сайд в сумке с фотоаппаратом. Так и ждешь, что сейчас случится нечто. Но самые ужасные события обычно разворачиваются в тишине, со скоростью падающего ножа гильотины. Мне следовало бы быть поосторожнее; в случае чего я спрячусь за объективом камеры.
Избавлю вас от напряженной музыки: Гэйба я не встретила. Я наткнулась на нашего бывшего швейцара Азу. Он улыбнулся мне с другой стороны заграждения, и мне немедленно захотелось плакать. Улыбка Азы была сочувственной. Так улыбаются люди, когда говоришь им, что тебя только что уволили. Глядя на Азу, я со всей отчетливостью поняла: я не готова съехаться с Оливером. Я не хочу делить с ним еще каких-то людей, я не хочу перехлеста, я боюсь, что через годы встречу нашего с ним швейцара и мне опять захочется плакать. Кажется, это и называется «Обжегшись на молоке, дуют на воду».
Ничего удивительного. Слишком много народу съезжается в целях экономии. «Ну, это же логично. Глупо платить за две квартиры сразу». После нескольких месяцев свиданий вы и так почти живете вместе, спите вместе почти каждую ночь. Но съезжаться до свадьбы глупо. Это не то, что раньше, когда свидания были формальнее, подчинялись правилам. Теперь вам известно, перетягивает ли он одеяло на себя, платит ли по счетам и выдавливает ли он зубную пасту из конца тюбика или из середины. И чтобы выяснить, разбрасывает ли он носки, содержит ли в чистоте холодильник и заправляет ли по утрам кровать, вам вовсе не нужно оплачивать одну квартиру на двоих. Вы уже все знаете. Жить до женитьбы вместе – абсурд. Бессмысленная предосторожность! Она дает фальшивое чувство защищенности, как балкон, отделяющий Джульетту от Ромео. До того, как мы с Гэйбом поженились, мы прожили вместе три года, и что я получила в результате? Мне слишком хорошо было знакомо фальшивое чувство защищенности.
В день нашего бракосочетания раввин обратился к нам с Гэйбом с такими словами:
– Теперь ваши отношения касаются не только вас двоих. – Он поочередно оглядел каждого из нас. Его теплые руки были покрыты коричневыми пятнышками. – Отныне в них участвуете вы – и Бог.
Мне понравилась эта идея.
Бог взял меня под защиту, и теперь если Гэйб наделает глупостей, он обидит не только меня, но и Священное Писание, и заповеди, и Бога с большой буквы. Вступление в брак – это обязательство всю жизнь работать над нашими взаимоотношениями, при любых обстоятельствах. Ну, с моей точки зрения, эти «обстоятельства» исключали нападение на меня или наших детей. Если Гэйб хотя бы однажды так поступит, все будет кончено, ну, или произойдет то самое «пока смерть не разлучит вас», как говорится в обетах. Это я знала точно; я очень уважаю обеты.
Мне кажется: никто не думает о разводе, когда вступает в брак. Некоторые люди, едва вступив в новые взаимоотношения, заявляют, что не верят в развод. Как будто этим можно хвастаться, как томатным соусом домашнего приготовления или ровными от природы зубами. «О, я не верю в возможность развода», – говорит такая особа, складывая салфетку и поджимая губы. Словно «развод» – мифическое существо, способное летать, как Санта-Клаус или Зубная фея. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь ответил: «А я верю. Очень полезно для цвета лица и бумажника. Столько необходимых солей, дорогая, обязательно попробуй». Может быть, в развод верят дети, наблюдавшие, как их родители доводят друг друга до истерических рыданий. Но они, возможно, не верят и в брак, ну, как некоторые люди не верят в электронную почту и сотовые телефоны. Да, они признают их существование, но считают, что это не для них. Пока в один прекрасный момент ситуация не меняется.
Я считала, что мы с Гэйбом оба верили в брак, когда вступали в него. Даже если бы один из нас гульнул налево, я полагала, что мы бы исправили ситуацию, общаясь, работая над ней, обращаясь к семейному психологу. Я повторяла это про себя, словно читая с плаката инструкцию. Мы бы восстановили доверие, сначала изучив и поняв, почему произошло предательство. Потом мы бы преодолели ситуацию, позаботившись о том, чтобы она, благодаря нашему вновь найденному взаимопониманию, не повторилась. Я сделаю все, чтобы Гэйб мог быть со мной откровенным, а он постарается избегать двойственных ситуаций и будет действовать более осмотрительно. Все это выглядело красиво и упорядоченно, будто изысканный сандвич к чаю. К сожалению, Гэйб признавал только сандвичи с копченой колбасой.
Я знала: мы будем ссориться, но в итоге вспомним, что мы одна команда. Мы двое против всего мира. У меня отличные легкие, но я не могла кричать «Ура!» за нас обоих. Гэйбу тоже требовалось делать свое дело, иначе нам не победить.
Многие из моих знакомых относятся к браку легко. «Ну да, почему бы и нет? Если не получится, всегда можно развестись». Не идеальное отношение к делу, но вполне современное, все равно как «Приходи к нам в субботу вечером, будем отмечать мой развод». Да еще и присылают электронные приглашения. Но я открыла способ узнавать людей, которые и вправду верят в брак.
Они развивают взаимоотношения.
Если вы замужем за человеком, который не продвигает ваши отношения вперед, задумайтесь. Если он готов идти вперед только из страха перед потерями, то такой человек скорее нагнется поближе к воде, сидя в тонущей лодке, чем примется вычерпывать воду. Это вам мой спасательный круг.
До того, как мы с Гэйбом поженились, я планировала свое поведение на годы вперед. Я употребляла слова «всегда и «никогда». «Я всегда буду обсуждать с тобой все проблемы. Я никогда не рожу ребенка только для того, чтобы привязать тебя к себе». Однако истина заключается в том, что пока обстоятельства не переменятся, трудно представить, как ты себя поведешь. И вот однажды они переменились.
Это случилось ровно год тому назад. Было 3 ноября 2002 года, воскресенье, в которое обычно проводится нью-йоркский марафон. Линусу подстригали когти на 81-й улице. Моя сестра Ли была у нас в гостях. Она полулежала на диване в гостиной, смотря развлекательный кабельный канал «Е!» и листая журнал «Стиль». Я была в начале беременности.
– Запри чертову дверь, Ли. И ни за что не открывай ее.